У всех людей в мире имеются личные привычки, традиции, которые позволяют нам твердо стоять на земле. Понимают, что да, пока всё как всегда, значит пока всё нормально. Для меня такой привычкой было смотреть в окно, на один и тот же будничный пейзаж. Естественно, картинка менялась от капризов климата или от сезонов года. Но, было и то, что оставалось неизменным.
Я рисую на заказ картины, и потому в подавляющем большинстве случаев работаю дома. Как и у писателей, у художников есть одна черта, подмечать многие детали, иногда мельчайшие, которые не замечают обычные люди, и отображать их в своём творчестве. Вот и зарисовки видов из своего окна у меня имеются изо всех окон и любой погоды на выбор.
Обычно к мольберту я встаю в то время, когда основная масса людей разъехалась по своим офисам, а дети отправились в школы. За окном осень, потому на палитре смешались золотые оттенки. Долго вглядываюсь в пляшущие на порывистом ветру листья, готовясь сделать первый штрих. Для полноты картины, не достаёт ключевой детали. С юго-запада тянутся серые тучи. На верхушке столба сидит ворона и поглядывает по сторонам. Всё не то. В это время слева появляется движение. Молодцеватая бабушка, стремительно вышагивает, размахивая палками для скандинавской ходьбы. На ней ядовито-розовый спортивный костюм. Она как луч солнца в пасмурный день. Рядом с ней бежит собака, лабрадор, а может быть колли, я не силён в породах.
Руки сами начинают наносить мазки на чистый холст. Мозг и логику я на время отключаю, полностью доверяясь чутью. Проходит час, другой. Ситуация на улице уже стремительно поменялась. Косые струи дождя расчерчивают прозрачный воздух. Но, мне уже не нужно смотреть в окно, я создаю по памяти. Когда картина закончена, я долго не свожу с неё взгляда. Пейзаж самый заурядный, но с появлением действующих лиц, он будто задышал. Бабушка и собака заставили его ожить. Я и сам почувствовал, что готов приступить к картине заказчика.
С того дня бабушка и собака стали моим ритуалом. Каждое утро я списывал их прогулку, а потом переходил к основной картине. Работы удавались. Я чувствовал это сам, это отмечали заказчики. Постепенно, мои утренние «спортсмены» стали как рабочий наркотик. К счастью, они появлялись каждый день, в будни и выходные.
Так прошло четыре месяца. Снег постепенно начинал таять, хотя до полноценной весны было ещё далеко. Я заварил кофе, поставил пластинку Шуберта на проигрыватель и устроился возле окна. Ждал появления бабушки с собакой, но их не было. Невозможно, невероятно. Даже в лютые декабрьские морозы они появлялись на моём горизонте. Когда часы в холле пробили три часа, я понял что ждать бесполезно. Так повторялось несколько дней. За это время, ни одной картины написать не удалось. Мольберт был девственно чист.
Я больше не мог работать. Целыми днями глядел в окно, в надежде увидеть источник вдохновения, но всё было тщетно. Классическая музыка, джаз, да и просто волны радио служили фоном моего ожидания.
Не находя покоя, я отправился на поиски бабушки с собакой. Квартал маленький, и в ближайшем супермаркете мне подсказали адрес. Уже подходя к дому, мне стало не по себе. Возле входной двери висел траурный венок. Бабушка умерла, а собака теперь целыми днями лежала дома, даже на прогулку выходила нехотя. Это мне сообщила какая-то родственница. Я извинился за вторжение и отправился домой.
Возраст есть возраст. Даже, несмотря на здоровый образ жизни и прочее, когда пришёл срок, смерть забрала женщину. Бедная собака, едва ли она теперь долго проживёт без любимой хозяйки.
Дома я достал из шкафа виски, чего не делал уже очень долго. Налил на толщину двух пальцев и залпом выпил. А потом повторил. За окном опускались бледные сумерки, редкие снежинки кружили в свете фонарей. Мольберт был девственно чист.