В 1933 году в рамках Миланского триеннале проходила персональная выставка русского зодчего. Это факт безусловного признания, тем самым его причисляли к мировой элите архитектуры. Но пройдёт каких-то 16 лет и на родине не вспомнят ни само событие, ни сказанные там слова. Единственное, что позволят Константину Мельникову в рамках профессиональной компетенции - преподавание. Не совсем в глуши и, в то же время, с явным урезанием перспектив и возможностей, в Саратовском автодорожном институте.
Когда нужно было наказать строптивца, советская власть очень красноречиво демонстрировала свой иезуитский нрав. Если только не стал колебаться вместе с линией партии, легко мог очутиться где-нибудь на периферии. И главное ведь обошлись вполне гуманно, без расстрела. Ты строил гаражи? Тебе и учить будущих "завгаров", которые будут в них работать.
Гаражи в его деятельности действительно занимали большое место. За всю стремительную карьеру - целых четыре. И каких, без повторов, каждый со своим оригинальным пластическим и пространственным решением.
После успеха первой работы, павильона Махорка, перед ним словно распахнулись двери. А в них хлынул поток восторженных отзывов, наград, заказов... В 1923 году Константин Мельников уже проектирует советский павильон для Международной выставки декоративного искусства и художественной промышленности в Париже. Авангард его проекта, словно глоток свежего ветра, врывается в устоявшийся мир академических форм и стилей. В восторге публика, озадаченно почесывают голову коллеги. Такое даже Корбюзье еще не снилось! А французы сразу с деловым предложением: построить для Парижа многоэтажный гараж на 1000 машин.
На радостях или из свойственного советским труженикам энтузиазма он делает сразу два варианта. Один в виде полупрозрачного 10-этажного куба с пандусами. Он, словно витрина, открывает напоказ всю внутреннюю жизнь здания. Другой еще невероятнее.
Огромное пространственная конструкция приподнята над землей и напоминает гигантскую стелу, словно выдвинувшуюся из недр земли. Словом, еще неизвестно, осталась бы башня Эйфеля главной достопримечательностью французской столицы, если бы мельниковские конструкции обрели плоть и кровь. Как говорится, не судьба.
В тогдашней советской России было меньше средств для архитектурных прихотей, но стремления воплотить самые смелые идеи - куда больше, чем в Европе. Кроме того, архитектор мог не только предложить, но и убедить в целесообразности той или иной идеи. Именно так развивались события вокруг строительства Бахметьевского гаража.
Английские автобусы "Лейланды", купленные для Москвы в качестве общественного транспорта, нуждались в площадке, где можно было бы переночевать, произвести ремонт или замену деталей... Власти уже запланировали в районе Бахметьевской (нынешняя Образцова) улицы гаражи привычного манежного типа - строго в ряд, один к одному. Проблема заключалась в том, что под такую концепцию собственных лошадиных сил не хватало. Автобусы не имели заднего хода и пришлось бы их волоком встраивать в нужные парковочные ячейки.
Мельников предложил свою систему, в которой можно двигаться всё время вперёд. Главное - приспособить для этого здание. В нём автобусы должны были становиться под углом к оси помещения, а для выезда не требовалось сдавать назад, в другом конце здания имелись другие ворота. Чтобы доказать свою правоту архитектор лично пошел в Моссовет и настоял на проведении сравнительного эксперимента. Убедил!
Сегодня посмотреть на прямоточное движение в действии уже не получится, как никак в гараже музей, но можно убедиться в несомненном желании автора даже такое утилитарное сооружение наполнить эстетическим смыслом. Этот смысл угадывается даже сквозь наслоения казенной краски и аляпистых ремонтов. Не то конечно, но всё-таки лучше чем ничего.
В тот период гаражи нужны были не только автобусам, но и грузовикам. И похоже от Мельникова ждали очередного чуда, когда предложили придумать проект для небольшого треугольного участка позади Казанского вокзала. Только в одном он не оправдал надежд заказчика - не стал повторять найденной в Бахметьевском гараже формы.
Вместо трапеции он предложил дугу, которая в данном случае была эффективнее и компактнее. Машины не перекрывали движение внутри здания, прекрасно могли разминуться и легко выезжали на улицу. Два торца этой дуги образовали вместе с корпусом мастерских внешний фасад комплекса. Правда, со временем похоронили саму идею попадания внутрь через ворота выходящие на проезжую часть Новоярославской улицы. Их просто заложили стеклоблоками, не особенно стараясь выдержать стилистическое единство с замыслом автора.
Впрочем, те, которые оставались висеть на покосившихся петлях, спустя годы тоже не сильно напоминали о его конструктивистском содержании, больше о ветхости и о безразличии к состоянию объекта. Позже вместо грузовиков сюда заселили автобусы общей численностью 395. При том, что гараж был рассчитан не более чем на 250 машин такого класса. Арифметика советской жизни всегда варьировала в широких пределах.
Кстати, и в Бахметьевском гараже и здесь на Новорязанской конструкцию крыши проектировал инженер Шухов. Работы Мельникова у него вызывали искреннее уважение и симпатию.
В конце 20-х годов в СССР создаётся новая структура - Интурист. Для того, чтобы госкомпания могла плодотворно трудиться на ниве зарабатывания валюты, ей тоже нужен был транспорт и всё к нему причитающееся. За проект гаража на третьем кольце Москвы в районе Сущевского Вала берётся мастерская Моссовета №7. Её возглавляет Константин Мельников. Он уже не просто авторитет, он администратор с широким кругом полномочий. Поэтому над планировкой помещений и общей композицией здания трудится архитектор Курочкин.
Сам Мельников включается в процесс лишь на последнем этапе, когда решает внести изменения в композицию фасада. Это его стиль и почерк: не оставлять без художественных идей и образов даже самый утилитарный проект. А тут туризм - такой простор для введения в оборот смелых идей и решений.
Огромное круглое окно посреди плоскости стены и устремляющуюяся вверх от его нижней оконечности диагональ различит каждый даже в нынешней закопченной выхлопами столице. А вот что именно хотел сказать архитектор - попробуй разберись. Сам Мельников так описывал задумку:
Путь туриста изображен бесконечностью, начиная его с размаха кривой и направляя его быстрым темпом вверх, в пространство.
А ведь и правда - знак бесконечности. В непрерывном кружении по столичным диаметрам мы просто редко замечаем подобное. Увы, комиссия принимавшая проект, позволила реализовать только правую часть фасада. Левая была сделана в неоклассическом стиле. Когда вмешивается политическая целесообразность широкие полномочия молчат.
Наступившие 30-е годы меняли отношение ко всему. Советский строй подгонял под ранжир индустриализации не только село, но и культуру, науку, производство, архитектуру... Образность уступала место тиражированию монументальных форм и узнаваемых силуэтов. В новой системе ценностей практически не оставалось места идеям авангарда. Просто кто-то из его сторонников вовремя перестроился, нашел свою нишу в новой эстетике. Попробовал пойти на компромисс и Мельников. Но в его очередном и последнем проекте гаража для Госплана (подробный материал здесь) чувствуется скорее попытка не сдаваться, чем желание ломать собственные принципы.
Окончательную точку в карьере практикующего архитектора помешала поставить война. Но уже в 1949 году Константин Мельников вынужден ехать в Саратов, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Для советской власти он навсегда остался формалистом, которого лучше держать чуть в стороне, а то и вовсе подальше.
Архитектора уже не было в живых, когда его работы заслужили право называться культурным наследием. Впрочем, даже эта форма казенного признания вряд ли отражает суть того, что он создавал. Здесь больше преуспела пресса разных лет. Независимо от того хвалили или ругали мастера в газетах, образности его решений всегда отдавали должное, придумывая зданиям Мельникова сочные метафоры или прозвища: "Рупор на Стромынке" (это клуб им. Русакова), "Звезда химиков" (клуб в г. Ликино-Дулево), "Сигара Свободы" ( клуб фабрики "Свобода"), Клетка попугая (клуб фабрики "Буревестник")... Это же песня!