Строго говоря, существует два пути экранизации книги: следовать за текстом (как бы задавшись целью популяризировать произведение; таковы, например, сериалы «Идиот» или «Мастер и Маргарита» В. Бортко - в них почти нет ничего авторского, никакого нового прочтения) или сделать самостоятельное произведение (рождать собственные смыслы, как А. Тарковский в "Сталкере" или "Солярисе").
Фильм Рамиля Салахутдинова «Которого не было» (2010), снятый по повести Елены Долгопят «Дверь», трудно назвать точной или, наоборот, авторской экранизацией, скорее мы тут имеем дело с интерпретацией той загадочной ситуации, которая описана в книге. Одинокая женщина Дарья (в фильме сыграла Екатерина Голубева) находит у себя дома незнакомого покойника. Весь следующий рассказ – распутывание этой странной истории: кто такой этот мужчина, как он там оказался и почему умер (от сердечного приступа) – последний вопрос самый трудный, неочевидный. И фильм последовательно выстраивает логическую, хотя и фантастическую, цепь событий.
Несколько месяцев назад мужчина по имени Андрей (Сергей Юшкевич; в книге героя зовут Николай) обратился к доктору (Юозас Будрайтис), занимающемуся экспериментальной медициной, помочь ему избежать предсказанной смерти. Доктор предлагает ему стать другим – не просто что-то изменить в своем прошлом, а извлечь из себя другой вариант личности, у которого будет другая линия судьбы, следовательно, ему не будет угрожать смерть. Андрей сомневается, перед ним непростая дилемма: выбрать смерть или отказаться от себя, от своего прошлого – в любом случае он должен исчезнуть. Сергей Юшкевич в фильме довольно органично воплотил образ героя, показав его нерешительность и отчужденность: даже поцелуи девушки не могут вывести его из оцепенения. Первая часть фильма, в которой отражены сомнения героя, смотрится завораживающе: действие разворачивается медленно и ненавязчиво. Как в арт-хаусе, не покидает ощущение, что не ты смотришь фильм, а картина всматривается в тебя: то и дело глядит на зрителя стылое пространство неба; и не на Андрея, а на зрителя долго, внимательно смотрит с балкона клиники уродливая женщина – смерть, ожидающая решения героя. Изредка психоделическая музыка прерывает тишину: это переживания Андрея будто падающие камни взрывают неподвижную гладь картины (герой спрашивает сам у себя: ведь есть, наверное, какой-то другой, более простой выход?), но вскоре круги отчаяния расходятся – и действие снова напряженно замолкает, замирает.
После операции герой просыпается другим человеком (Дмитрий Поднозов): его теперь зовут Иван, у него другая внешность, другой характер, другие особенности, привычки: он не узнает запах женщины, с которой встречался Андрей, у него аллергия на любимые конфеты Андрея и ему нравятся старые автомобили (у Андрея был современный внедорожник). Однако самая важная его особенность в том, что он лишний в этом мире – и мир пытается от него избавиться. Фильм из экзистенциальной драмы превращается в вялотекущий триллер: за Иваном охотится милиция, смерть всюду его подстерегает, он совершает преступление, чем физически доказывает свою неуместность здесь. В поисках спасения он приходит к Дарье и умирает. Почему это происходит? В фильме акцент сделан на логический и физический парадокс. Картина мира уже написана, завершена: то есть малейшая подробность, в том числе жизни человека и сам человек как часть этой картины уже состоялись – и потому невозможно что-либо изменить в своей судьбе. Более того, все те варианты, о которых говорит доктор, тоже уже где-то осуществились: Иван, проникнув в квартиру Дарьи, вдруг видит (или вспоминает) параллельную реальность, где он живет с ней. Так оказывается, что его место в другом мире, а здесь он лишний. Герой должен умереть, чтобы восстановилось вселенское равновесие. Дополнительно эту идею поддерживает и сюжетная линия, связанная с метеоисследователями, которые наблюдают в момент трансформации героя необъяснимые возмущения в атмосфере.
Для равновесия мира важно и то, что Дарья не должна встретить Ивана. Фантастическая история о невозможном изменении личности встроена в более сложную человеческую историю о несостоявшейся встрече двух родственных душ. Екатерина Голубева создала очень необычный образ героини, кажется даже, что она сыграла какое-то другое, свое собственное кино. Перед нами женщина-сомнамбула, она живет в своем мире, движется по собственной траектории, не замечая ничего и никого вокруг. Когда она говорит – мало просто прислушаться к ее тихому, внутреннему голосу – необходимо совершенно замереть, чтобы понять ее (она еще и глохнет в стрессовых ситуациях). Только вот так замерев, находясь в особенном состоянии отсутствия, как Иван, которого мир отторгает точно чужой пересаженный орган, можно ее заметить, разглядеть, настроиться на ее частоту. И Дарья, и Иван для Рамиля Салахутдинова лишние люди, выпавшие из мира, и этим они родственны, но есть между ними разница: Иван знает, что где-то существует другая жизнь, в которой они живут вместе (возможно, еще и поэтому он умирает), а Дарья так и остается в убеждении, что оказалась случайным свидетелем необъяснимого и не имеющего отношения к ее жизни события (почти как Розенкранц и Гильденстерн, не понявшие и не узнавшие важности своей роли). Дарья тоже человек, «которого не было», с неосуществившимся потенциалом жизни, любви. Что еще важнее - метафизически Дарья является проекцией человека вообще: ведь роль свидетеля, не понимающего смысла происходящего, исполняет каждый, но кто осмелится предположить, что на самом деле он не просто случайный очевидец, а главный герой?
Еще один метафизический смысл в фильме связан с темой смерти. Андрей боится предсказанной кончины. Доктор наивно удивляется: почему Андрей не хочет умирать, ведь это все равно когда-нибудь случится – может быть, его что-то держит в этом мире? Нет, у Андрея нет ни семьи, ни каких-то особых привязанностей и смысла, перед нами потерянный человек, бесцветный, одинокий. И все же он не хочет умирать. Доктор пытается успокоить героя: представьте, что смерть – как этот туман: он только выглядит непроходимым, стоит войти в него и окажется, что можно идти дальше. Андрей с горечью отвечает: для меня там – стена. Получается, что дело не только в страхе смерти – точнее, сам страх перед смертью обусловлен неготовностью к ней. Андрей должен измениться, осуществиться, в том числе через любовь. И в книге Елены Долгопят человек, в которого превратился герой, в самом деле кажется заново родившимся. Он интуитивно ищет себя и знакомство с собой доставляет ему немало открытий и радости, поиск себя приводит героя к любимой женщине. Иван в книге не ищет у нее спасения (как в фильме), скорее, он жаждет познания (в нем есть что-то фаустовское) – и познав нечто (что именно – это читатель должен представить сам), умирает. Роль доктора в этом случае оказывается символической: он помогает герою обрести себя настоящего и найти дверь в «стене» (так можно объяснить и символику названия повести), т.е., по сути, он помогает сбыться предсказанию (ассоциативно можно вспомнить классический пример Данте, который не может взойти на гору – в Чистилище – пока не откажется от себя, пройдя все круги ада).
К сожалению, в фильме тема смерти только слегка приоткрыта, главный акцент режиссер сделал на объяснение фантастической линии сюжета, в философском плане можно отметить нетривиальное раскрытие темы лишнего человека. Потенциальной метафизической глубине и оригинальности картины помешало сбыться брутально-реалистическое, чересчур бытовое – до документальности, до скуки – оформление во второй части фильма; подвела и невнятная, очень робкая игра Дмитрия Поднозова в роли Ивана. Было бы интереснее сохранить условность трансформации героя: внешне он мог остаться Андреем, измениться только сущностно и все же заметно для всех. Такая условность позволила бы сохранить первоначальный экзистенциальный настрой картины и высветить множество иных смыслов, которыми богата повесть «Дверь» (или добавить свои), тем более что в сюжетах Елены Долгопят реализм всегда соседствует с символизмом, а психологический рисунок – со сказочным орнаментом.
Так, в книге мы видим на дальнем плане повседневную среду небольшого провинциального города (Мурома): старухи, разговаривающие от одиночества сами с собой, брошенные дома, бедность и запущенность (признаки разрухи начала нулевых). Странный доктор-волшебник живет отчего-то именно в этом месте, к тому же он одно лицо со своим отцом и дедом, и прадедом - в семье у них всегда рождается по одному мальчику. Кто знает, почему так происходит: может, они клонируют друг друга уже много поколений, может, это просто совпадение. Что значит эта история для основной сюжетной линии – непонятно, ведь она никак не объясняет ситуацию с героем, который пытается избежать судьбы. Казалось бы, правильно поступил режиссер, что заменил этот план на сюжет об атмосферных аномалиях – тем самым логически выстроилась история взаимоотношений героя и мира. Но именно то, что фильм показал только историю героя (которого не было), обеднило его смысловое пространство. В книге этот дальний план с полусказочным-полубандитским захолустьем расширяет и углубляет перспективу – и перед нами не только история одного человека (или двух-трех), а сложный мир, который в каждой своей мизерной точке – если вглядеться в нее – представляет собой средоточие труднообъяснимого, таинственного смысла бытия, где смыкаются повседневное и необыкновенное. Как и другие произведения Елены Долгопят, эта книга не рассказывает отдельную – фантастическую или любовную – историю, сконструированную искусственно ради художественных или развлекательных задач, а как будто выхватывает целиком кусок мироздания: и можно подумать, что случайно в этом куске отразились сюжеты про одинокую женщину, про изменение личности, несостоявшуюся любовь, смерть и судьбу, и множество других таких же случайных подробностей мира – как грани и письмена на органическом теле минерала, естественные и неправдоподобные, таящие в себе то ли грандиозные метафизические ответы, то ли мимолетную прихоть природы. Повесть, безусловно, кинематографичнее фильма, потому что – как и в другие произведения Елены Долгопят – можно вглядываться в нее бесконечно и находить новые и новые смыслы. Фильм же, как и всякая интерпретация, даже самая умная и логичная, исключил для зрителя возможность поиска своего понимания и потому выглядит значительно беднее книги.