- Батя, мамка, есть кто живой?- с размаху отворив дверь, Никитка влетел в избу.
- Сынок,- послышался из угла тихий голос матери.
Никита сбросил шелом, отстегнул меч, поставил в угол, прошел на голос. Не сразу разобрал в темноте, что мать лежит на лавке в переднем углу, под иконою. Лампадка едва рассеивала мрак, в доме пахло травами и сыростью.
- Матушка, что с тобою?- Никитка встал на колени у лавки.
- Помираю я, сыночек. Сподобил боженька на тебя пред смертью посмотреть хоть разок. Теперь покойною помру,- тихо отозвалась мать, светло улыбаясь.
- Что ты, мама? Как же это?- Никитка не знал, что делать, по обветренному лицу покатились слезы.
- Ничто, сынок, пожила, слава богу. Вот только оженить тебя не успела, внуков бы понянькать. Да не судьба видно.
- А батька где?
В углу что-то зашуршало, зашевелилось, от неожиданности Никитка вздрогнул.
- То бабка Аксинья, за мною приглядывает за ради Христа да за корм,- пояснила мамка.- Отец за попом поехал, причаститься хочу.
- Мама, да что ты?- не мог поверить Никита,- Вставай, ма!
За рукав кто-то потянул, Никитка обернулся- за ним стояла ветхая старуха, дергала за собой. Не отводя от матери глаз, Никитка пошел за старухой на двор. На улице от солнца заслезились глаза. А, может, и не от солнца. Не сразу дошло до него, что бабка что-то говорит. Утерев глаза, Никитка прислушался.
- Она и пошла, да под лед и подломилася,- скрипела старуха.- А после на ветру, вот и проняло. Три дня лихоманка била, а второго дня руда горлом пошла. Днесь прекратилася, а нынче стала просить причаститься. Все тебя звала, плакала.
Во двор со скрипом въехала подвода. На передке сидел отец, утирая глаза, позади поп плевал орешки. Обнялись. Худая сутулая спина отца затряслась, он ткнулся Никитке в плечо, молча заплакал.
- Вот, сын, как получилося,- только и смог вымолвить он.
После причастия, когда поп ушел, сидели у лавки, молчали. Никитка старался не расплакаться вновь, когда подкатывали к горлу слезы, поднимал лицо вверх, к закопченному потолку. Маманька лежала тихая с закрытыми глазами, улыбалась покойно. К ночи открыла глаза, подозвала взглядом, отец и Никитка склонились над умирающей.
-Ухожу я,- едва слышно, будто дуновение ветерка, молвила она.- Я нынче с ангелами летала, они мне все показывали. Хорошо там, покойно. Не печалуйтесь по мне. Ты, Матюша, панихидку закажи, а как срок выйдет, снова женись. Молод еще, не хорони себя.
Отец отвернулся, плечи затряслись.
- Ты, Никита, женись, нечего блуд множить. Не поспела я тебе невесту сосватать, ты уж сам. Вона ты какой у меня, витязь, взрос, любая рада будет. Детишек расти в добре и любви, яко мы тебя с отцом ро′стили. А я уж сверху на вас взирать стану, помогать молитвою.
Никита не смог-таки сдержать слез. Больше мамка ни слова не сказала, в ночь преставилась. Отец за ночь стал белым, как лунь, ходил, будто тень - возьмет топор, перенесет с места на место; поднимет гвоздь, тут же и бросит. В избе бабки-плакальщицы обмыли покойницу, обрядили, положили в домовину. Пришел снова поп, отпел заупокойную. Приходил Пантелей, узнал откуда-то о горе, похлопал по плечу, положил на стол мошну, сказал, чтоб не рвался, его подменят.
После того, как мать свезли в лесок за Тверцою, помянули чинно, и все, будто и не было мамки. Отец боле не плакал, словно окаменел. Никита несколько раз пробовал заговорить, да без толку.
На третий день бабки наварили кутьи, каши, киселю, помянули, кто пришел на горе чужое.
На пятый день Никитка, придя домой, отца не застал. Побродил по пустой избе из угла в угол- тяжко. Вышел на двор, сел на завалинку, обхватил голову руками. Не знал, сколь просидел так, ни о чем не думая, из небытия вернул голос отца:
- Так-то, сын.
- Что?- поднял Никитка голову.
- Да слышал ли?- спросил отец.
- Нет, бать.
- В монастырь я ухожу, сын, в Успенский, на Старицу[1],- повторил батька.- Нету мочи в миру жить.
Никита молча смотрел на отца. Тот вошел в дом, чрез некоторое время вышел, неся на плече торбу, заткнул за пояс топор. Выломал из тына тычку, примерился, как в руке лежит.
- Материн наказ не забывай, женись. Проведай, коль в тех краях будешь. Охраняй тебя Бог,- обнял он сына.
Никитка силился хоть что-то сказать, да так и не смог, глядя, как отец выходит на улицу. Вот и остался один. Притворив осторожно, будто боялся кого разбудить, дверь, подпер ее поленом и побрел, куда глаза глядят.
[1] В то время города Старицы еще не было. Был только Свято Успенский монастырь, основанный иноками Киево-Печерскими в 1110 году. Со временем рядом с монастырем стали селиться ремесленники. Город Старица был заложен Михаилом Ярославичем Тверским позже, в 1297 году.