“Бессмертие стоит нам жизни”.
Рамон де Кампоамор.
...
Наноэлектрические волокна, из которых в последующем сделали оболочку в точности схожую с кожаной тканью, только в разы лучше натуральной, без изнашивания и неподверженной болезням. еще придумали части тела, которые можно менять на подобные органом, но с расширенными функциями, дополняющими заложенные природой. Каждый за дополнительную немалую плату мог придумать все, что угодно. Люди с электронным нутром снова сбежались на замену того, что их не утраивало в себе. Кто-то все делал ради очивок, кто-то просто следовал трендам. Но факт в том, что буквально через пару лет услугами этой корпорации воспользовался едва ли не каждый человек, каждый заменил в себе что-либо.
Вот тогда и пошла самая настоящая жара. Разгорелись споры насколько это гуманно и человечно. Оставались ещё люди, которые не утратили разум и не повелись на корыстный развод. Но корпорация смогла с легкостью склонить на свою сторону или заткнуть недовольных. Противникам "трендам" либо надели золотые очки, либо их устранили, либо страх заставил людей залечь на дно и бороться из подполья. Меня это касалось мало, мне лишь хотелось прекратить этот бесконечный, бессмысленный труд и быть с моим сыном, который практически не видел отца. Несмотря на единичные протесты, в обществе нарастала мания изменить, переделать, улучшить себя. Это стало писком моды, стало зазорным быть натуральным, без цифровых технологий. Да я писал, что каждый, но я имел ввиду под словом “каждый” - большинство, оставались люди, кто не утратил разум и не повелся на корыстный развод корпорации. Моя работа превратилась в нечто непонятное. Из обычного хирурга-трансплантолога я превратился не то в пластического хирурга, работающего с нановолокнами, не то в художника или же скорее скульптора, создававшего нового человека, меняя его по кусочкам, не то в визажиста. Я не понимал кто я. В народе же моя профессия называлась “Хирургический стилист”. Люди приходили ко мне, как в обычные солоны красоты. Что-то подкрасить, подтянуть, смазать, улучшить внести новые функции в какой-то орган и тому подобные процедуры. Людей, а возможно уже и не людей, а человеческих роботов, киборгов, да назовите, как хотите, перестало интересовать все то, что нельзя было улучшить или заменить. Мы не понимали, как это произошло, но нарисовалась гигантская проблема. Огромную корпорацию не заботила угроза вымирания души у людей. Все духовное отошло на задний план или же вовсе пропало. Чувства - рудимент. Они устарели. Обновления правят миром. Зачем что-то выражать, напрягаться если можно все просто показать? Компьютер считывает основные показатели и передает информацию, что это за чувство или эмоции, а железное сердце остается в покое. Что-то чувствовать, часто неуютно, а порой больно и неприятно. А теперь чувства стали комфортными, железная начинка человека сделала для них удобный кокон, в котором модно существовать. Но на сам деле это железный гроб, в который ничего не проникает. Душа, словно темный, сырой склеп. Для меня же жизнь - ощущения, чувства, восприятие мира. Но я тоже рудимент. Так сказал мой сын в наш последний разговор, когда приехал после колледжа.
- “Пап, пора уже и тебе что-что заменить. Это будущее. Прогресс нельзя остановить. Люди будут жить вечно”.
- “А что такое по-твоему жизнь, сынок?”
- “Ну жизнь — это быть. Жить в мире, радоваться и веселиться”.
- “А как ты понимаешь, что именно радость или веселье?”
- “Ну мне так говорит компьютер”.
- “Но ты же сам уже давно не испытывал ничего подобного. Как ты можешь это знать? Может компьютер дал сбой и подменяет понятия?”
- “Ну да, скажи еще что это заговор. Ну что за занудство и бредни, пап”.
- “Нет, сынок, если человек не может испытать что-то, то не может и прочувствовать это. Не может прочувствовать - не может т понимать этого”.
- “Думаешь люди этого не знают?”
- “Я думаю, что они забыли или даже никогда не знали. Они думаю, что их мир нормален, но это не так”.
- “Факт остается фактом, мир изменился. Все идет к виртуальному образу жизни. Тебе этого не остановить. Пора и тебе начать двигаться биокибернетической ногой со временем”.
- “Да, ты прав по-своему, сынок. Я уже не в силах ничего изменить. Но, если бы не я и не мои желания этого бы всего возможно и не случилось бы. И от человека осталось бы сейчас что-нибудь. Человек был бы человеком, а не машиной с набором удобных функций”.
- “Это старое мышления старого человека. Будущее и технологии позволят нам жить вечно”.
- “По-твоему, такое существование можно назвать жизнью? Жизнь имеет и начало, и конец. В бесконечности ничего нет”.
- “Для начала надо исследовать бесконечность. Человеку осталось чуть-чуть, чтобы стать бессмертным и только тогда станет возможным исследовать ее.
- “А что дадут эти результаты, когда они будут известны? Правильный ответ - ничего. Не думаешь, что люди просто устанут искать, что там по ту сторону и начнут поголовно упиваться развлечениями? Уже и так почти каждый в забвении. Как сказал Анатоль Франс: «Средний человек, не знающий, что делать со своей жизнью, мечтает еще об одной, которая длилась бы вечно»”.
- “Прогресс двигает нас к поиску нового, неизведанного. Может когда-нибудь мы найдем смысл жизни”.
- “А может мы уже нашли его, сынок? Может смысл жизни — это жить и чувствовать, а не существовать”.
- ‘У нас совсем разные идеи о мироустройстве пап”.
- “Возможно, каждый из нас прав. И только время рассудит и даст ответы. Но будут ли они к месту, если все к этому моменту рухнет”?
- “Да ничего не рухнет, все сейчас нормально. Будущее нужно принять, иначе станешь рудиментом времени. ’
Да, я помню все слово в слово. Мы больше не виделись с нашей последней встречи. Сейчас он один из участников экспедиции, какой не знаю, все под грифом секретно. И мне остается только размышлять, грустить, переживать, чувствовать и писать об этом, писать и писать в стол.