…По бескрайнему полю тянулась вереница конных. Было их десяток-полтора. Шли налегке, переходя иногда на рысь, но коней не утомляли- спешить было некуда.
… Степи…степи тянулись нескончаемой плоской столешней на много дней пути… Глазу было бесприютно и дико в этой пустой равнине. Лишь иногда вдали пробегал одинокий волк, да изредка можно было увидеть стоящего столбиком суслика. Над головою такое же плоское небо, серо-голубое и бескрайнее, как степь. Неумолчная трель жаворонка и духота. Маревом на горизонте встают миражи озер. Седло разогрелось- не коснуться окованной медью луки.
Михаил, покачиваясь в седле, думал. Он получил ярлык на княжение в Твери. Он обезопасил свой удел, дал народу роздыху от междоусобиц, хотя на время. Теперь можно было заняться насущными делами. Литва. Беспокойные литовцы все дерзостней впадают в пределы низовых украин. Не раз уж после батыева разорения их невесть когда окрепшие воинства чинили разор областям русским. Ливоны и свеи зарятся на Псков и Новгород. Если не помочь новгородцам- завтра и Тверь будет им надобна…
Нет, не Литва беспокоила. Литва сама собою. Покуда пускай южные князья озаботятся. Первое теперь- не Литва и не ливоны. Первое- Андрей, князь Городецкий. Хоть и не в раздоре с ним, а остеречься надо. Ему покуда Димитрия достает. Ан, как не станет, Димитрия-то? Плох он что-то, хвори мучают. Того и гляди, господь призовет. И тогда Городецкому князю путь на Новгород. А там, по пути, и Тверь. Хорош удел достался от отца. Успел Ярослав укрепить постоянным радением свое княжество. Люд обогател, гости наезжают, да и к Новгороду путь им чрез Тверь. Не оставит Андрей Твери.
Что-то мешало сосредоточиться… В уши лезла заунывная песня. Тягучая, всю душу вымотала. Михаил оглянулся- пел Никита Чудин, молодой ратник, впервой взял его. Хороший вой будет. Горяч только не в меру, да разухабист больно. Ежели не остепенится- сложит голову либо от сабли татарской, либо от топора мужика какой-нибудь опахабленной девки.
- Эй, будет выть!- крикнул князь.- Без тебя тошно…
Песня смолкла, теперь ничто будто не мешало. Эх, радоваться бы, что целой голову из Орды снес, а на душе будто кошки скребут, тоска сердце гложет… Почитай четыре десятка с лишком лет прошло, как Русь под татарином гнется… Старики бают, не татарин силен, а Русь слаба. Погрязли в междоусобиях, позасели в уделах. Только и зыркают на соседа, как бы чего стащить, где бы чего урвать со стола ханского! Новогородцы возгордились- мы-де под татарами не хаживали. А дань как все платят. Ростовцы баскаков ханских прогнали, да в мыслях не держат, что Ногай-то, хоть не великий хан, а всем в Орде заправляет, Тохта его же ставленник. Не спустит он Ростову дерзости. Объединяться надо. Надо. А как? За сорок лет и думать забыли, что Русь испокон вольною была. Сами дань собирали окрест.
Городецкий князь Андрей снова татар на Русь приведет- никак с великим князем не уживется. Димитрий, конечно, крут, но с ним можно сговориться. Не объединит Дмитрий уделы. Тож ведь, чай, за ярлыком ездит. "Никита, подь сюды!"- крикнул князь, не оборачиваясь.
Тут же рядом оказался Чудин на приземистой татарской лошадке, поклонился князю. Хорош… Русые курчавые волосы, голубые глаза, едва наметившаяся бородка. Татарская сабля на боку, легкий оскеп, щит за спиной по-татарски. Сбруя позвякивает медными бляхами. Тулуки набиты съестным и побрякушками татарскими. Кривой татарский лук, клеенный из рога, приторочен позади. Берегись девки! От такого не уйдешь! Был он всего на год младше Михаила, но выше на голову и шире в плечах. Оборотист в драке и весел. Сразу по приезде в Орду, стал приглядываться к татарам, пробовал их доспех, оружие. К отъезду наменял всячины на оружие, чисто татарин теперь. Десятник ханский просил у Михаила отдать Никиту, коней давал десяток- глянулся.
- Эк, вырядился! И не маетно тебе в такую-то жару? Будто нехристь. Гляди, Никита, свои стрелят,- с удовольствием разглядывая парня, сказал князь.
- Ин, глядишь, отобьюсь, княже!- сверкнул тот улыбкой.
- Ладно, храбрец, красуйся.- Князь наклонился ближе.- Езжай наперед, дозор наш обойди стороною, чтоб не видали. Помнишь, где на том пути ночевали у курганов?
- Помню, княже.
- Тамотко Стрига с казною моей остался. Передай, пусть к Москве идет. Мы вас нагоним. Да примечай, где татар увидишь. Как Стригу повстречаешь, гонца шли мне. Понял ли?
- Понял, княже.
- Гляди, Никита, не оплошай.
- Будь в надеже, княже. Мигом я!- Никита ударил коня концом копья.
- Стой, шальной! Дослушай!
Никита вернулся, пустил лошадь вровень с княжьей.
- Ночью поедешь. И чтоб не проведал никто, понял? Ступай на место.
Отъехав чуть в сторону, князь махнул рукой, чтоб дале шли, а сам, склонив голову к седлу, продолжил думу. Отец, князь Ярослав, умер, когда Михаил еще не народился. Взрастила князя мать, великая княгиня Ксения, дочь тарусского князя Юрия Михайловича. Сызмальства приучала она сына к книжной премудрости. Растила в любви к богу и людям. Никому не доверяла, кроме пасынка Святослава да епископа Тверского-Симеона.
Постукивая посохом по половицам, Симеон, почтенный старец, прохаживался по палате, глядел сурово на мальца- княжича, диктовал из Писания, на память заставлял рассказывать летописные тексты. Отсюда Михаил узнавал, отчего пошел уклад в земле, ныне называвшейся Русью.
Михаил рос смышленым и смелым. Не раз сбегал от мамок в посад, драться с посадскими ребятишками. Ходил меж лавок гостей, приглядывался, прислушивался к чужому говору. И горе чужое узнал тоже рано…
Однажды, пиная босыми ногами пыль, брел он из лесу к городу. Поход был удачен: почитай, в каждом силке, что нарядил с ночи, было по зайцу. Плечи приятно тянула тяжесть добычи. Михаил любовался цветами, молодой травой, слушал песнь утреннего жаворонка и радовался божьему промыслу. Хотелось задохнуться утренней прохладой, медвяным запахом трав, напиться до одури росою, что блестит драгоценным камнем на каждой былинке. Ковыряя ножиком занозу в пальце, Михаил с удовольствием думал, как вечером пойдет бить острогою рыбу. На холмах паслись стада, только выгнанные по утреннему холодку на поля, звучали дудки пастухов. Ничто не нарушало покоя летнего погожего утра.
Вдруг из-за леса вылетел отряд конных с полсотни на приземистых лошадках, быстро пересек поле, направляясь к городу. В этот утренний час гости открывали свои лавки, к городу пылили подводы. До Михаила донесся истошный крик. Что кричали, слыхать не было, но над детинцем взвился сигнальный дым, а в посаде забегали люди, бросились к воротам с криками.
Михаил побежал. Ветер выжимал слезу, сердце неистово колотилось, в горле саднило от пыли. Добежав до первого ряда лавок, Михаил увидал татар, живо перебегающих от воза к возу. Хватали все, что попадется под руку, не обращая внимания на ползающих в пыли гостей: один тащил меру холста, другой примерял на себя лисий малахай, двое тащили с воза медный котел, в который вцепился купец.
- Не губите, робята, ну, не балуйте,- басил он.- Не балуй,- вдруг заорал.
В то же мгновенье сабля рассекла ему голову вместе с шапкой, татары загоготали. Гость повалился лицом вниз, два раза дернулся, загребая растопыренными пальцами, и застыл. Пыль у головы потемнела, быстро впитывая кровь. Михаил застыл, расширенными глазами глядя, как татарин отрезает скрюченный палец, как снимает с обрубка перстень. Из-за сруба послышался истошный визг. Михаил бросился туда. Татарин тащил за косу девку, на ходу срывая с не одежу, скалился, лопотал что-то по-своему. К девке подскочил второй, ухватил за ноги, а та, отбиваясь, заголосила еще пуще. В глазах потемнело у Михаила. Выхватив ножичек, бросился на врага… и темнота… душная и пахнущая пылью темень…
Опамятовал он на второй день. Рядом с кроватью сидела мать, подперев рукой голову, тихо плакала.
"Матушка",- тихо позвал Михаил.
Перед глазами все плыло, к горлу подкатывала тошнота.
Она сползла на пол, перекрестилась на образ Богородицы, после присела на край кровати.
- Опамятовал, сыночек. Как же ты так, а?
- Не плачь, матушка. Что со мною?- от усилия в глазах запылали солнца, завертелись хороводом.
- Как татары ушли, нашли тебя на торгу. Как не сгорел, не ведаю. Сохранила тебя Богородица.
Михаил поднял руку, потрогал повязанную тряпицей голову, снова к горлу подкатил душный ком.
- Люди сказывают, оскепом по головушке татарин тебя ошеломил. Лежи. Сил набирайся.
-Татары где? Святослав?
- Ушли… Святослав за ними пошел…- это он услышал уже издалека, снова проваливаясь в сон. Так закончилось детство…