Несчастным, волею судеб попавшим «по ту сторону забора», особенно молодым, деятельным, пышущим здоровьем с далеко идущими планами и прожектами, невероятно сложно зараз переломиться, «обломаться» – и стать вдруг маленькой, ничего не значащей крошечкой, осколком бытия в кромешном информационном вакууме, пустоте. Где окружающие тебя эфир, воздух и звуковые колебания-волны пропитаны многовековой несмываемой грязью и копотью, навечно прикипевшим к прутьям бескрайних решёток, несмотря на девственно выбеленные поребрики и бордюры межбарачного лагерного пространства. Похожего на чисто отмытую совесть.
Материал опубликован на портале "Частный корреспондент".
…А зимой осуждённые лепят изо льда и снега весёлых снеговиков и дедов морозов, создавая тем самым приподнятое предновогоднее настроение тёмной, угрюмой массе «бобиков» и «дубаков», охраняющих покорное ладно-скроенное стадо.
В скобках добавлю, что авторитетные сидельцы, с виду ничем не отличающиеся от остальных, одеты не менее чем в Хуго Босс и Армани – просто одежду «вольные» друзья подбирают чёрного цвета и под стать тюремной робе. Плюс отнюдь не дешёвые часы, хм… – это тоненькая, но прочная нить, связующая каторжанина с «Большой землёй», – раскусываемая окружающими на раз, два, три: значит, у чела деньги, грев, курево, ларёк. Это много значит на зоне, очень много. Почти всё. Это высшая ступень, степень свободы, которой там нет.
Надо быть очень мужественным человеком, чтобы заведомо идти с властью на идеологическую стычку и не исключать своей посадки. Надо быть очень твёрдой и решительной дамой, чтобы, оттянув полсрока, настаивать по-прежнему на своём – твёрдо, скрывая слёзы! – и не дрожать, гордо стоя в «стакане», перед свитой визиря, невзирая на маленькое дитя дома и возможность сдаться, признав вину. Мне, здоровому взрослому мужику, до предательской рези в глазах, до общего отравления организма, до ненависти, – нет сил смотреть на сытые, чисто выбритые лица вершащих судилище откормленных тюленей, ряженых в клоунские рясы правосудия. Надо быть законченным «поросёнком», по словам великого рассказчика, чтобы молоденьких девушек, девочек лишить воли и возможности воспитывать детей, в то время как нетрезвые ублюдки, насмерть сбившие несколько случайных прохожих, отделываются лишением прав на 2 года. Надо быть «сбрендившим» атеистом, чтобы не увидеть дьявола в промёрзших глазах работников УФСИН, заботящихся конечно же не о сидельцах, – а о том, как бы доползти до спокойной старости, – уверенных, мол, там-то, на пенсии, всё изменится – словно в песне – небо, море, облака… Нет!
Систему не вытравить никогда. Не вытравить до смерти, ничем. Люди, проработавшие в Системе более 5-ти лет, обречены. «Пять лет не срок», поётся в блатной припевке – годы пролетают незаметно, но изменения, будто трупные пятна, производят необратимые, что «тем», что «этим». Они не изверги в прямом смысле, они всего-навсего халдеи у своих Хозяев, льстивые, лживые, преломлённые и переломанные родной Системой: они её рабы. Нелюди. Они настолько же глубоко несчастны, ровно жующая «задарма» баланду паства, ими охраняемая, но ни в коем случае не перевоспитываемая.
Это ж надо так унизить, растоптать осуждённого, что за неучастие в конкурсе «Мисс (или Мистер) тюрьма» человек лишается какой-то плёвой привилегии – только лишь суверенного права на УДО. Девчонки, которые из-за решётки говорят так и такими словами, какие эти полулюди в серых шинелях и с серенькими судьбами слышали разве что в индийском кино. Ладно, солдаты – многие приехали из деревень, сёл, неустроенной России. Бойцам дали паёк, одежду, кров, обутые-одетые бойцы служат не конкретно Путину, Правосудию и Закону – они, не мудрствуя лукаво, обретаются в лучших и более комфортных условиях, чем жили до тюрьмы. Солдаты, рекруты не виноваты. В конце концов, лагерный вертухай – не самая худшая из тяжёлых мужских профессий, хоть и с налётом человеконенавистничества и некой отрешённости от судеб России в выражении на лице. Но прокуроры, судьи, следаки – элита прогрессивного, образованного общества! Почему так случилось, что «элита» эта вызывает горький смех у тех, кто пока ещё не на нарах? Почему самый большой прокурор бежит, смахивая слюни, падая и запинаясь, боясь ослушаться «грома небес», к старушке божьему одуванчику – в неуёмном желании помочь ей – и тут же, за секунду, разрешить все проблемы с её проклятым ЖКХ. А другим старушкам – что, не надо помогать? – другие старушки по-прежнему пусть гниют и подыхают под жуткими развалинами послевоенных хрущоб и нищеты.
Стойкость «двушечных» девочек полностью перевернула докучливый миф об их развратном и неблагонадёжном прошлом – подобные им выходят из тюрем не сломавшимися, а ещё сильнее морально подготовленными к дальнейшей борьбе с несправедливостью властей и режима, выписывающего одним – лондонские индульгенции, другим – магаданские.
Кого и как корректируют в тюрьмах конкурсы всяких там разных «Мисс…», я не знаю. Знаю другое – народ тянет лямку, каждодневно думая о глотке свежего воздуха, исправляя лишь даты в календарях, в душе кляня надсмотрщиков и их Хозяев не хуже самих надсмотрщиков. «Исправленный» зоной Помазун, на самом деле разве что не кричавший во всё горло о своей психической болезни, это доказал. Возможно, во сне, в нездоровых расшатанных видениях он хотел добраться до бывших надзирателей, «поправивших» ему голову во времена отсидки… – что ж, расстрел не расстрел – кровавого убийцу никто и никогда уже больше не увидит. Вот только решение по нему будет несколько запоздалым.
«Двушечки», «трёшечки», скабрезно летящие с высоких трибун, срезающие под корень юные неокрепшие души, оборачиваются для кого-то – невыносимым адом, ядом, превращающим зэка в скот, траву, сено; а кому-то – школой выживания, после которой освободившегося из «мест лишения» вряд ли уж сможет кто-либо, пусть самый разговорчивый и убедительный, столкнуть с намеченного пути, – как преступного, так пути разоблачений и борьбы с ложью, – несмотря на радостное блеяние сказочников о всеобщем и всепобеждающем улучшении благосостояния фельдшеров, медсестёр и библиотекарей. Правда, согласимся, срок за спиной – не лучший аргумент в свою будущую защиту в нашей стране, заставляющей граждан тащить за собой по жизни тонны справок и квитанций.
Но что значит срок, коли твоё печальное злоключение вселило надежду хотя б десятку проснувшихся и прозревших, до той поры не верующих в справедливость?
Автор: Игорь Фунт, "Частный корреспондент".