Когда-то давно, в кажущейся сейчас нереальной ранней юности, у меня была подруга. Тогда казалось, что близкая. Мы жили в соседних домах, учились в одном классе и временами списывали друг у друга, когда лень было делать домашку.
Она была совсем не меня не похожа: я порывистая и эмоциональная, истинный огонь, она же – воплощение спокойствия и рациональности, так свойственных представителям земных знаков.
Не могу сказать, что мы проводили так уж много времени вместе, но тогда казалось, что хватало. И для прогулок, и для бесед, и для того, чтобы поделиться мечтами и планами - да и вздохами о тех, кто будоражил тогда кровь, тоже.
Нормальная такая девчачья дружба, нуачо? Всё вроде имеется, чего уж тут ещё хотеть?
Только вот юные были обе. Зелёные. И дурные, шопипец. В нехорошем смысле этого слова.
О том, что было ей действительно больно, она не говорила. Не так была воспитана. А на мои – очень редкие, впрочем, что радует, - попытки поделиться болью своей, она говорила что-то насчёт того, что это всё мелочи, есть люди, у которых настоящие проблемы, вот им нужна помощь, а у нас и бед-то быть не может, так, глупости одни…
Меня тогда это очень задело. С одной стороны, я в некоторой степени была с ней согласна – в мире действительно очень много людей, у которых неизлечимые болезни, последствия насилия, голод, нищета, война, - а с другой меня посетило нехорошее ощущение, что меня просто не видят. Или видят, но не меня – только лишь какое-то своё отражение. А я настоящая, с тем, что рвётся, просится наружу, - не нужна.
Тогда я ещё не знала умного слова «обесценивание». Его я выучила позже, в вузе, когда мы начали изучать психологию. Но ощущение неправильности всё равно осталось, пусть и пока безымянное.
Ладно, не буду тут очень умничать: мы же обе дуры тогда были, помните? Она о своей боли не рассказывала, но если бы рассказала – хрен бы я повела себя мудрее тогда. Обе хороши были. Два сапога, матьего, на левую ногу.
А потом мы раздружились в один очень нехороший день. Я уже не помню в подробностях, как там всё было, но отчётливо вижу, что было лето, жаркое и сухое. Так что, пожалуй, это был то ли июль, то ли август. Впрочем, месяц не имеет значения. Важнее то, что её наконец прорвало.
Мы сидели у неё дома, пили что-то холодное, и она с болью в голосе говорила, говорила, говорила… Говорила о том, что она очень одинока, что людям нельзя доверять, что все обязательно предадут рано или поздно, что друзей не бывает, есть только люди, которые тебя используют, а потом, когда ты им уже не нужна, бросят, как пустой конфетный фантик…
Я слушала. Я не могла и слова вставить, да и зачем? Я не видела в этом нужды: ей гораздо важнее было тогда высказаться, вылить, выдавить из себя эту накопившуюся зелёную слизь, переполнившую её.
Я слушала. Она говорила.
И это было больно для нас обеих.
Обе дуры, помните?
И когда она, опустошённая, замолчала, вытирая покрасневший от слёз нос платком, я вдруг почувствовала себя такой же опустошённой. Меня выжали. Выпили. Выдавили.
Только алым транспарантом тревоги горела и мигала в голове одна и та же фраза: «Друзей не бывает!»
Друзей не бывает.
Друзей не бывает?
Друзей не бывает!!!
Меня не было. Просто не было – и всё.
Не было тех лет, что я считала её близкой подругой и думала, что я тоже что-то для неё значу.
Не было друзей. Я была всего лишь одной из тех, кто использует и бросит.
Чёрт, это было по-настоящему больно.
Впрочем, что-то я для неё, наверное, значила – она ведь именно мне всё это высказала, на меня вылила. То ли всё-таки доверяла, несмотря на свои горькие слова, то ли я просто оказалась не в том месте не в то время. Теперь уже не узнать, да и неважно.
Я плохо помню, что именно сказала ей в ответ. Что-то с присущим мне темпераментом (по жизни) и дурью (то ли тогда ещё юношеской, то ли всё-таки пожизненной, хз). Что-то насчёт моего статуса в её жизни и вообще того, кто что вкладывает в понятие дружбы (впрочем, термина «пустые слова» я тоже тогда ещё не знала).
Она не стала оправдываться или менять формулировку. Она сказала то, что сказала. Именно то, что хотела сказать.
Собственно, с того дня её в моей жизни не стало. А меня – в её. Или я ушла из её жизни раньше? Физически я ещё присутствовала, но уже ничего не значила… Хотя сейчас и это неважно.
Важнее другое. Это было первое настоящее разочарование в моей взрослой жизни. Не истерика, не обидка – что-то большее, затронувшее какие-то очень важные вещи во мне. Потом будут ситуации гораздо более серьёзные, даже местами страшные, но тот разговор одним махом сделал меня взрослее.
Я потом много об этом думала. И о ней, и о себе. И о нашей «дружбе». И о том, что, наверное, не нужно было вкладывать в человека столько ожиданий. И о том, что я не могла не вкладывать, не могла не верить – иначе дружить я не умела. И даже о том, что она, возможно, была права и друзей не бывает…
Много мыслей пронеслось через мою глупую голову. Много слёз было пролито. Но и они высохли.
Наша детская «дружба» отвалилась вместе с детством. Мы оказались действительно слишком разными. Кто-то из моих мужчин когда-то сказал мне, что, возможно, я тогда повела себя не лучшим образом, оттолкнув от себя подругу, которая нуждалась в помощи. Но я не согласилась тогда, не соглашусь и сейчас.
Каждый выбирает для себя ту грань реальности, в которой ему или ей комфортнее. Ту, которая соотносится с его или её понятиями о том, как устроен мир, люди и собственная личность. Она выбрала ту, в которой нет друзей и верить нельзя никому. Я, набивая шишки и заливая ссадины перекисью, продолжаю идти по своей, где друзья есть, пусть и не на всю жизнь.
А ещё я по-прежнему не согласна с тем, что свою боль нужно мерить страданиями других, и если кому-то хуже, ты не имеешь на неё права. Имеешь. И ещё как. Имеешь право болеть и хотеть эту боль излить тому, кто поможет или поддержит, пока ты излечишь себя сам(а). Имеешь право хотеть излечиться.
В противном же случае она съест тебя изнутри, и ты, ослепнув от непереносимого страдания, уже не сможешь отличать друзей от врагов. И это убьёт в тебе что-то очень важное.
Я знаю, что её жизнь в целом сложилась. Выбранная сердцем работа, семья – всё как у людей. И даже если бы мы встретились сейчас, уверена, поболтали бы несколько минут ни о чём, как простые знакомые. Но я очень надеюсь, что она всё-таки изменила своё мнение и живёт сейчас в мире, где есть люди, которым можно доверять. Только это мне и остаётся, ведь мой вклад в то, что она разочаровалась в друзьях, тоже есть.
Впрочем, на качество моей жизни эта надежда не влияет.
А как вы думаете, друзья бывают? Или, может быть, права моя бывшая подруга, и есть только люди, которые используют друг друга, пока это им удобно? Поделитесь мнением в комментариях - уверена, это будет интересно.
А впервые я рассказала эту историю на своей стене в ВК. Заходите в гости, может, подружимся ;)
И конечно, за лайки и подписки - отдельное человеческое мерси.