«Бригады Дирлевангера № 2» еще нет, а набор в нее уже идет.
На протяжении всей украинской трагедии последних шести лет наблюдается весьма тревожный и, на первый взгляд, странный феномен россиян-перебежчиков. Некоторые наши сограждане вполне добровольно эмигрируют на Украину, причем их совершенно не останавливает бушующая там оголтелая русофобия, ставшая не то что идеологией, но и, пожалуй, государственной религией «незалежной». Напротив, судя по тому, что абсолютное большинство этих мигрантов подалось или в карательные батальоны, или в пропагандистские органы киевского режима, именно это их и привлекает, а вовсе не «свобода творчества», как писал вскоре после майдана Лев Рубенштейн. Этот «эссеист и обозреватель» пророчествовал, что с Украины в Россию поедут бойцы «Беркута», сотрудники спецслужб и чиновники, а в обратном направлении потянутся художники, композиторы, писатели и всевозможные творческие люди, пишет в ИА АСД Борис Джерелиевский.
Но тут, если, конечно, не считать за творческих людей городских сумасшедших и преступников, скрывающихся от правосудия, Рубинштейн несколько ошибся. На Украину потянулись неонацисты и смыкающиеся с ними радикальные либералы, вроде Аркадия Бабченко.
Эти люди, чтобы избегать слов «русский» и «россиянин», даже придумали в качестве самоидентификации термин «политический украинец», хотя их стремления бесконечно далеки от «великой украинской мечты», предполагающей «садок вишневый коло хаты».
«Политических украинцев» привлекают отнюдь не обещанные Рубинштейном «личная свобода, профессиональная инициатива и социально-культурное разнообразие», сколько возможность вредить своей стране, а по возможности – поднять против нее оружие и вернуться в нее в роли окукупантов.
Как написал почти две сотни лет назад Владимир Печерин: «Как сладостно отчизну ненавидеть и жадно ждать ее уничтоженья!». Те же мысли пытался выразить и Бабченко в своей известной сентенции про «возвращение на «Абрамсе».
Примечательно, что многие из них, если не все, числят в своих духовных предтечах «антикоммунистов и борцов с советской системой» 40-х годов прошлого столетия, то есть полицаев, власовцев и прочих коллаборационистов.
За времена перестройки и всего постперестроечного периода о власовцах, не без участия определенных сил, в общественном мнении сложилось представление как о людях, мстящих советской власти за несправедливые репрессии, за раскулачивание и расказачивание.
Таким образом, у изменников Родины как бы предполагается, по крайней мере, наличие обоснованного мотива для их предательства.
Действительно, о репрессиях во времена Красного террора и в 30-е годы, жертвами которых стало множество невинных людей, хорошо известно.
Вот, например, одна из таких «жертв» - офицер РККА Иван Кононов, перешедший на сторону немцев, писал:
«Живя непосредственно в Советском Союзе, я видел все прелести террора, нищеты, издевательства над народами, находящимися под гнётом коммунизма. Я твёрдо решил стать на путь открытой борьбы против коммунизма с целью освобождения нашей родины от варваров, бандитов-коммунистов во главе с проклятым, кровавым горным шакалом Джугашвили-Сталиным».
Взявшим его в плен немцам он рассказал, что родился в 1900 году в семье казачьего есаула, повешенного вместе с женой большевиками в 1918 году. В действительности же родился Кононов не в казачьей, а в пролетарской семье и добровольцем вступил в Красную Армию. Впрочем, непосредственного участия в Гражданской войне он избежал, зато отличился во время карательных операций 14-й кавалерийской дивизии на Дону и Северном Кавказе против казаков. Военнослужащие этого соединения Красной Армии прославились особой жестокостью, не гнушались показательными расстрелами молодых девушек, женщин и стариков. Там Кононов и познакомился с жизнью (и смертью) казаков, что ему пригодилось при создании «легенды» для немцев.
Уже тогда он прекрасно зарекомендовал себя в качестве карателя и был направлен на курсы младших командиров. В 1924—1927 гг. учился в Объединённой военной школе имени ВЦИК, где в 1926—1927 гг. командовал отделением курсантов. В 1929 году вступает в партию, а в 1930 году участвует в подавлении крестьянских волнений под Курском, где опять проявляет «истинно пролетарскую беспощадность к врагам революции».
Становится полковым парторгом, учится в академии, получает награды, карьера развивается стремительно. Впрочем, после того, как Кононов попал в плен, карьера его пошла вверх еще быстрее – всего за четыре года майор становится генерал-майором.
Надо сказать, что его путь здорово напоминает жизнь его патрона – Андрея Власова, тоже добровольца РККА, блестящего карьериста и любимца Сталина, «прозревшего» в немецком плену.
А как же настоящие репрессированные? Один из них – старший лейтенант Константин Недорубов, бывший белогвардеец, побывавший в ГУЛАГе, которому за подвиг под станицей Кущевской присвоено звание Героя Советского Союза.
К зиме 1941 года в кавалерию РККА направлено около 500 тысяч добровольцев казаков, среди которых было немало репрессированных, и почти все из них потеряли близких в годы Гражданской войны, Красного террора, расказачивания и голода. Вполне вероятно, что далеко не все из них любили советскую власть, но другой Родины у них не было.
Кстати, эмигранты, пошедшие на сотрудничество с гитлеровцами, в дальнейшем с горечью вспоминали, что немцы им не доверяли, отводя им роль лишь «свадебных генералов». На ключевые же и, вообще, командные посты предпочитали ставить коммунистов – пленных и перебежчиков. Этот феномен бывшие белые пытались объяснить «идеологической близостью» национал-социалистов и членов ВКПб. Однако дело было в другом – нацисты видели у эмигрантов наличие неких принципов, сам факт наличия которых был с их точки зрения опасен, поскольку мог предполагать существование у них целей, отличных от гитлеровских.
Перебежчики же, которых они с полным основанием называли «наши иваны», движимые простыми, почти животными мотивами, были им понятны и легко предсказуемы. Ради материальных благ, власти и удовлетворения своих низменных страстей они были готовы на все. Именно поэтому основой карательных формирований были именно коллаборационисты.
И их выбор был продиктован отнюдь не «антикоммунизмом». Если бы они не попали в плен или бы знали, чем все закончится, и не перешли бы на сторону гитлеровцев добровольно, то наверняка оставались бы «антифашистами». Причем кое-кто из них, в силу врожденного садизма, «отрывался» бы на жителях освобожденных стран и был бы расстрелян особистами или смершевцами (в РККА с этим было строго).
Вот и среди нынешних «политических украинцев» практически нет «пострадавших от путинского режима» (если не считать сумасшедшего Бориса Стомахина). Они, за исключением совсем уж маргиналов, занимали вполне приличные места в российском обществе, а в перебежчики подались или в расчете на еще более сытное место, или опасаясь уголовного преследования за коррупционные преступления (Вороненков, Понамарев), причем осознание того, что они поставили не на ту карту, наполняет их еще большей ненавистью в отношении того, кого они предали.
Вот Бабченко проклинает даже тех латентных «политических украинцев», что предпочли остаться в «Рашке».
В нравственном плане они действительно мало чем отличаются от тех же власовцев, хиви и добровольцев бригады Дирлевангера. Так что у тех, кто готовит новый «дранг нах остен» уже есть кандидаты в еще не созданные зондеркоманды. В еще не открытые вербовочные пункты уже выстроились очереди.