Несмотря на мой солидный охотничий стаж и множество разнообразных трофеев, у меня не было ни одного глухаря. Причина этому, как я сам считаю, заключалось в особенностях моего характера: во мне стрелок явно преобладал над охотником. Во всяком случае, возможность хорошо пострелять меня привлекала всегда больше, чем перспектива томительного ожидания и терпеливого скрадывания пусть даже редкой птицы. Поэтому об охоте на глухаря я и не помышлял, отдавая предпочтением многочисленным представителям водоплавающей дичи. Так было бы и в эту весну, если бы не случай.
Когда мы с неизменным Петровичем явились в дом к егерю в деревне Миневша, вместо хозяев нас встретили две незнакомые полупьяные бабульки, объявившие, что «сами» уехали на пару дней в Кириши на свадьбу сына, и до их возвращения лодки и подсадные никому выдаваться не будут. А переночевать в доме можно.
Кто имеет представление о весенней охоте на селезня, оценит тяжесть нашего положения. Однако, делать нечего, не возвращаться же домой. Решили побродить пока по пахоте вблизи деревни и для разминки пострелять чибисов. Вечером можно постоять на вальдшнеповой тяге, а рано по — попытать счастья в прибрежных пустошах на знакомом тетеревином току.
Однако, ходьба по раскисшей пахоте быстро охладила наш пыл. Издали заметив нас, чибисы с криками снимались с места и с характерными пируэтами перемещались на дальние участки поля. Утомленные и раздосадованные, вернулись мы в дом, где встретили своего давнего знакомого, только что вернувшегося с заливных лугов также без выстрела.
-Вообще-то, - сказал он после обмена приветствиями, - я намеревался отправиться на глухариный ток вместе с сыном егеря. Но тот гуляет в Киришах на своей свадьбе, и план мой, похоже, срывается. Может быть вы составите мне компанию и заодно подбросите на машине до Деделева? Как-нибудь переправимся через Тигоду, а там — еще километра три лесом и с километр болотом до глухариного тока. На подслух мы уже не успеваем, но я в тех местах бываю каждую весну и полагаю, что трех-четырех поющих птиц мы увидим.
Петрович отказался от похода, сославшись на неважное самочувствие, и мы решили ехать вдвоем.
Отдохнув и даже немного подремав после импровизированного «банкета» в честь нашей встречи и открытия охоты, где-то заполночь мы были уже в деревне Деделево. Оставив машину у магазина, двинулись по берегу разлившейся реки в поисках какого-нибудь плавсредства. Однако, все спущенные на воду лодки были на запоре, а те, что лежали на берегу, были явно не рабочими.
Наконец, заметили на воде незапертую лодчонку без весел. Найти две штакетины было, как говорится, делом техники, благо полную луна отлично освещала окрестности. Отчалили, но не достигнув еще середины реки, с неприятным удивлением заметили, что лодка наполняется водой: вот она поднялась до щиколоток, еще минута — и наши голени полностью оказались в воде. Мы гребем, как на гонке, изо всех сил, скорость падает, а мое «весло» надломилось по середине. И сразу же течение развернуло лодку и понесло вдоль берега. В отчаянии хватаю ружье и гребу прикладом, стараясь не погружать его дальше шейки. Последние метры преодолеваем стоя в почти на четверть затопленной лодке. Фуу...пронесло...
Вылезаем на берег и, хлебнув из фляжки по паре глотков «транквилизатора» для снятия стресса, продолжаем путь. Сначала по полевой, затем по лесной дороге. Вот и она кончилась, ноги зачавкали по болоту, поросшему низкорослыми сосенками. Спустя минут пятнадцать впереди зачернел остров. Еще минут пять ходьбы, и выходим на довольно крутую возвышенность, поросшую строевой сосной и елью.
- Привал, - объявляет мой проводник, когда взобравшись на горушку, мы оказались на поляне со следами былых кострищ. Опустившись на ствол лежавшей лесины, немного перевели дух, съели по бутерброду с чаем из термоса, определили направление нашего дальнейшего движения, сигналы и место встречи. На часах было начало четвертого, когда, покинув гостеприимную поляну, мы снова спустились в болото. Прошли еще с полкилометра, и снова остановка.
- Слышите? - спрашивает вполголоса ой проводник.
Я вслушиваюсь в ночной мрак, но кроме порывов ветра ничего не различаю.
- Но вот «заточил», теперь слышите?
Приходится признаться, что и теперь не слышу.
-Вот там, - показал направление, - токует один, а рядом другой. До них примерно метров триста пятьдесят — четыреста. Я пойду правее, а вы идите к левому, там места посуше.
Расходимся. Прохожу зарослями метров сто, стараясь не производить лишнего шума, и вдруг отчетливо различаю: «Теке, теке, теке», затем характерное «точение». Вот ты где, голубчик! Сразу испытал подъем чувств и знакомое нервное напряжение. Скрадываю под последнее колено глухариной песни — точение, успеваю сделать три-четыре прыжка в направлении птицы. Одновременно различаю вдалеке пение еще пары птиц, одна — левее, другая правее моей. Судя по отчетливости «точения», до «моего» остается метров сорок-пятьдесят. Вдруг возникает сильный посторонний звук, напоминающий скрип ржавых дверных петель. Глухари резко оборвали песни. Я тоже остановился, соображая, что это могло бы быть. А скрип повторялся с какой-то механической периодичностью. И стало ясно, что стонет надломленное дерево. То ли оно только что надломилось, то ли уже было надломлено, но сменился ветер, только теперь все живое в лесу слушало его жалобы. Прошло минут пять или десять , глухари видимо, оценив ситуацию, как безопасную, возобновили свои любовные песни, а я - свои прыжки.
Наконец наступил момент, когда звуки поющей птицы донеслись до меня откуда-то сзади. В это время из-за облаков вышла луна, и в свете ее я увидел, как по голой сосновой ветви почти что над моей головой движется нечто большое и темное, издавая столь волнующие «теке, теке» и «вжив, вжив». Медленно вставляю приклад ружья в плечо и нажима на спуск. Грохот, пламя, с дерева с шумом валится толстая ветвь и шлепается здоровенная птица. Тут же вскочив на ноги, она бросается наутек. Я пытаюсь ударить ее стволами и хотя бы на секунду задержать, но, наткнувшись на невидимое препятствие, падаю, а поднявшись, вижу, что глухарь от меня уже метрах в девяти и вот-вот скроется из виду. Вскидываю ружье и, почти не целясь, бью в удирающую птицу. Она остается на месте. Подбежав, хватаю в руки своего первого глухаря, успеваю рассмотреть разбухшие от крови шею и голову. И в этот момент слышу выстрел, за ним другой в стороне, куда ушел товарищ. Похоже, что и ему пришлось добивать подранка.
Глухари тем временем замолчали, стало быстро светать. Из болота донеслись трубные крики журавлей, над головой цыркнул вальдшнеп, а я не мог оторваться от лесного красавца, такой он был необычно большой, бородатый и пахнущий хвоей. Кровь на шее и голове, других явных повреждений не видно. Первый мой заряд, очевидно, пришелся в ствол ветви, по которой ходил глухарь, и задел птицу в неубойное место.
Однако, пора к месту сбора. Подхожу к просеке, разделяющей лесные кварталы, и вижу приближающегося товарища. Вид у него понурый, осунувшийся, в рюкзаке не просматривается нужной наполненности.
- Не повезло, - кратко отрапортовал он. - В темноте перепутал патрон и вместо «нолевки» зарядил ружье «бекасинником». В общем, удрал мой глухарь. А тут еще кишечник расстроился после вчерашнего банкета.
И он сокрушенно махнул рукой... Обратный путь мы проделали, в основном, молча. И хотя у меня в душе все пело и плясало, я не без труда сдерживал проявление своих восторгов. Зато вернувшись в Миневшу, полностью отыгрался. В избушке, где заночевал Петрович, появилось еще двое таких же как он, оказавшихся не у дел охотников-бедолаг. Вот мы впятером и справили тризну по убиенной птице. Тут уж и мне довелось в чем-то уподобиться токующему глухарю, исполняя свое соло рассказчика и приукрашивая отдельные наиболее драматические эпизоды прошедшей охоты. Словом «распускал хвост и крылья» и «точил» как тот петух на току. Давно это было, а помнится так, будто случилось вчера.
Автор: Егоров А.С.