Этой весной, когда у многих нет возможности видеть траву, зелень кажется особенной благодатью. Три месяца назад в Дубне на ПечеКуче я рассказывала о жизни в грузинской провинции: об отсутствии сообществ, движухи, культурной жизни, о замершем времени – все это казалось минусами. Но за два месяца мир так поменялся, что минусы стали плюсами.
Осенью я сформулировала для себя: «Сагареджо – это рай, но рай хорош тем, что из него можно выйти». Теперь, вернувшись в зеленый мир-сад в разгар этой больной весны, поняла, как здесь хорошо. Как хорошо дышать этим тихим мокрым апрелем. Как хорошо выйти во двор и вернуться с двумя зелеными букетами: из мяты и из петрушки с кинзой.
Только через две недели после возвращения в Грузию я начала слышать птиц. Говорят, душа не успевает за самолетом. Я вернулась в медленный мир цветущего абрикоса и ткемали. У абрикоса крупные богатые цветки, у ткемали мелкие, но их море. Вся трава в лепестках, воздух в лепестках. В салате, сколько ни мой зелень, все равно лепестки ткемали.
Пока было солнечно, наш сад-остров казался очень тихим. А в дождь он вдруг зазвучал. Но еще громче мир зазвучал после дождя, когда на траву и мокрые тропинки вдруг высыпали дрозды. Черные с желтыми клювами, они по-хозяйски прыгали, поеживались и пели. Звонко, заливисто, но все равно как-то по-домашнему.
Я пыталась сфотографировать дроздов, но они не так просты. После обеда их не видно и НЕ СЛЫШНО. Я наивно постукивала палкой по зарослям плюща, которые облюбовали дрозды. И держала телефон наготове – вдруг полетят. Но нет, дроздам не до меня. Тихий час.
– Пива хочешь, фотограф? – спрашивает Иракли.
Хочу сказать «нет», но язык не слушается.
– Дроздов надо фотографировать утром. А сейчас смотри выше, еще выше – орел!
Так я увидела орла. И мне стало страшно. Привычка человека из бетонных джунглей бояться всех животных и птиц, которых видишь в природе.
Да, лучше бы у меня была привычка смотреть выше. Я бы чаще видела орла. Он завершил круг и пошел на второй, выше всех птиц и деревьев, мне показалось, что много выше окрестных гор. И даже на такой высоте он оставался огромным.
Этой весной я вдруг подумала о том, как медленно растут деревья на фоне нашей суетной и постоянно ускоряющейся жизни. Я увидела, как быстро распускаются листья, но жизнь дерева остается медленной и долгой. На голых ветках грецкого ореха сначала зеленеют новые побеги, и видно, насколько выросло дерево, проснувшись после зимы.
Иракли помнит все свои деревья и замечает, как они меняются. Режиссер, который стал садовником, очевидцем растений и птиц. «Я понял, что кино, фестивали, тусовка – это просто амбиции». Он отказался от амбиций в пользу деревьев, которых посадил уже, наверно, сто. Сад стал его детищем, его перспективой. А меня жгут амбиции, мне хочется что-то сделать в том большом, внешнем мире. В том мире, где этой весной люди не видят травы. А у нас тут травы – до горизонта. И в ней мелькают огоньки тюльпанов и красные платьица японской айвы. Такой ярко-красной японской айвы в Сагареджо больше нет ни у кого. Иракли выкопал ее во дворе Берлинской консерватории и потом привез в чемодане из Германии сначала в Москву, и только через два месяца в Сагареджо. Фанатский садовник.
Он проводит экскурсию по нашему двору:
– Здесь инжир, здесь бамбук, лаванда там, а это розмарин.
– А как ты вырастил бамбук? Просто черенок, и просто в землю? – спрашивает наша подружка Оксана.
– Да, – кивает Иракли. – Там грецкий орех, миндаль, фундук.
– А фундук – это от слова «фу»? – вставляет свою лепту Соня.
– Грецкий орех тоже сажают просто в землю? – уточняет Оксана и констатирует:
– У меня ничего не растет!
– Оксана, – говорю я, – зато мы с тобой можем петь! У нас две гитары!
И мы вместе смеемся: «Виноградную косточку в теплую землю зарою…»
Прошлой осенью с «виноградной косточкой» у нас вышел казус.
Больше 20 лет я пела в Москве песню про косточку. А Оксана лет примерно столько же пела про нее, живя в Питере. И вот теперь, разными путями оказавшись в Сагареджо, мы решили, что пора уже, наконец, посадить виноградные косточки…
– Не хочу вас расстраивать, – сказал нам тогда Иракли, – но виноград размножается черенками.
– А косточки? – спросили мы хором.
– Косточки можете закапывать, но лоза не вырастет.
В общем, подвел нас Окуджава с виноградной косточкой.
И непонятно, выйдут ли завтра фотографироваться дрозды.