Ночь. Это волшебное время суток, воспетое прославленными поэтами прошлого и настоящего. Она окутывает собой все уголки моего подсознания; подчиняет себе мой больной разум и проникает в самые потаённые уголки моей истерзанной души. А после, заполняя сердце мучительной тревогой, заставляет меня биться в судорожных конвульсиях и заходиться в собственных криках. Я не понимаю почему так случается и с чем это связано. Но так происходит каждую ночь моего бесполезного существования в этом месте. Я не помню с чего всё началось и как попала сюда. Сколько я уже здесь нахожусь? На стенах, выкрашенных мерзкой глянцевой эмалью даже нет часов. Лишь выцарапанные надписи, призывающие держаться и не падать духом. Их, судя по всему, оставили прежние больные. Где они сейчас? Что с ними? Удалось ли им не упасть?..
Сквозь зарешеченные окна моей палаты я вижу металлический отблеск луны. Она как вечный спутник моего мучительного одиночества. Меня завораживает её холодный свет и я, на секунду, успокаиваюсь. Гнетущие мысли готовы покинуть мой разум, но я не в силах их отпустить. Потому что мне нужно вспомнить — кто я! Врачи постоянно твердят мне эту чёртову фразу. И этот мужчина, что приходит ко мне; называет какие-то имена, я не знаю о ком он мне рассказывает… Он пугает меня, не люблю, когда он приходит. Но я всё же пробую вспоминать. День за днём… ночь за ночью. Но за каждой моей провальной попыткой следует боль. Я не знаю её природы; она медленно подкрадывается тихими шажками и залезает в мою голову. Сначала я чувствую лёгкие пульсирующие удары, а затем, в полной мере ощущаю резкую жгучую боль. Она будто тисками сжимает мою несчастную голову в своих цепких объятиях. В такие моменты я вижу, как реальность расщепляется на миллионы составляющих частиц одного большого пазла. Все они начинают хаотично мелькать передо мной и я, в отчаянии пытаясь собрать образ воедино, — впадаю в ступор. Главное в этот период сосредоточиться и смотреть прямо перед собой; не закрывать глаза. Только не закрывать глаза. Иначе боль усилится и придут они… Эти бессвязные голоса, что начинают раздаваться в моей голове тогда; они всегда хотят мне что-то рассказать. Раньше я их слушала: они говорили громко и быстро, — я не понимала их. Но потом они стали разговаривать со мной шёпотом, медленнее. Внятно проговаривая каждое сказанное ими слово. Они спешили поведать мне ужасные вещи: рассказывали о своих муках, о том, как им тяжело, каждый голос в отдельности, но их было слишком много. Так много, что порой все они сливались в единое громогласное завывание. И итог всегда один — наступала пронзающая боль, от которой мои барабанные перепонки были готовы вылететь наружу. Но это ещё не самое страшное из того, что со мной творится. Хуже голосов — это странные видения, что рисует моё воспалённое воображение. Картинки сменяются одна за другой: животные, деревья… люди, — я их не знаю или не помню, солнце… Я забыла, когда видела солнце в последний раз. Но очень хочу ощутить его обжигающее прикосновение на своей замёрзшей коже. Мне кажется, что я любила греться в его тёплых лучах; где-то там, в другой моей жизни. Интересно кем я была в ней, чем занималась? Они говорят, что я должна всё вспомнить сама. Я должна вспомнить, должна!!! Ну вот опять. Я чувствую они уже идут… они здесь.
Во мраке весеннего утра загорелись яркие люминесцентные лампы, озарив своим светом унылое пространство вокруг. Два крепких санитара в синей униформе, во главе с хрупкой медсестрой ворвались в палату. Они спешили на дикий крик молодой женщины.
— Так, свивальники! Быстро. Сейчас уколю её и отрубится. — решительным тоном медсестра дала указания амбалам. — Тише, тише, моя хорошая. Сейчас все закончится, и ты поспишь.
— Что она вечно орёт как резаная?! — раздражённо задал вопрос один из санитаров.
— Историю болезни почитай, там всё указано, — пытаясь перекричать вопли девушки, ответил ему второй.
— Что вы возитесь с этими ремнями?! Фиксируйте крепче и всё! — Обозлённая медсестра наспех вколола девушке успокоительное и, дождавшись пока она уснёт, вместе с мужчинами покинула бокс.
В эту ночь, на этаже небольшой психиатрической больницы, больше никто не кричал. Все пациенты мирно спали на своих койках, обтянутых дешёвой клеёнкой. И лишь дежуривший медперсонал втихую отмечал наступивший женский праздник. В задорных разговорах про вновь поступивших больных и пролетели остатки ночи, которую сменило весеннее утро. Заступившие на пост медсёстры подготавливали карты вверенных им больных, перед обходом. Подошедший к ним мужчина протянул подарочный пакет и одна из них проводила его к смотровому окошку бокса.
— Неужели нельзя к ней? Я только взгляну. Хоть пять минут, пожалуйста, — с мольбой в голосе он упрашивал девушку пустить его внутрь.
— Ну вы же знаете наши правила! Сейчас обход начнётся. Я места из-за вас лишиться могу!
— Татьяна, — вымолвил мужчина, наскоро прочитав имя на бейдже. — Всего пять минут, прошу!
— Она всё равно спит, нет, нет и нет! Вот придёт Олег Константинович — у него и спросите, — глядя на невысокого молодого человека ответила та.
Но, увидев его поникший взгляд и, накатывающие на глаза слёзы, ей стало его искренне жаль. Тяжело вздохнув, она, мельком взглянула на часы и, понадеявшись на удачу, открыла дверь, ведущую в маленькую комнатушку бокса. — У вас ровно пять минут!
— Спасибо, вам, — сбившимся голосом проговорил мужчина и поспешил не терять отведённого ему времени.
— Это её муж, да? Ох, Тань, рискуешь, сейчас главный придёт такой втык получишь! — Подошедшая к девушке санитарка явно переживала за коллегу.
— Да, Люсь… муж. Бедолага, такое горе! У них же сын малолетний в аварии погиб. Она за рулём была, но выжила. Теперь вот не помнит ничего. Старшая наша рассказывала, ещё год назад, когда её привезли к нам.
— Уже год здесь?! Надо же, я и не знала… Это она ночью кричала, да?
— Не знаю, я только заступила. Она одна в отделении и кричит по ночам. В последнее время даже чаще, эти обострения весенние у психов — достали. — Татьяна поморщилась и подошла к смотровому окну, установленному в стене. Через него, в любое время, можно было разглядеть, что происходило в запертом боксе.
— А я не верю в эти обострения! По мне эти психи в любое время года психами и остаются…
— Люсь! Иди работать уже! — медсестра прервала свою назойливую собеседницу.
Пространство, в душно натопленной комнате, не отличалось на вид от стандартной больничной палаты в любом другом медицинском учреждении. Окрашенные в фисташковый оттенок неровные стены, визуально увеличивали площадь и при дневном освещении выглядели вполне сносно. Единственным отличием служили: отсутствие розеток и наличие кованых решёток на окнах. Подойдя к одной единственной койке, мужчина, не теряя драгоценного времени, присел на её край. Глядя на лежавшую на ней девушку, он тяжело вздохнул. В ней ему было сложно узнать ту, которую любил всем сердцем ещё с последнего курса института. На которой, он, впоследствии, и женился, после чего у них родился сынишка с большими голубыми глазами. Он аккуратно дотронулся до её холодной руки, склонил голову и прильнул к ней губами, чувствуя солёный вкус собственных слёз. Девушка, почувствовав его прикосновения сквозь сон, начала бормотать что-то невнятное. Молодой человек прислушался, но так и не смог разобрать ничего из её слов. Немного помолчав, он закрыл глаза и начал говорить.
— Вот и год пролетел, Тонь… А помнишь, ведь восьмое марта ты любила даже больше чем свой день рождения! Я всегда дарил тебе тюльпаны и море конфет, — мужчина, задумавшись, улыбнулся и продолжил, — Егорке памятник заказал наконец-то, с той фотографией, где он на велосипеде, помнишь?.. Смешной такой! Ему там пять лет… было…
Мужчина опустил свою голову на колени и изо всех сил старался сдержать нахлынувшие эмоции. Собрав последние крупицы спокойствия продолжил:
— Джеку новый поводок купил. Старый уже совсем никуда не годился. Пёс, до сих пор, кстати, срывается к двери по вечерам, на звук подъезжающего лифта. Тонь, он тебя ждёт! И я жду… очень жду, когда…
— Так, всё, выходим, быстренько! — медсестра оборвала мужчину, не дав ему договорить. — И так уже дольше положенного здесь находитесь.
— Да, выхожу… Спасибо, Татьян, вам, — молодой человек ещё раз погладил руку жены и поспешил удалиться.
В коридоре он встретил лечащего врача своей любимой.
— Роман, уже с утра здесь?! — довольно бодрым голосом тот его поприветствовал.
— Олег Константинович, как обстоят дела, есть результат, долго её ещё здесь продержат??? — взволнованным голосом Роман выпалил врачу уйму вопросов.
— Ром, делаем всё возможное. Ночью был срыв, пришлось снова гасить нейролептиками. Сами понимаете состояние перенесённого стресса плюс черепно-мозговая, такое не проходит бесследно. Память может возвратиться в любой момент. Ждём. Лечение обязательно поможет, были подобные случаи в моей практике. Нужно время и ваше непосредственное участие.
— Она меня так и не узнает, доктор, поймите!!! Когда я разговариваю с ней она смотрит на меня своим отстранённым взглядом, будто боится. И каждое посещение как день сурка: всё повторяется по кругу! Год… год прошёл и ничего не поменялось в ней, — мужчина начинал переходить на крик.
— Успокойтесь, Роман! Не нужно здесь кричать. Уже есть некие успехи, мы обсуждали их с вами в прошлый раз. Скоро будет комиссия у неё: соберём консилиум и решим. А пока наберитесь терпения! — тон опытного врача наполнился жёсткими нотками раздражения при виде отчаявшегося парня.
— Я понял… п-простите меня. Пропуск подпишите на следующее посещение, пожалуйста.
— Вам не следует пренебрегать общими для всех правилами, кстати, — врач запнулся и через секунды продолжил, — я понимаю — случай у вас особенный, но здесь есть режим и строго отведённые часы для посещения. Ваше нахождение здесь в столь раннее время считаю больше неуместным. Договоримся так: раз в неделю по будням с 16:00 до 17:00 можете приходить, пропуск выпишу на вас отдельный. Если она будет в дальнем боксе, то в вашем распоряжении смотровое окно. Если в отдельной палате, — можете к ней заходить. Хотя, говорить об общей палате ещё рановато, в связи с её обострившимися кластерными болями… В любом случае номер моего мобильного у вас есть. Будем держать связь. Не падайте духом, Роман, сделаем все от нас зависящее, всего доброго. — Доктор похлопал парня по плечу и поторопился закончить обход, оставляя парня наедине с его мыслями.
— Всего доброго… Олег Константинович, — поникшим голосом ответил мужчина и побрёл к выходу.
Ночь стремительно опускалась на ветхое здание психиатрической лечебницы. Удалённость от городской суеты с лихвой компенсировало обилие растущих деревьев на его территории. Благодаря им воздух здесь казался более свежим. Блёклый свет уличных фонарей проникал сквозь небольшое окно в палату. Девушка, находившаяся в ней, только очнулась; чувство дикого голода сводило её желудок нестерпимой болью. В попытке понять, где находится, — она прищурилась и вгляделась в темноту. Всё её тело ныло и изнемогало от долгого пребывания в одном положении. Она вытянула перед собой затёкшие руки и попыталась приподняться с койки. Голова закружилась и темнота, разбавленная скупым мерцанием света, поплыла перед глазами в бесконечно бушующем потоке образов. Они, не переставая мелькали и от этого буйства, девушка разразилась слабым стоном. Не в силах больше терпеть она зажмурилась и запрокинула голову обратно на подушку.
«Ну вот опять… пришли. Они никогда не оставят меня в покое! Что вам нужно от меня? ЧТО-О-О?!» — мысленно вопрошала женщина.
Она продолжала лежать с закрытыми глазами и боялась пошевелиться, чтобы невыносимая головная боль не усилилась от лишних движений. В этот раз девушка решилась дать волю своим видениям, выстоять и во что бы то ни стало рассмотреть каждого, кто явится в её мысли. В ту же секунду, размытые образы стали приобретать заметные очертания, слабо напоминающие людей. Не было видно ни их лиц, ни половой принадлежности; все они будто парили над землёй, колышась и покачиваясь из стороны в сторону. Слабым эхом, откуда-то сверху, послышалась приятная слуху музыка. Образы, будто заслышав её, — подхватили мотив и через мгновения уже протяжно выли в такт мелодии. Вдруг, толпа расступилась и из неё вышла непонятная бесформенная субстанция. Она передвигалась рывками, будто каждое движение давалось ей с трудом. Вот стали различимы руки, что словно плети свисали по бокам; на правой были заметны обломками торчащие кости; левой она прижимала к себе что-то непонятное. Какой-то чёрный свёрток или… игрушка. «Точно», — подумала женщина. Это был маленький плюшевый медвежонок, на его ворсистой поверхности она разглядела бурые пятна, похожие на запёкшуюся кровь. Подняв свой взгляд выше, в попытке увидеть лицо идущего, — она ужаснулась. На запрокинутой на бок голове, наполовину размозжённой, в кроваво-красном месиве, вместо глаз на неё смотрели две черные дыры. Она ощущала на себе их пронизывающий взгляд и холодок сокрушительного ужаса пробежался по всему её телу. «Кто ты? Что тебе нужно?» — молодая женщина задала вопрос. Он эхом завис в пространстве и сущность замерла от звука голоса, что услышала. Она попыталась поднять свою голову. Послышался звонкий треск ломающихся костей. Чудовище разразилось душераздирающим детским воплем и упало, не удержавшись на вывернутых конечностях. Девушка, будто ощутила на себе всю его боль; ей захотелось закричать, но вместо этого, в маленькой палате раздался лишь тихий протяжный стон.
Существо, не теряя надежды подобраться ближе, начало ползти вперёд, подтягивая за собой остатки своего маленького обезображенного тельца. Устав от этих усилий, что давались ему с непомерным трудом — оно остановилось и начало тихонечко плакать. Буквально через секунды плач сменил отчаянный детский рёв. Сущность билась в истерике и одной рукой продолжала прижимать к себе плюшевого мишку, словно в нём было единственное спасение от боли и страдания, что она испытывала.
— Мамочка… мам, мне так плохо без тебя… здесь. Ты только держись… ты же у меня сильная, только не падай духом, слышишь?! Я так скучаю… — сквозь прерывающиеся всхлипывания стали различимы слова сущности. Из его черных пустых глазниц, бесконечным градом, проливались невинные детские слезы.
В палате зажглись яркие люминесцентные лампы; на крики молодой женщины уже спешила медсестра с двумя санитарами.
— Эти весенние обострения у психов достали! — обозлённо выпалил один из них.
— Сезонное явление, переживёшь! — ответил ему второй.
Автор: SOW'A'.