После распространения скотоводства в среде ранних индоевропейцев Самарской и Хвалынской археологических культур в 1-й пол. V тыс. до н.э. границей между ними и более восточными племенами, остававшимися охотниками и собирателями (и говорившими, скорее всего, на уральских языках) стала река Урал. Эта граница, сохранявшаяся в течение примерно тысячелетия, была впервые нарушена миграцией из восточных областей Ямной культуры индоевропейцев, создавших на западе Горного Алтая и в Минусинской котловине Афанасьевскую культуру 3500-2500 гг. до н.э. Успешно преодолеть расстояние примерно в 2000 км от волжско-уральского региона до Алтая через степи Северного Казахстана афанасьевским индоевропейцам должны были помочь одомашненные кони и незадолго до начала их миграции изобретённые колёсные повозки.
Происхождение афанасьевцев из восточной части Ямной культуры (или предшествовавшей ей в этой области Позднехвалынской культуры), о котором уже давно говорили археологи, теперь подтверждено палеогенетиками. В нашем распоряжении на настоящий момент имеется три исследования генетики Афанасьевской культуры. Первое из них, опубликованное в 2015 г., на основании изучения останков четырёх женщин этой культуры установило, что по аутосомным генам афанасьевцы ничем не отличались от ямников: «Афанасьевская культура раннего Бронзового века в Алтайско-Саянском регионе генетически неотличима от Ямной, что подтверждает степную экспансию в восточном направлении наряду с западной экспансией в Европу. Таким образом, ямные миграции привели к передвижению генов на огромные расстояния, которое по сути связало в раннем Бронзовом веке Алтай в Сибири со Скандинавией».[1] Оно также обнаружило генетическое родство между носителями Окуневской культуры, сменившей Афанасьевскую после 2500 г. до н.э., и американскими индейцами, которое можно объяснить их общим происхождением от древних северных евразийцев.
Второе исследование касалось останков 23 афанасьевцев – 14 мужчин и 9 женщин, живших в 3100-2500 гг. до н.э. Из мужчин одиннадцать оказались носителями мужской гаплогруппы R1b1a1a2a2 (R1b-L23), засвидетельствованной также у восточных ямников, и трое – Q1a2.[2] Третья публикация включала исследование останков 10 афанасьевцев (3600/3300-2500 гг. до н.э.) и 18 окуневцев (2500-1800 гг. до н.э.). Были установлены мужские гаплогруппы 4 афанасьевцев – у троих была R1b1a1a2a и у одного – R1b1a1a. Из 6 окуневских мужчин трое имели мужскую гаплогруппу NO1, один – Q1b1a, один – Q1b и ещё один – R1b1a1a2a. С материнской стороны афанасьевцы были носителями западноевразийских митохондриальных гаплогрупп U, H и R (их гаплотипы были такими же, что и у людей Ямной культуры, культуры Шнуровой керамики и Унетицкой культуры) и восточноевразийской С, окуневцы – восточноевразийских A, C и D и западноевразийских U, H, J и T.[3] Из десяти окуневских мужчин, упомянутых в другой публикации, девять имели мужскую гаплогруппу Q1a и один – R1b1a2a2.[4]
Та же публикация включала исследование датируемых 2900 г. до н.э. останков из Карагаша в Кентских горах близ североказахстанского Каркаралинска. Урочище Карагаш, расположенное на горном отроге примерно в 900 км к западу от Алтая и богатое лесом, травой и водой, представляло собой идеальный перевалочный пункт на пути индоевропейской миграции из Волгоуралья на Алтай. Один из раскопанных там археологами курганов имел диаметр 27 м. Внутри находился каменный кромлех высотой 1 м, окружавший три могилы в каменных гробницах, из которых неразграбленной оказалась только одна. В ней был похоронен на спине с согнутыми ногами головой на юго-запад мужчина 40-50 лет. При нём находились медный кинжал, медное шило, каменный пестик и сосуды из глины и дерева, на полу были рассыпаны чёрный уголь и красная охра. Погребальный обряд отражал традиции Ямной и Афанасьевской культур. Аутосомные гены погребённого точно соответствовали генам носителей этих культур, кроме того, он имел мужскую гаплогруппу R1b1a2a2c1, как и большинство восточных ямников и афанасьевцев.
Вместе с индоевропейской генетикой афанасьевцы принесли в Сибирь европеоидный расовый тип, который они сохраняли в течение всего тысячелетия существования Афанасьевской культуры: «Каких-либо следов взаимодействия афанасьевцев с местным населением на основании антропологических данных по-прежнему не прослеживается. Это тем более показательно, если учитывать, что в постафанасьевское время пришлые европеоидные группы активно вступали с ним в контакты, преимущественно путем брачных связей с местными женщинами, что прослеживается по антропологическим материалам каракольской, елунинской и окуневской культур. Причиной этого является то, что протоафанасьевцы переселялись на восток большими массами населения без значительной деформации демографической структуры своих коллективов, а в более позднее время миграции осуществлялись преимущественно небольшими отрядами мужчин-воинов. Кроме того, огромные различия афанасьевцев с автохтонным населением в расовом, культурном и, вероятно, языковом отношении могли встать непреодолимой преградой для палеоантропологически уловимых контактов между ними. Если ситуацию проецировать на европейскую мифологию, то высокорослыми афанасьевскими скотоводами-протоевропейцами местное сравнительно низкорослое население с монголоидными особенностями, жившее на дометаллической стадии за счет присваивающих форм хозяйства, и потому, вероятно, довольно редкое, могло восприниматься в качестве прообраза гномов или троллей позднейшей мифологии. Таким образом, причины отсутствия контактов афанасьевцев с местным населением могут скрываться и в области идеологических представлений».[5]
Самые ранние памятники афанасьевцев появляются на алтайском плато Укок. Затем они продвигаются на север и спускаются в долины истоков Оби, где образовывается центр культуры. Выделяются два места сосредоточения афанасьевских памятников – Алтай, где имеется 77 могильников и 40 поселений, и Минусинский бассейн с 35 могильниками и 12 поселениями. Известно также несколько культовых объектов и горных разработок афанасьевцев. Вместе с ними на Алтай и в Сибирь впервые приходят одомашненные кони, крупный и мелкий рогатый скот, колёсные повозки и обработка металлов (меди, золота, серебра).
Типичное афанасьевское погребение представляло собой невысокий курган, под которым находился кромлех круглой или прямоугольной формы. Погребальные ямы облицовывались каменными плитами и ими же покрывались сверху. Мёртвых укладывали на спину с подогнутыми ногами, пол могилы посыпали охрой. В могилу клали части туш животных. Исследованные археологами погребения в алтайском Балыктуюле содержали 61% костей мелкого рогатого скота, 12% – крупного рогатого скота и 8% – коней. Обычным погребальным инвентарём является керамика – круглодонные и остродонные сосуды и курильницы, в которых, вероятно, афанасьевцы жгли коноплю. На памятниках Афанасьевской культуры среди других металлических изделий обнаружено 3 медных муфтовых топора, 1 втульчатый медный топор и 2 черешковых медных кинжала зрелого Ямного типа. Эти находки наряду с погребением в Карагаше свидетельствуют, что афанасьевцы какое-то время продолжали поддерживать связи со своей роднёй в волжско-уральских степях.
До недавнего времени имелись лишь косвенные данные о наличии у афанасьевцев повозок (как то наследование тохарскими языками терминологии колёсного транспорта из позднего праиндоевропейского языка, если считать афанасьевцев предками тохар, и изображения повозок в искусстве сменившей Афанасьевскую Окуневской культуры). В 2004 г. при раскопках датируемого 3000-2500 гг. до н.э. афанасьевского курганного могильника в Кургак гови на Монгольском Алтае была обнаружена укреплённая крестовиной рама из досок, первоначально представлявшая собой, по всей видимости, короб колёсной повозки. Покрытая циновкой рама была установлена над погребёнными (взрослым мужчиной и ребёнком) и на неё были положены погребальные дары.[6]
После 2500 г. до н.э. Афанасьевская культура сменилась Окуневской, носители которой, как уже говорилось, были потомками древних северных евразийцев и дальними родственниками американских индейцев. Они пришли из северной тайги и, вероятно, говорили на енисейском языке (т.е. были предками современных кетов). Окуневцы частично ассимилировали афанасьевцев – у некоторых окуневских мужчин встречается афанасьевская мужская гаплогруппа R1b1a2a2 и женские западноевразийские гаплогруппы, кроме того, они унаследовали от афанасьевцев 10-20% своих аутосомных генов.[7] Однако большинство афанасьевцев, по всей видимости, ушли на юг, где спустя примерно три тысячи лет мы находим их наиболее вероятных потомков в лице тохар.
Алтай, откуда в середине III тыс. до н.э. уходят афанасьевцы, и Таримский бассейн (современный китайский Синьцзян), где в середине I тыс. н.э. обнаруживается присутствие тохар, разделяет расстояние примерно в тысячу километров, но мы можем предположительно проследить их путь. По всей видимости, этот путь лежал вдоль западных отрогов Алтая на юг, там через Джунгарские ворота между Алтаем и Тяньшанем на Джунгарскую равнину (либо же афанасьевцы могли попасть туда, двигаясь вдоль русла Иртыша к его истоку), из неё на юго-восток в Турфанскую впадину и затем на юго-запад в Тарим. На рубеже III и II тыс. до н.э. на севере Джунгарской равнины появляется и распространяется на юг пока ещё слабо изученная Чемурчекская культура, имеющая черты сходства с Афанасьевской (остроконечные сосуды и курильницы, каменные ограды вокруг могил, погребения на спине с подогнутыми ногами).
Некоторые из этих черт обнаруживаются и в культуре Кявригуль, которая появляется в начале II тыс. до н.э. на востоке Таримского бассейна. Эта культура известна почти исключительно по своим могильникам, содержащим погребения людей европеоидного типа. Наиболее значительный из таких могильников, насчитывавший 42 погребения, был исследован в давшем своё название всей культуре местечке Кявригуль (кит. Гумугоу). Погребения представляли собой облицованные деревом ямы, в которых тела укладывались в вытянутом положении головой на восток. На покойных была одежда из шерсти и высокие головные уборы с перьями, на грудь им клались веточки эфедры. Погребальный инвентарь включал изделия из металла (меди или бронзы), камня, кости и дерева и плетёные сосуды (следов керамики не обнаружено). Некоторые могилы (исключительно мужские) были окружены несколькими кругами из деревянных столбов. Имеются свидетельства о земледелии (горсти пшеницы были найдены в корзинках рядом с головами покойных) и скотоводстве (кости овец, коз и коней).
Примерно одновременно с культурой Кявригуль восточнее, на территории нынешней китайской провинции Ганьсу, появляется культура Цицзя, через которую, по всей видимости, в Китай проникли одомашненные кони, колёсные повозки и медная и бронзовая металлургия. Можно с уверенностью утверждать индоевропейское происхождение культуры Цицзя, но нам не известно, на языке какой ветви индоевропейской семьи – тохарской или индоиранской – говорили её носители.
Языки тохар известны нам по найденным в Тариме письменным памятникам примерно VI-VIII вв. н.э. Эти тексты, написанные (за исключением одного фрагмента манихейским письмом) особой разновидностью индийского письма брахми, представляют в основном переводы буддийских сочинений с санскрита, оставленные в виде отдельных страниц как посвятительные дары в местных буддийских святилищах. Известны также медицинские, юридические и торговые документы и одно любовное стихотворение.
Выделяются два тохарских языка, которые ко времени создания известных нам текстов уже не были взаимопонятными. Оба они были распространены вдоль северной оконечности Таримского бассейна – тохарский А на востоке, в районе Карашахра и Турфана, тохарский В – на западе, в районе Кучи, но также и на востоке, в области распространения тохарского А. На тохарском А известны только таксты религиозного содержания, а на тохарском В – как религиозного, так и светского. Складывается впечатление, что ко времени создания текстов тохарский А уже вымер и использовался только как священный язык, а разговорным у всех тохар был тохарский В (хотя он парадоксальным образом гораздо архаичнее тохарского А). Разница в передаче буддийских понятий на этих двух языках (напр., санскр. dharma > тох. А märkampal, тох. В pelaikne) свидетельствует, что распространение буддизма у их носителей было следствием разных миссий.
В эту же эпоху на юго-востоке Таримского бассейна существовало царство Крорайна (кит. Лоулань), государственным языком в котором был гандхарский пракрит, принесённый проповедниками буддизма из Кушанского царства. Однако в местных текстах на пракрите имеется около сотни терминов (касающихся таких сфер, как сельское хозяйство, землепользование, общественный строй, транспорт и текстиль) и около тысячи личных имён и топонимов, заимствованных из другого языка, которым может быть ещё один тохарский язык, условно именуемый тохарским С. Эти тексты появляются ок. 300 г. н.э., т.е. содержащиеся в них свидетельства о тохарском С на несколько столетий древнее свидетельств о тохарских А и В. Из того, что для пракрита Крорайны этот язык был субстратным, следует, что тохары жили на юге Таримского бассейна ещё до прихода туда буддийских проповедников.
Это в целом вся информация об обитании тохар в Тариме, которую можно извлечь из материалов тохарских языков. Что касается реконструируемого на их основании пратохарского, то о нём с определённостью можно сказать, что он отделился от общего индоевропейского древа очень рано – вторым после праанатолийского, но уже после появления колёсных повозок, и в течение длительного времени находился в изоляции от других индоевропейских языков. Идеальным кандидатом на роль пратохарского является язык носителей Афанасьевской культуры. Тохарские языки исчезли в конце I тыс. н.э., когда Тарим был завоёван уйгурами, в результате смешения с которыми тохары перешли на тюркскую речь и обратились в ислам. Встречающиеся среди современных уйгуров люди европейского типа являются потомками тохарского и иранского населения Тарима.
О внешнем облике тохар мы можем судить по фрескам из их буддийских святилищ, которые представляют высоких европеоидов со светлыми глазами и волосами, одетых в иранскую одежду и вооружённых палашами (китайские источники именуют тохар «воинами с длинными мечами»).
С тохарским вопросом неразрывно связаны знаменитые «таримские мумии» – подвергшиеся естественной мумификации останки жителей Таримского бассейна II тыс. до н.э. – I тыс. н.э. Кроме уже упоминавшегося Кявригуля, они обнаружены в Сяохэ, Лоулане, Черчене, Субаши, Хотане, Янгае и других местностях Тарима. Только в самый поздний период среди захороненных начинают встречаться люди монголоидного облика, в то время как все ранние таримские погребения содержат останки людей европейского (нередко северноевропейского) расового типа. В их число входит погребение 2 кладбища в Черчене (кит. Цемо), которое датируется временем ок. 1000 г. до н.э. Оно содержало хорошо сохранившиеся мумии светловолосых мужчины и женщины (видимо, мужа и жены) с расписанными охрой лицами.
Из некрополей Тарима на настоящий момент генетическому исследованию подвергнуто лишь кладбище в Сяохэ (кит. «Маленькая река»), расположенное в 175 км к западу от Лоуланя. Оно содержало 167 захоронений, расположенных в несколько слоёв, нижний из которых был датирован временем ок. 2000 г. до н.э., т.е. содержал самые древние известные погребения в Тариме. Все 7 мужчин из этих погребений, останки которых удалось исследовать, были носителями индоевропейской мужской гаплогруппы R1a1a. С женскими гаплогруппами картина оказалась более пёстрой – из 20 исследованных людей 14 были носителями южносибирской гаплогруппы С4, по одному – носителями европейских гаплогрупп H и K. Были также обнаружены не поддающиеся точной географической привязке гаплогруппы R* (3 случая) и M* (1 случай).[8] Из этого следует, что индоевропейские предки древнейшего населения Сяохэ на пути из южнорусских степей в Тарим прошли через Южную Сибирь, где ими было ассимилировано некоторое количество местных женщин.
В частном комментарии один из авторов указанного исследования заявил, что обнаруженная в Сяохэ линия R1a1a является не индоиранской Z93, а «более вероятно, происходит из Европы».[9] Если это заявление будет подтвержено, картина индоевропейской колонизации Тарима ещё более усложнится, однако делать из него выводы до публикации официальных данных было бы опрометчиво. На данный момент мы можем с уверенностью сказать лишь, что люди, похороненные в самом раннем слое кладбища в Сяохэ, не были потомками афанасьевцев (которые имели мужскую гаплогруппу R1b) и, вероятно, предками тохар. В I тыс. н.э. вместе с тохарами Таримский бассейн населяли восточноиранские саки; по всей видимости, иранцы и индоиранцы (а возможно, что и какие-то другие группы индоевропейцев) проникали в Тарим и гораздо раньше, и именно кому-то из них принадлежат исследованные генетиками захоронения в Сяохэ. Лишь дальнейшее палеогенетическое изучение таримских некрополей сможет дать окончательный ответ на вопрос, были ли тохары потомками афанасьевцев.
[1] “The Early Bronze Age Afanasievo culture in the Altai-Sayan region is genetically indistinguishable from Yamnaya, confirming an eastward expansion across the steppe, in addition to the westward expansion into Europe. Thus, the Yamnaya migrations resulted in gene flow across vast distances, essentially connecting Altai in Siberia with Scandinavia in the Early Bronze Age”: Morten E. Allentoft et al. Population Genomics of Bronze Age Eurasia // https://www.nature.com/articles/nature14507.
[2] Vagheesh M. Narasimhan et al. The Genomic Formation of South and Central Asia // https://www.biorxiv.org/content/10.1101/292581v1.
[3] Clemence Hollard et al. New Genetic Evidence of Affinities and Discontinuities between Bronze Age Siberian Populations // https://www.researchgate.net/publication/325762743_New_genetic_evidence_of_affinities_and_discontinuities_between_bronze_age_Siberian_populations.
[4] Peter de Barros Damgaard et al. The First Horse Herders and the Impact of Early Bronze Age Steppe Expansions into Asia // https://www.researchgate.net/publication/325053009_The_first_horse_herders_and_the_impact_of_early_Bronze_Age_steppe_expansions_into_Asia.
[5] Солодовников К.Н. Антропологические материалы афанасьевской культуры: к проблеме происхождения // Вестник антропологии. Научный альманах. Выпуск 17. М., 2009. С. 131-132 // http://antromercury.ru/doc/17_2009.pdf.
[6] Ковалёв А.А., Эрдэнэбаатар Д. Афанасьевско-чемурчекская курганная группа Кургак гови (Хуурай говь) и вопросы внешних связей афанасьевской культуры // http://archsib.ru/articles/A506.pdf.
[7] Peter de Barros Damgaard et al. The First Horse Herders and the Impact of Early Bronze Age Steppe Expansions into Asia // https://www.researchgate.net/publication/325053009_The_first_horse_herders_and_the_impact_of_early_Bronze_Age_steppe_expansions_into_Asia.
[8] Chunxiang Li et al. Evidence that a West-East Admixed Population Lived in the Tarim Basin as Early as the Early Bronze Age // https://bmcbiol.biomedcentral.com/articles/10.1186/1741-7007-8-15.
[9] “Xiaohe R1a1a more likely originate from Europe because of it not belong to R1a1a-Z93 branch (our recently unpublished data) which mainly found in Asians”: https://bmcbiol.biomedcentral.com/articles/10.1186/1741-7007-8-15/comments.
