Политэкономия адептами этого имени сводится к «производственным отношениям», которые в свою очередь основываются ими в «отношениях собственности», а эти последние диктуют людям «волю, сознание и поступки». Как привязанные интересами собственности, люди становятся «классовыми сущностями», причём по марксизму классы формируются только по отношению собственности (средствам производства). «Бытие определяет сознание», то есть в обществе нет человеков, но только носители/операторы собственности... Это – суть марксизма и политэкономии, как экономико-классовых теорий.
И вы тут же вырываетесь из этого, как только не видите в человеке лишь объект и винтик, лишь часть административной системы, как только возвращаете ему полноту и целостность бытия, как только культуру (язык, традицию, умозрение, теоретическое сознание) возвращаете на законное место – во всей и контекстной взаимосвязи Культуры-Политики-Экономики... И это обычно делают русские... просто по привычке; и часто задним умом, уже попробовав. ;)
Вы вырываетесь из паутины суженного сознания, как только возвращаете человеку человеческое – без обязывающего упреждения со своей стороны его мотивов и действий; как только выделенный дискурс «высокой умности и околонаучности», основанных на упреждении событий и смешении порядка следования, вы возвращаете в норму научности – с её синтетической полнотой, точным позиционированием накладывающихся процессов и практикой...
Ещё до «классовой борьбы» и «прибавочной стоимости» возникла ложная дилемма частной и/или общественной собственности. Любая из них требует правильных регуляторов! Для чего необходимо было изучение их конкретного функционирования, исходя из полной правовой картины в общественном контексте из определения прав на производительное имущество и продукт на основе критериев целостного развития. А в конечном итоге имеет значение только одно: на что – с позиций общественного развития – тратятся свободные средства...
Формы собственности сделали абсолютными, а они – относительны! Для социальности абсолютен человек, исходны его качества и развитие. Польза же собственности в организации общества – чисто правовая, и только. Она – инструментальна. Общественные смыслы находятся не в ней, а делают то её священной... И распространяют это понятие уже не только на вещи. Так и здесь теряются смысл, мера и происходят искажения, восходящие к метафизике.
Для социальной системы абсолютны, исходны социальные особенности человека (как продолжение его качеств). Собственность же и формы организации – следствие этого[1]; при том, что социальность – всегда общий организм. Отсюда «вырастает» ремиссия прав собственности, как первый по уровню, фундаментальный механизм; более того, имеющий прямые аналогии в природе и так называемых «примитивных обществах» (и это ещё вопрос – кто примитивен?).
Издержки всегда несёт всё общество. И прибыль – это авансирование для неравновесности под развитие; и инфляция – это эксплуатация общества. Общество – целостный организм с общими балансами. Вот только находятся те, кто перераспределяет гешефт отдельно от издержек. А исходный вопрос затрат – Во имя чего и как, чтобы не только не развалиться, а наоборот, расти?
Самое интересное, что к пониманию этого и соответствующему решению давно бы пришли, если бы не отвод поисков в сторону революционно-классовыми лозунгами и атрибуциями. Если бы общественное внимание не застила идея-фикс и громкая камарилья с наукообразной и манипулятивной темой так называемой "прибавочной стоимости". Если бы прибыль была осознана естественно, как общественный аванс под общее развитие, но с реализацией этого частным образом. В этом случае, последовательно и логично на втором этапе была бы осознана и введена "ремиссия прав собственности"... А далее – в сторону «второго коммунизма[2]» – по мере развития производительных сил происходило бы только расширение базы доступа к ресурсам развития и видоизменение формы ремиссии. Тогда – при новом уровне технологического развития и массового знания людей – доступ к ресурсу получили бы все люди, творческие люди; с необходимой – естественно-адекватной – системой организации/контроля. Суть этой системы – ограничение пустой наживы людей, которая есть суть форма ресентимента и падения; но поддержка людей в их поиске/становлении, причём в групповом взаимодействии и делании...
Понятно, что в этом случае действует и вторая – критериально-мерная – сторона этого мета-системного механизма. «Гармонизация распределения общего дохода» позволяет гибко определять пропорцию ресурсов на потребление и накопление – исходя из текущих вызовов и задач. Вот и всё – для устойчиво-мерного развития всех и каждого.
Вернёмся к политэкономии.
Что вроде бы изучает политэкономия – так это связи производительных сил и производственных отношений – по её же декларации. Но реально этого не происходит уже 100 лет – потому что кроме постулирования принципа (философии) такой связи она в практике текущей жизни; на уровне собственности становится банальностью и уходит в область права, а в уровне реальной деятельности уходит в организацию труда. Реальные же мотивы, что и наполняет отношения содержанием, изучает социология, в том числе социология производства (экономики). И остаются только интересы (мотивы) неких выделенных классов по обществу в целом... И начинается спекуляция на классовой тематике. Об этом ещё скажем. Но возникает сомнение в наличии у политэкономии её реальных, рабочих, полезных предмета и метода. Это – сфинкс, кадавр. И он закрывает, перекрывает изучение действительного предмета общества: в целом и в культурной конкретике.
Политэкономия – квази-философия экономии, поставленной в основание, в базис политики, истории, власти; то есть исходя из первичности материи. То есть политэкономия – «наука», перекрывающая связи и причинность верхних этажей бытия, метафизики. Для науки экономики необходим и верхний этаж, этаж метафизических оснований, обоснований, связей, закономерностей. Метафизичность экономики очевидна в постоянно демонстрируемом ею факте: экономика – это общее дело. Не (1) конкуренция в её основе, а (2) кооперативность – сотрудничество и требовательность. С первым и без второго она распадается, по факту. Именно проявлением, следствием общего экономического дела становятся зависимости её развития от разделения труда и объёма рынка, от него же и эволюция укладов. То есть совместность – это имманентное начало экономики, а распределение – это задача. Её – не сформулировав критерии – экономия отдала идеологиям; но здесь, решив эту задачу, мы вернём ей экономии.
Пара предпринимателя (в положении хозяина) и работника (в положении наёмного), которые мы постоянно находим в реальной социальной действительности, они, как феномены и силы, предстают в таких категориях вполне по-рабочему, неэмоционально. А вот политическое противопоставление жёстко оформилось вместе с ложной теорией (теорийкой) «прибавочной стоимости»[3]. Эта «теория спектакля» переименовала известные в жизни экономические категории и выборочно исказила целостную картину с переносом причин и следствий из разных частей последовательного процесса формирования продукта и стоимости. (Вспомните описание этого ранее, в главе «Экономика» в теме про политэкономию.) В этой теорийке было меньше науки, как отражения и выражения реальных процессов, чем даже в теории «классовой борьбы». (Там хоть был именованный факт, хотя и в данном случае – рекрутируя пролетарские батальоны – этим фактом «классовой борьбы» закрыли иное множество общественных отношений.) Тем не менее, видимо, таковы были заинтересованные силы, что голос здравого смысла (разума) был заглушен. Не нашлись смыслы и аргументы, снимающие эту спекуляцию и поверхностность. И вопрос осмысления и организации совместной деятельности для развития общества перешёл в простые решения по разрушению. Эта ситуация на 150 лет определила противостояние в социальных системах.
Но почему люди так легко искажают мир?.. И почему никак не могут расстаться с привычными, но ошибочными понятиями и установками?...
Политэкономия – это политизированная ветвь экономии. Её понятия, именования обычно отражают не экономическую суть явления, а вторичное толкование по интересу/пониманию толкователя. Показательный пример – это известный термин «кризис перепроизводства», который на самом деле есть «кризис недопотребления». Как говорится, ощутите разницу: подхода и понимания.
[1] Те, кто в циклическом чередовании причинности говорит, что «нет, это человек, его социальные особенности порождаются обществом, его общественным сознанием, а сознание, в деятельности – экономическими отношениями», занимают – объективистско-материалистически – лишь одну точку, абсолютизируя для всех людей этот мотивационный процесс. Мы же, не заходя в это многообразие, сказали только о том, что в целом для общества и в полном его генезисе определяющими – в том числе для формирования собственности – являются особенности человека. И они уже потом могут отбираться по признакам господства конкретных мотивов.
[2] Содержание коммунизма вполне известно – хотя бы по первобытному обществу, когда не было вариантов распределения прибавочного продукта. Не будет его и при «втором коммунизме» - по другим возможностям и основаниям, но также на благо всего общества... А вот критическим здесь является уровень человека, в том числе его знания и разума.
[3] Уже в этом названии содержится затверждающая манипуляция, которую потом повторили либералы. Эта «присвоенная стоимость» (в чём к ней и претензия у «борцов») – не прибавочная, а перераспределённая, то есть полученная в обмене; другое дело, что кто-то, являясь разумнее пчелы, должен хорошо планировать, а так называемые «общественные затраты труда» - это в реальности комплекс издержек, дающий планку прибыльности. Позднее уже либералы сделали кульбит отведения глаз, назвав катастрофическое разбалансирование экономики, сопровождавшееся одновременно голодными смертями и уничтожением продуктов, как «кризис перепроизводства», а не «кризис недопотребления».
Подмена имён – старая западная игра, как и «номинализм» (содержательность по имени; номинальный – называющийся, формальный, подложный); но что было первее? Но не нечто, что является ценностью, идеей, смыслом, универсалией. Умозрение вместо смысла, манипуляция вместо истины.
Колоссальная ошибка невежественного познающего – когда он останавливает процесс и создаёт теоретико-спектакливую картинку с системой понятий, поместив некоторые из них в нужное ему место и наделив их свойствами из актов последующих событий. Он – как режиссёр-демиург – зная, что произойдёт потом, уже сейчас, возвышаясь в своей абстракции над низом явлений, вкладывает в их объяснение для других упреждающую мистику. Он, исходя из своих методов, из своей школы раздёргивает действительность и создаёт модель, фактически творя начальный произвол, о котором все забывают, следуя некой логике исходных установок. Ладно, когда в практических делах, это сразу понятно. А вот – когда в абстракции...! Вот так мы и получили Маркса и марксизм.