В сумерках расположились на ночлег. На костре, шипя, жарилось мясо. Михаил сидел у отдельного огня, поджаривал на палочке печень, кидал в рот.
Тихо подошел Коляда, поднес кубок с ромейским:
- Князь, гонец пришел от княгини,- молвил он.
- Кличь. Сядь, боярин,- сказал Михаил,- скажи, отчего в людях духа не стало? Неужто не осталось на Руси витязей?-тоскливо спросил он.
- Отчего ж, есть они, князь.- Коляда задумчиво смотрел на языки пламени, облизывающие поленья.- Ты по боярам-то не суди людей. Ведаешь, кого Боярином встарь называли? Людей ратных, воев. Выродились, в купцев выродились. Ныне боярин- не вой, а торгаш. О мошне о своей печется, не о славе. Забыли дела пращуров, жиром заросли.
- И ты таким станешь, что ль?
- Я- нет. А правнуки мои- должно да. Тут подошел гонец, поклонился, протянул князю грамотку. Михаил развернул свиток, прочел, скривился:
- Скачи обратно, скажи, вскоре буду.
- Не гневись, князь, княгиня Ксения настрого велела с тобою ворочаться,- склонил голову дворовый.
- Ну, так оставайся, со мною и вернешься!- рыкнул Михаил.- Сказано- после! Ступай!
Гонец в нерешительности отошел к кострам. Коляда осуждающе качнул головою, но смолчал, глядя в огонь.
- Так что ж, не нужны бояре?- спросил раздумчиво Михаил.
- Нужны. Токмо не наследовать прозвание должно, а выслужить.
Посидели молча.
- Чем силен татарин?- будто себе сказал князь.- Будто, любой мой кметь троих перешибет, а в поле встретимся- бежим. Откуда взялась напасть такая на нашу голову?
- Знать хочешь, князь? Есть у меня в сотне татарин. Сам пришел, да и остался. Много он мне сказывал. Желаешь- позову. Он по-нашему уж выучился. Девку я ему дворовую отдал. Звать- Тэмугэ. Посля крещения- Тимоха. Звать ли?
- Зови.
Коляда вернулся с маленьким татарином. Лицо его, как блин, было покрыто рубцами, левая бровь будто удивленно приподнята шрамом. Умные раскосые глаза смело смотрели на князя.
- Садись, поведай князю, что мне сказывал,- сказал Коляда, садясь на попону.
Титарин степенно сел, сложил ноги калачиком, чинно поклонился, застыл.
- Расскажи мне про свое племя, Тимоха.
Тимоха снова поклонился, начал сказку, слегка покачиваясь в такт. Голос его был скрипуч, но сочен и вкрадчив.
- Быть много племен в Великой Степи… Меркиты, найманы, булгары, кыпчаки, татары, кэрэиты и много-много прочих. Все кочевали со своими стадами меж Керуленом и Ононом и до самой Великой стены Алтан-хана[1]. Вечно воевали и мирились. И быть в Степи багатур именем Есугэй племени тайчиут. Много воевал он татар и меркитов. Много брал дань в бою. Желал он соединить племена, чтоб не стало войн меж мунгалами.
- Так вы монголы иль татары?- перебил князь, но Коляда предостерегающе поднял руку, и князь умолк.
- Да-а-а, плохой время был в Великой Степи…- будто и не слышав вопроса, продолжил Тэмугэ свой рассказ.- Много людей гибнуть, много продавать в рабство. Есугэй успел собрать курултай. Но его не хотел выбрать жадный нойон. Есугэй ушел на татар, и снова побил их. Перед тем, взял он в жены Оэлун-хатун, да будет свято ее имя… И родила она ему сыновей Хасара, Тэмуджина, Бэлгутея.
Есугэя отравили татары, а его улус растащили злые родичи. Таргутай-Кирилтух, как злобный ворон, все к рукам прибрал. Тэмуджин в рабы взял, в кангу шея одел, прислуживать заставлял. Но Тэмуджин сбежал. Ел коренья, ловил рыбу. Оэлун-хатун сосватала ему невеста в своем племени- Борте- хатун. Тэмуджин вырос, поехал к анде Есугэя- багатура, кэрэитскому нойону Ван-хану. Тот его приютить. Дать халат, сажать на свой конь, помочь воевать свой улус. Окреп Тэмуджин. Много воевать. Вернуть свой улус, собрать белый юрта ханский. Дааа, скоро окреп. Нойоны вольных племен воевать его- бояться, что захватит Тэмуджин их улусы. Кого лаской, кого- войною, покорил Тэмуджин Степь. Никого не жалел. Даже свой анда Джамуха- приказал ломать спина. Что Джамуха- своих родичей, потомков Олан-Гоа, и тех извел. Но над Степью стал мир. Никто не отгоняет табун, спокойно жить даже пастух-харачу. Стал приходить в Степь караван- купцы везти товар. Но Тэмуджин знал- мир- это смерть для воина. И стал он отсылать тумены в разные концы. Покорил он и алтанов, и Кара-киданей, и Хорезм, и сульджутов. Огромны и богаты стали его владения. Богаты караваны. Одно его тяготило- не мог он верить, что сын его старший, наследник Джучи- тоже потомок Олан-Гоа. Еще встарь, когда Тэмуджин был не хан, Бортэ, жену его, отбили меркиты. Но того хватило… Даааа… Большой курултай нарек Тэмуджина Чингис-Ханом… Много воевал Тэмуджин. Много жен было у него, много и сыновей. И всем хотелось стать Ханом… Нежданно Джучи умер… Отравили его, говорили люди. А кто говорил, с коня упал. Остался у него сын- Бату. Умер и Чингис-Хан, забрало его небо. И начался смута в улусе его. Брат на брата, родич на родича. А Бату не стал ждать- собрал он войско- и пошел к Последнему морю, на закат. И урусутов бил, и булгар, и половцев, и много-много стран он прошел. И вернулся Ханом, хоть ханом и не стал… Ныне много улусов в Великой Степи- не то, что ране, при Тэмуджине… Ты, князь, знаешь, отчего слабы они? Как и ты, слабы?
Князь встрепенулся, татарин будто подслушал его мысли.
- Оттого, что вы кровь родичей без цели льете. Брат на брата, чтоб подольше пожить. А Тэмуджин кровь родную лил, чтоб великим стать. Оттого и сильны были мы. А теперь, как и вы, погрязли в сварах…Людей нужных приближал, наделял. Враг-татарин Джэбэ его войско водил. Сыновья кузнеца Джэлмэ знатными нойонами стали. А Хасар, брат, возгордился- и не стало Хасара.- Монгол замолчал, продолжая раскачиваться.
- Иди,- коротко приказал Михаил. Все думы его подтвердил монгол. Все верно. Свою кровь льем, а для дела ли? Нет, для выгод своих, не для дела.
Воины стали устраиваться на ночлег. В лесу ухала ночная птица. Ночь опустила небо на верхушки деревьев, сковывая усталостью. Что делать? Как вразумить бояр? Как народ поднять? Ответа не было.
…Три дни охотою развлекал себя от тягостных дум Михаил. Ввечеру третьего дня, когда расположились на ночлег у небольшого лесного озера, князь ушел в болотину. Но остаться одному ему не дали- вскоре послышался протяжный крик Коляды «К оружию-уууу!».
Михаил, перескакивая с кочки на кочку, бросился к лагерю. В свете догорающего дня ратники седлали коней, спешно сворачивали шатер, набивали переметные сумы.
К князю навстречу бежали Коляда с Никитой:
- Беда, князь!- закричал сотник еще издали.- Измена!
- Не ори! Что стряслось?- остановился Михаил.
- Измена, княже! Стрига… Стрига…-только и смог выговорить Коляда, отдуваясь, и выталкивая вперед Никиту.
Тот был расхристан, татарская шапка сбилась набок, на одной ноге не хватало гутула. Кольца кольчуги на плече смяты, руку левую Никита поддерживал. Левый глаз окружен синим, и заплыл.
- Хорош!-сказал князь.- Эк тебя. Сказывай!
- Дык, что сказывать… Забрел я к девке одной. На привозе спознались… Ну, у Стриги-боярина она в сенных… Спрятала она меня до сроку в чулан. Сижу, значит, жду… Вдруг, слышу, быдто шепчет ктой-то. Думал, Стешка моя. Приоткрыл дверцу-то- Стрига с боярским сыном Федькою. Я, было, схоронился, да разобрало меня. Стою, слушаю. Бают о схроне, слышу. Быдто в месте поганом. Я ухи навострил- а они уж и спорить зачали. Мол, Стрига баит,- в Литву идти надоть. Мол, слышь-ко, Михаилу-князю все одно подыхать…- Никита сбился, виновато глянул на князя.
-Продолжай!- приказал Михаил, все больше хмурясь.
- Дык, я и говорю… Князь, мол, малолеток недоумный, хочет-де татарина воевать. Возгордился, что великого князя-де ослушался, а тот по малосилию ему и спустил. Инда нынче татар прогнал люд черный, а Михаил того пуще вознесся. А татарва-от вернется- станет ему на калачи. Ярлыком не заслонится. Чернь-де утекет, а отдуваться им, боярам, своим имением. Федька же супротив сказывал, что к магистре ливонской идтить надоть. Он-де войско даст. Засиделся Михаил. Годами ущербен, а бояр поучать вздумал, советов не слушает. Простых возвышает. Токмо, сказывал, пред отъездом кой с кем посчитаться надоть.
- Ну, что замолк-то?- толкнул его в бок Коляда.
- Да все быдто…- поморщился Никита, поглаживая плечо.- Как ушли они, я тихоноко вышел- а тут Микита-кузнец. Стешкин мужик. Да с топором. Ну, покарашевалися…- смущенно опустил глаза ратник.
- Вижу. Ты что ж, так в оружии по бабам шастаешь?
- Да я... того...- смутился еще пуще Никита, опустил очи долу.
- За блуд твой после с тебя спрошу. Станется. Теперь в Тверь скачи. Мы следом. Подними передовой полк. Тихо. Ночью выступить малыми отрядами. Все дороги заставами закрыть. Особливо- Московский тракт. Я туда пойду. – Князь угрюмо смотрел на догорающие костры.
- Чего, князь, волокитить-то с ними?- боярин удивленно смотрел на князя.- Брать нынче же- и в холодную. Поломать денек-сами скажут все!
- Нельзя. От дыбы любой скажет. Нужно, чтоб ков открылся. Господь милостив- предаст нам в руки их,- перекрестился Михаил.- Выступаем…
[1] Китай