В России 153 языка коренных народов и еще около 140, на которых говорят мигранты. Большинство из них – языки малых народов. Они составляют лингвистическое и культурное богатство страны и нуждаются в охране. Об изменениях на языковой карте России и мира рассказывает заведующая лабораторией исследования и сохранения малых языков Института языкознания РАН Ольга Казакевич.
Текст: Екатерина Жирицкая, фото: Александр Бурый
– Кажется, нет ничего проще, чем провести грань между большим и малым языками. На одном говорит много людей, на втором – мало. Но как определяют подобные понятия лингвисты?
– Термин «малые языки» – перевод с английского minority languages или французского langues minoritaires. Существует большой, как правило, государственный язык страны, на котором говорит большинство населения. А все остальные языки, на которых говорит меньшинство, считаются малыми, или миноритарными. Понятие малого здесь никак не связано с численностью. На малых языках Индии могут говорить по нескольку миллионов человек, но они все равно считаются миноритарными, чтобы отличать их от языков штатов, государственного хинди или официального английского.
У нас дела обстоят иначе. В России принято трехступенчатое деление языков. Есть русский – государственный язык, единый для территории страны. Поскольку у нас федеративное государство, в республиках есть еще один или несколько государственных языков. Перечень государственных языков каждой республики определяется законом о языках этой республики. Например, в Татарстане государственными языками являются русский и татарский, в Республике Марий Эл – русский, луговой марийский и горный марийский. А в Дагестане государственными предварительно считаются 14 языков, хотя закон о языках там окончательно еще не принят. В эти 14 входит, например, татский язык. Хотя самих татов в республике немного, большинство их сейчас живет за пределами Дагестана. Что при этом происходит с языком? Понятно, что, когда покидается языковая среда, новые поколения усваивают язык значительно хуже.
Есть в России и третья официально принятая категория языков – языки коренных малочисленных народов. Коренные народы в том смысле, что перед нами – не мигранты. Малочисленными же считаются народы, насчитывающие не более 50 тысяч человек.
Кроме того, существуют языки, не отнесенные официально ни к одной из этих трех групп. Например, цыганский. Это не язык республики, не язык коренного малочисленного народа, но это, безусловно, язык России.
– Как соотносятся между собой владение малым языком и национальность?
– Начиная с переписи 2002 года, в анкетах появилась графа «владеют языком, кроме русского», поэтому можно получить такие данные из материалов переписи. Перепись 2010 года была информативнее: в опросник вернулась графа «признаю язык родным». Теперь хорошо видны «ножницы» между признанием какого-то языка родным и владением этим языком. Эти несоответствия отклоняются в разные стороны. Тех, кто признает малый язык родным, обычно больше, чем владеющих им. В этом случае признание языка родным становится символом этнической принадлежности. Спрашиваем у кета: «Какой у вас родной язык?» – «Кетский. Правда, я по-кетски не говорю, но я же кет!»
По некоторым языкам складывается несоответствие в другую сторону. Есть такой коренной малочисленный народ вепсы. Вепсов, по переписи 2010 года, около 6 тысяч (см.: «Русский мир.ru» №1 за 2020 год, статья «В краю духов и кормилок». – Прим. ред.). Живут они в Карелии, Ленинградской и Вологодской областях. И у них число владеющих языком превышает число признавших его родным. Это – другой подход: «Язык мне родной, если я на нем больше всего говорю». Признали его родным немногим более полутора тысяч, а владеют им в полтора раза больше.
– Как это языковое многообразие распределено по территории России?
– В конце 2018 года Федеральное агентство по делам национальностей обратилось в Институт языкознания с просьбой уточнить, сколько же языков у нас в стране. Когда мы начали считать, было не вполне понятно, какие именно языки считать коренными. Решили, что это будут языки групп, которые живут на территории России не менее двухсот лет и/или имеют место компактного проживания. Например, в этот список вошел польский язык, потому что в Сибири до сих пор существуют польские села, где говорят на польском. По этой же причине немецкий, эстонский, украинский и белорусский тоже считаются языками России. В конце XIX – начале XX века, во времена Столыпинских реформ, давали подъемные, чтобы люди ехали на восток. Тогда и появились в Сибири национальные села. Эти языки не относятся ни к языкам малочисленных народов, ни к республиканским языкам. Это миноритарные языки вне официального статуса.
– Есть ли в нашей стране территории, где малые языки достигают особой концентрации? Какими причинами это вызвано?
– Вообще, у нас не очень большая концентрация языков. Для такой огромной территории 153 языка – немного. Но, безусловно, места повышенной концентрации малых языков в нашей стране существуют. Это Сибирь и Дальний Восток, север европейской части России и, конечно, Кавказ.
Причина высокой концентрации языков на Кавказе очевидна. Горы – это место, где языки сохраняются лучше всего. Во всем мире языки горцев живут дольше, чем языки народов равнинной местности. Селения изолированы, туда сложнее проникнуть чужакам, да и между собой живущие там народы разделены природными преградами. Поэтому среди языков Кавказа есть так называемые одноаульные. Например, на арчинском языке говорит центральный аул Арчиб и несколько прилегающих селений. Это примерно тысяча человек. И пока люди живут в горах, язык сохраняется. Еще лет двадцать назад языки коренных малочисленных народов Кавказа считались вне опасности. Теперь ситуация стремительно меняется. Отсутствие работы заставляет молодежь переезжать в райцентры, Махачкалу, города России. И там эти языки оказываются под угрозой, потому что далеко не во всех семьях приезжих сохраняются языковые традиции.
– Ограниченные контакты приводят к возникновению малых языков в горах. Но это не единственный путь формирования новых языков?
– Народы имеют свойство перемещаться. Сегодня север Сибири заселен теми, кто пришел туда во время Великого переселения народов с юга. В I веке нашей эры на Земле изменился климат, кочевники двинулись к северу, вытесняя тамошних охотников. Те, в свою очередь, пошли дальше на север. Так север Сибири заселили те народы, которые там прежде не жили. Сейчас мы не знаем, кто обитал в этих краях раньше. Но там точно жили люди, и от их языков в языках сегодняшних жителей остались следы – языковые субстраты.
Как пришли в место своего нынешнего обитания якуты? Считается, что в течение XII–XV веков тюркское племя курыканов, жившее в Забайкалье, несколькими волнами двинулось на север и расселилось по Лене, Алдану и Вилюю. В XVII веке якуты занимали еще относительно небольшую территорию, прилегающую к месту, где сегодня расположен город Якутск, и были окружены тунгусскими и юкагирскими племенами. Довольно быстро якуты распространились по тунгусской и юкагирской территории, частично потеснив, частично ассимилировав местное население. Сегодня на территории современной Республики Саха (Якутия) живет более половины эвенков России, но лишь немногие из них говорят по-эвенкийски, большинство перешло на якутский язык.
– Вы рассказали об одной стороне языковых контактов иноземцев и коренных народностей – поглощении. Но не менее естествен и другой процесс, когда один язык изменяет другой.
– Да, многообразие малых языков Сибири объясняется в том числе и этим процессом. Когда родственные по языку группы расходятся по разным местам и застают население, говорящее на разных языках, эти разные языки по-разному влияют на языки пришельцев, и исходно один и тот же язык изменяется по-разному под влиянием новых соседей. При этом важно, кто становятся соседями разделившегося племени. Языковые контакты очень влияют на то, в какую сторону изменяется язык, что в нем появляется, что исчезает. Поначалу то, что получается при изменении, можно назвать диалектами. Постепенно различий становится все больше, между носителями разошедшегося языка теряется взаимопонимание. И на месте одного языка возникают два новых. Вот свежий пример. В новом списке языков России мы разделили несколько идиомов, которые раньше считались диалектами одного языка. На Кавказе языки разделяют труднопроходимые горы, в Сибири – громадные территории. Когда одна группа языков отделена от другой сотнями километров, понятно, что их контакты не интенсивны. А если между ними вклинивается какой-нибудь другой народ, общение усложняется еще больше. Так произошло с энецким языком. Энцев в России, по данным переписи 2010 года, 227 человек. Владеющих энецким языком (и тундровым, и лесным), по данным переписи, было 36 человек, сейчас, наверное, осталось человек 25–30. В последней переписи энецкий еще записан как один язык. Тогда рассматривались два его диалекта, которые теперь уже принято считать отдельными языками. Энцы живут на Таймыре, в нижнем течении Енисея. Лесные энцы поюжнее, их главное село – Потапово. Тундровые энцы живут далеко в Заполярье, у Енисейской губы в селе Воронцове. Во всяком случае, лет тридцать-сорок назад они там жили, сейчас большинство тундровых энцев покинули Воронцово.
А вот почти четыре сотни лет назад, в XVII веке, по подсчетам этнографов, опирающихся на ясачные книги (книги налоговых сборов), энцев было примерно 3 тысячи. Почему же за три века число энцев так уменьшилось? Во-первых, эпидемии. Слава богу, колонизация Сибири никогда не велась как в Америке или Австралии, когда все местное население либо переселялось, либо уничтожалось. Для Московского государства Сибирь была ценна пушниной. А кто лучшие охотники? Аборигены. Соответственно, их просто облагали налогом: сдать в год столько-то соболей и белок. Им оказывали поддержку: открывали хлебозапасные магазины, давали в долг порох. Убыль населения шла за счет эпидемий. А эпидемии были ужасные, они бушевали по всему миру, куда приходили европейцы. Колонизаторы приносили с собой такие болезни, перед которыми были беззащитны местные обитатели. В частности, от такой болезни, как корь, в Европе умирали дети, но она не превращалась в повальный мор. А в Сибири, например, бушевали эпидемии кори, от которых вымирали целые стойбища: у местных жителей к ней не было иммунитета.
Вторая причина, вызвавшая уменьшение численности энцев, связана с переселением народов Сибири в XVII веке после прихода русских. Существенно южнее энцев, в среднем течении Оби и по ее притокам, жили селькупы. Это родственный самодийский народ, относящийся к уральской языковой семье. В I тысячелетии нашей эры селькупы пришли с юга Сибири на север современной Томской области и жили там до прихода Ермака Тимофеевича. Пришедшие в Сибирь русские потеснили хантов, а ханты – селькупов. В начале XVII века часть селькупов двинулась дальше на север, они дошли до верховьев реки Таз, где жили энцы. Началась борьба за новую территорию. В итоге селькупы одержали победу и частично перебили энцев, частично их ассимилировали, а частично подвинули на север.
Энецкий же язык постепенно расходился на два языка. Лесные энцы, жившие в XVII веке южнее, чем сейчас, контактировали с кетами, эвенками и тазовскими ненцами. По-видимому, контакты с кетами были весьма интенсивными, потому что энцы заимствовали у кетов личные местоимения 2-го и 3-го лица единственного числа, а известно, что личные местоимения заимствуются крайне редко. После того как лесные энцы отошли на север, контакты с кетами прекратились, и самыми интенсивными стали контакты с ненцами. Тундровые же энцы очень плотно контактировали с нганасанами и долганами, позднее также с ненцами. В результате изолированное друг от друга развитие двух энецких диалектов в контакте с разными языками привело к расхождению этих диалектов, возникли довольно существенные различия в грамматике, разные наборы заимствований в лексике. И сегодня есть все основания рассматривать два энецких диалекта как два языка.
– А что происходило на Русском Севере?
– На территорию, которую мы знаем сегодня как Русский Север, русские пришли, когда она уже была заселена. Там жили финно-угорские племена. Даже наша Москва – финно-угорская территория, и в топонимии, прежде всего в названии рек и озер, тут полно финно-угорского наследия. На Русском Севере до сих пор сохранились остатки народностей, которые жили в тех краях до прихода русских. Те же вепсы или водь, от которой, по последней переписи, остались 64 человека, из которых на водском языке сейчас говорят человек восемь, и всем им более 80. Показательно, почему в водском языке так резко прекратилась передача языка от родителей детям. Ведь в принципе, языки могут сосуществовать на одной территории довольно долгое время. Исчезновение водского языка связано с событиями Второй мировой войны. Водь – это рыбаки, они жили у Финского залива в районе Луги. Эта территория была оккупирована финскими войсками, и все родственное по языку финно-угорское население они вывезли в Финляндию. После окончания войны Советский Союз вернул депортированных, в том числе и водь, на прежние места. При этом многие подверглись репрессиям, были сосланы в Сибирь как финские шпионы. До этого все водское население было двуязычным, все говорили по-водски и по-русски. А теперь те, кто остался в Ленинградской области, перестали говорить с детьми по-водски из страха быть обвиненными в шпионаже и навредить собственным детям. Все восемь человек, еще говорящих по-водски, родились до войны. А более молодые водского уже не знают.
– Но на территории СССР происходили и обратные процессы, когда государство активно поддерживало именно миноритарные языки.
– В истории нашей страны действительно был нетривиальный период, когда по заботе о малых языках мы были «впереди планеты всей». С 1920-х годов по 1937 год в Советской России активно создавались письменности для тех малых языков, которые ее не имели; началось преподавание на этих языках в школе, поощрялось их использование. В 1934 году выходит постановление, предписывающее учителям начальной школы и воспитателям школ-интернатов для детей народов Севера иметь в своем коллективе, по крайней мере, двух человек, владеющих языком детей, которых они учат и воспитывают. Поскольку большинство учителей были приезжими, открывались ускоренные курсы местных языков, чтобы учителя могли общаться с детьми на их родном языке. В конце 1930-х возобладали иные тенденции. В 1980 году отмечается некоторый поворот в политике по отношению к малым языкам: издается постановление об усилении преподавания языков народов Севера в школе. За полвека некоторые малые народы уже потеряли свою письменность, поэтому пришлось создавать новые или восстанавливать старые алфавиты.
– Исчезновение малых языков в течение XIX–XX веков – общемировой процесс. Как именно это происходило?
– Языки исчезали всю историю человечества. Но сегодня сильно возросла скорость этого процесса. Главную роль здесь играет образование – мощный фактор, влияющий на судьбу языка. Язык обучения часто становится языком детей и, таким образом, языком нового поколения. Во многих странах в разное время издавались специальные законы об образовании, запрещавшие преподавание в школе на каком бы то ни было языке, кроме государственного. Так было, например, в США в 1910 году. В Великобритании Билль об образовании был принят еще в середине XVII века и привел к кровавым последствиям и смерти, по крайней мере, одного языка. Билль об образовании, предписывавший использовать в школе только английский язык, вызвал в Корнуолле с его давней традицией школьного обучения на корнском языке череду восстаний, которые были жестоко подавлены. Спустя полтора столетия корнский язык исчез, однако был возрожден в XX веке.
Языки исчезали потому, что языковая политика во многих западных странах была ориентирована на поддержку государственного языка. Идея XIX века «одна страна – один язык» господствовала в западном мире и почти весь ХХ век. Лидером подобного отношения долгое время оставалась Франция, до недавнего времени там все миноритарные романские языки считали диалектами французского.
– В какой момент ситуация начала меняться?
– В 1982 году Совет Европы решает составить документ о языковых правах. Это знаменитая Европейская хартия региональных языков или языков меньшинств. Над ее текстом работали десять лет, стараясь сформулировать все аккуратно, чтобы «не задеть» государственные языки. Ее закончили разрабатывать только в 1992 году, после чего она открылась для подписания. В 1990 году состоялся знаменитый Международный лингвистический конгресс, где обсуждался вопрос об исчезновении языков. Видные лингвисты призвали обратить внимание на ускоряющийся процесс исчезновения малых языков и активно заняться изучением этих языков, пока языковое разнообразие не ушло в прошлое.
– Чем носителям больших языков могут быть интересны языки малые?
– Мы очень хотим понять, как человек стал говорить. Как вообще возник человеческий язык? Есть гипотезы, но это – всего лишь гипотезы. А вдруг в каком-нибудь малом языке кроется разгадка тайны происхождения языка, а мы возьмем и упустим его? Чем больше лингвистического материала из разных языков есть в нашем распоряжении, тем больше шансов, что мы поймем наконец, как устроен наш человеческий язык.
Вот, например, эвенкийский язык позволяет задуматься о том, как условна граница между «своими» и «чужими». В языке эвенков есть интересное противопоставление. В русском у нас просто «я» и «мы». А в эвенкийском языке есть «я» и два разных «мы»: «мы», объединяющее говорящего и слушающих – «мы с вами», «я и вы», его называют инклюзивным. А есть «мы», слушающих не включающее – «мы без вас, которым я это говорю», «я и еще кто-то, но не вы, которым я это говорю», это эксклюзивное «мы». Это противопоставление отражается и в лексике – разные местоимения для «мы»: инклюзивное мит и эксклюзивное бу; и в грамматике – разные окончания у глагола, обозначающего действие, совершаемое совместно со слушающими и отдельно от них.
– А чем рискует общество в целом, когда его лишают знаний подобных тонкостей языков?
– Исторически вся европейская цивилизация строилась на мультикультурности и многоязычии. Именно такой была Римская империя, являющаяся прообразом государства для современной Европы. Все маленькие народы, кроме объединяющего языка региона, так или иначе знали языки соседей. Это всегда было большим преимуществом.
Через язык разные народы выражали свой взгляд на мир, свое понимание мира и так делали свой вклад в культуру человечества. С исчезновением языка, как правило, начинает разрушаться и созданная на нем культура. Уничтожая языковое разнообразие, уничтожают и культурное, подрывается сама основа цивилизации.
Освоение любого нового языка расширяет представление о мире. Многоязычный человек видит больше деталей, понимает относительность некоторых понятий. И это уж точно работает на повышение уровня толерантности. Однажды в экспедиции мудрый пожилой селькуп сказал нам: «Кто знает два языка, у того уши «чистые». Мне очень понравился этот образ. Слово, которое использовал мой собеседник, значит «незамутненность». Так говорят про родниковую воду. «Чистые» уши означают у селькупов незамутненное, неискаженное понимание, высшую его степень.