Глава 3.
«Акулы пера».
Они бежали по пустынному ночному шоссе, отливающему ртутью в холодном лунном свете, и казалось, ему не будет конца. Сердце билось так, что вот-вот выпрыгнет из груди, но останавливаться нельзя - преследователи совсем близко. За спиной все ярче разгоралось радужное зарево, и они уже слышали урчание мотора. Страх сводил с ума и парализовал способность мыслить, словно бичом подгоняя их бежать все быстрее и быстрее по этому бесконечному шоссе, похожему на беличье колесо. Артем взглянул на перекошенное от напряжения лицо Марины и понял, что силы ее на исходе. Он схватил ее
за руку как раз в тот момент, когда она споткнулась и едва не упала на асфальт. Ему хотелось подбодрить ее, но слова застряли в пересохшем саднящем горле, из которого со свистом вырывалось горячее дыхание.
Урчание мотора за спиной вдруг стало угрожающим. Машина взревела торжествующе и обдала их потоком яркого света. Артем непроизвольно обернулся, и сердце в ужасе сжалось в комок. Огромный джип несся прямо на них, и в слепящем свете фар они заметались, как беспомощные зайцы. Еще мгновение, и все будет кончено! Что есть сил, Артем толкнул Марину под откос, но сам не избежал страшного удара, отбросившего его на обочину. Он не почувствовал боли, яркая вспышка ослепила его, и он потерял сознание...
Открыв глаза, Артем Калашников увидел перед собой что-то туманно-белое и расслабленно улыбнулся: «Должно быть, я на пути в рай». Он не сразу почувствовал, что кто-то тормошит его, но затем услышал взволнованный голос Марины:
- Тема, что с тобой? Приснилось чего?..
«Приснилось? - с удивлением подумал он. - Ну конечно, приснилось! Фу ты, черт!..»
Он поискал взглядом Марину и увидел возле себя ее лицо, трогательно обеспокоенное и слегка помятое после сна, с нависшей прядью густых темных волос. Облегченно вздохнув, он ответил чуть виновато:
- Я тебя разбудил? Извини... Привиделся какой-то кошмар...
- Слава богу!.. Как ты меня напугал!
Марина прильнула губами к его губам. Он ощутил ее упругую горячую грудь и, озорно улыбнувшись, скользнул руками по шелковистой коже ее спины и соблазнительным ягодицам. Марина без слов поняла его желание и укоризненно прошептала:
- А на работу мы уже не пойдем?.. Посмотри на часы, дорогой.
Артем скосил глаза на настенные часы.
- Вот так всегда, - недовольно проворчал он, - работа, работа, а личной жизнью занимаешься урывками.
- Ну уж, и урывками, - с иронией сказала Марина. - Ты всю ночь мне спать не давал. Кобелино!
- Хм-м, я думал, это ты мне спать не давала, - хмыкнул Артем.
Он пытался поддерживать разговор в шутливом ключе, но в памяти вновь и вновь всплывали обрывки кошмарного сна, и он никак не мог от них отделаться.
Марина посмотрела вслед его удаляющейся в душ крепкой, хорошо сложенной фигуре и, тихонько вздохнув, тоже встала с кровати. Накинув халат, она прошла на кухню. Минут через пять на плите уже весело шипела яичница, а в кофеварке закипала вода. Девушка резала хлеб, чтобы приготовить тосты, когда в комнате зазвонил телефон. Она машинально пошла к аппарату, но остановилась на полпути, вдруг вспомнив, что могут звонить и из редакции. Об их романе все давно знали, но давать повод для новых сплетен ей не хотелось.
- Артем, тебя к телефону! - крикнула она, стараясь перекричать шум воды.
Не прошло и двадцати секунд, как тот выскочил из ванной, и, оставляя на линолеуме мокрые следы, схватил трубку:
- Алло, Калашников у аппарата!
Марина прикрыла дверь и вернулась на кухню. Вскоре завтрак был готов, и она заботливо накрыла на стол. Артем появился минут через пять, уже в брюках. Он аккуратно расчесывал свои еще влажные волосы.
- Кто звонил? - с улыбкой спросила девушка.
- Мой осведомитель из ментовки. Очередное убийство на почве ревности. - Артем с наслаждением втянул воздух. - Ах, какой запах, быка сейчас бы съел. Парнишка зарезал свою девчонку, подловив ее с соперником. Все просто до банальности, аж тошно становится.
- Как ты можешь так говорить! - возмутилась Марина. - Это же ужасно!
- Ужасно, конечно, - согласился Артем, садясь за стол. - Но что поделаешь, наш мир давно сошел с ума. Люди истребляют друг друга, как мух, и делают это с превеликим удовольствием. Если так будет продолжаться и дальше, то очень скоро мы вымрем как вид.
- Ну ты и циник, Артем! - возмутилась Марина. - Похоже, работа в криминальной хронике сделала тебя толстокожим. Ты уже перестал сопереживать, потому и заметки твои похожи на биржевые сводки. Убито столько-то, изнасиловано столько, ограблено столько... А ведь все это живые люди, со своими бедами, проблемами, горем. Почему бы ни писать об этом?
- А кому нужно такое копание в человеческих душах? Люди в собственной разобраться не хотят, а ты думаешь, что будут читать о чужой? - возразил Артем, придвигая к себе тарелку с дымящейся яичницей. - Им ведь побольше крови подавай, чтобы нервы пощекотать, повозмущаться праведным гневом о бессилии власти. А на то, что делается у соседа или на улице, по большому счету - начхать. Каждый из своей ракушки поглядывает да трясется: лишь бы не меня, родимого, лишь бы не со мной. Знаешь, Маришка, какой самый сильный инстинкт человека?
- Судя по тебе - половой, - с усмешкой ответила она.
- А вот и нет, дорогая. Самый сильный инстинкт - инстинкт жизни. За собственную шкуру человек трясется всю жизнь, потому что нет для него ничего более ценного, чем собственное "Я". А со смертью исчезает и тело, и его душа. Это ведь мы только для собственного утешения придумали религии и сказки про Рай и Ад, про загробную жизнь и прочее, прочее, прочее... На самом деле со смертью человека кончается все. Финита ля комедия! Остаются разве что воспоминания близких, да и те не вечны.
- Спорный тезис.
- Ты о чем? О воспоминаниях?
- Нет, о том, что ты сказал перед этим.
- А-а-а... - с улыбкой протянул Артем и хотел было развить тему, но, взглянув на часы, заторопился. - Извини, Маришка, поговорим как-нибудь в другой раз.
- Поедешь на место преступления? - спросила она.
- Да. Это же мой хлебушко с маслицем. Ключи на тумбочке, не забудь. Ну, я побежал.
- Беги, беги, - ответила она вслед исчезнувшему за дверью Артему, но уже не иронично, а с легкой грустью.
Их роман длился больше года, и они с самого начала установили статус-кво, оставляющий каждому полную свободу. Встречи происходили попеременно то на его, то на ее территории, где они со всей страстью предавались сексу, не требуя друг от друга никаких обязательств. Это устраивало обоих. Ни он, ни она никогда не заводили разговора о возможном браке, считая его чисто формальным актом. А чувства испытывали друг к другу самые теплые и нежные. В глубине души Марина надеялась, что Артем захочет ребенка...
Вздохнув, она с усмешкой сказала себе:
- Дура ты, Маринка. Корчишь из себя эмансипе, а все равно ведь баба. Двадцать пять уже, пора бы и о детях подумать...
Она вошла в ванную и, сбросив халат, встала под душ. Ей некуда было торопиться. Свою статью в субботнее приложение Марина сдала еще вчера, а сегодня в редакции работы для нее почти не было. Либеральность шефа позволяла работать в свободном режиме. Можно было бы и вовсе не ходить сегодня на работу, но вчера ее заинтриговал разговор с одним из давних информаторов, пообещавшим вывести на сенсационный материал. Как раз сегодня после обеда он должен ей звонить в редакцию, а, значит, придется ехать.
Капитан Лужнецкий опечатывал дверь квартиры № 5, когда на площадку поднялся Василенко вместе с высоким, крепким брюнетом в легком летнем костюме табачного цвета и в зеленой майке. На груди у него висела фотокамера, а карман пиджака оттопыривался от диктофона. "Черт, только его мне не хватало!" - подумал капитан, и, скорчив кислую гримасу, едко сказал:
- О, какие люди! Сам господин Калашников пожаловал. Чем обязаны такой честью? Неужто у акулы пера нет добычи пожирнее, чем рядовая "бытовуха"?
- Мое почтение, капитан! - добродушно приветствовал его Калашников, сверкнув ослепительной улыбкой. - За что же вы так взъелись на прессу? Кажется, на любимую мозоль я вам не наступал, а вы на меня волком смотрите. Давайте жить дружно, ребята. Может, и я вам пригожусь.
- Роман, почему этот щелкопер здесь? - хмуро спросил Лужнецкий, пропустив мимо ушей миролюбивое заявление журналиста.
- Я его не пускал, Станислав Андреевич, но вы же знаете, что он куда угодно без мыло пролезет, - ответил опер, виновато разведя руками. - Только на секундочку отвлекся, а он - шмыг...
- Шмыг? Хм-м, теперь от него не отделаешься, Рома, - обреченно сказал Лужнецкий, все еще игнорируя Калашникова, словно его и не было. - У этого нахала хватка бульдожья. Будет висеть на нас, и путаться под ногами.
- Ну, это вы зря, Станислав Андреевич, - с налетом обиды сказал Калашников. - Висеть, конечно, буду, такая уж у меня работа, но не балластом. И, вообще, вы недооцениваете возможности прессы...
- Ладно, хватит, - сухо оборвал его Лужнецкий. - Знаю, что вы не отстанете, поэтому давайте сразу договоримся по-хорошему.
- Вот это другой разговор, - обрадовался Калашников и широко улыбнулся. - Я знал, что мы найдем общий язык.
- Возможно, если вы обязуетесь строго придерживаться определенных рамок. Если в вашей газете появится хоть полслова лишнего - пеняйте на себя. Я позабочусь, чтобы вы впредь были в Управлении персоной нон грата. Договорились? - капитан жестко взглянул в глаза журналисту.
- О чем речь, конечно! - с энтузиазмом ответил тот.
- Хорошо. А теперь ответьте мне на один вопрос... Как вы узнали о случившемся?
- Сорока на хвосте принесла, - шутливо ответил Калашников.
- А имя у сороки есть?
- Есть, но вам я не скажу. Каждый добывает информацию, как умеет, а сдать своего агента - последнее дело.
- Честный, значит?.. - усмехнулся Лужнецкий. - Ну-ну... Можешь не говорить, я и сам догадываюсь. Только что-то твой агент сплоховал: приехал ты поздновато, самое жареное пропустил.
- Это не он, а моя машина подвела: какая-то сволочь слила бензин на стоянке. Пришлось "стрелять" на дороге.
- Ладно, поговорили, и хватит, - сказал Лужнецкий. - У нас нет времени на треп. Подбросишь в Управление? По дороге расскажу кое-что.
- Нет проблем! - обрадовался Калашников.
- Вот и хорошо... Рома, а ты иди домой, - сказал капитан позевывающему оперу. - Отдыхай, всю ночь ведь на ногах.
Попрощавшись с Василенко, Лужнецкий и Калашников быстро пошли к машине журналиста. Через минуту "шестерка" влилась в поток автомобилей на улице. Лужнецкий сосредоточенно молчал, занятый своими мыслями, а Калашников искоса поглядывал на него, не решаясь потревожить размышления следователя, который и без того был не в восторге от навязанного общества.
Специфика работы журналиста, ведущего криминальную рубрику в одной из самых влиятельных и читаемых газет города и области, сделала Калашникова достаточно известной личностью как среди правоохранительных органов, так и среди "братвы", но ни те ни другие особой любовью его не жаловали. Артем давно привык к такому положению и добывал информацию всеми возможными способами, когда надо - становясь искусным дипломатом, а когда и просто покупая ее. Его нахрапистость, граничащая с наглостью, могла в одно мгновение смениться учтивостью и лестью, лишь бы был достигнут нужный результат. Эти качества позволили ему быстро сделать карьеру и приобрести популярность, вышедшую уже за пределы города. Но и ряды завистников и недоброжелателей тоже росли, и только интуитивное чутье и умение ладить со всеми позволяли избегать крупных конфликтов, а порой и серьезных эксцессов. Лично с Лужнецким у него не было трений, но в Управлении многие относились к нему с подозрением и опаской из-за серии разоблачительных статей о работе местной милиции, повлекших за собой приезд комиссии из центра и очень неприятные оргвыводы для некоторых работников, чьи имена фигурировали в них.
Молчание затягивалось, и Калашников решился все же побеспокоить капитана, осторожно спросив:
- Так что все же произошло, Станислав Андреевич?
- Убийство, вы же знаете... - отмахнулся Лужнецкий.
- А подробнее?
- Подробности потом. Послушайте, Артем... Владимирович, я не понимаю, зачем вам нужны подробности обыкновенного бытового убийства? Ну зарезал парень свою подругу, приревновал к другому, так ведь таких преступлений совершается за год тысячи. Здесь нет никакой криминальной интриги, никаких хитросплетений интересов и скрытых конфликтов. Все ясно как дважды два. Как правило, такие преступления быстро раскрываются. Что можно вообще писать об этом? Разве что один голый факт.
- В чем-то вы правы, Станислав Андреевич, - ответил Калашников. - С точки зрения детективного жанра в этом преступлении мало интересного. Но я хочу попытаться разобраться в психологии человека, убившего свою возлюбленную.
- В психологии? - удивился Лужнецкий. - Надо же! С чего бы это?
- А вы сами никогда не пытались понять, почему наше общество... звереет? Может, не только социальная среда виновата, а есть причины более глубинные, скрытые в самой природе человека?
- Эк вы хватили! Чем же природа-то виновата? Все люди рождаются чистыми, как ангелочки, это уж потом из них вырастают убийцы, насильники и прочее отребье, - с усмешкой сказал Лужнецкий и добавил: - Мой вам совет, Артем Владимирович: не занимайтесь этим. Душа человеческая - потемки, и вы никогда не сможете познать ее. Мы сами себя не знаем, иногда совершаем такое, о чем и помыслить не могли. Черт знает, какое чудовище сидит в каждом из нас и ждет своего часа... Уж лучше бы вы писали о наших мафиози и их делишках. Это у вас неплохо получается, а копание в душах оставьте ученым-психологам, не отнимайте у них хлеб насущный.
- Вы меня неверно поняли. Моя цель в другом. Я не собираюсь писать труды по психологии преступлений, а хочу лишь попытаться заставить людей задуматься над этой проблемой, может, даже покопаться в себе, чтобы "изгнать бесов" пока не поздно... В общем, пробудить людей от спячки равнодушия.
- Ну что ж, попытайтесь, - немного устало и со скепсисом протянул Лужнецкий. - Только не заблудитесь в этих джунглях... Ладно, раз уж вы так хотите знать подробности, извольте...
Рассказ о происшедшем был не долгим. Лужнецкий тщательно отфильтровал информацию, а когда они подъехали к зданию Управления, еще раз предупредил журналиста:
- Надеюсь, что вы помните наш уговор? Пока идет следствие - ничего лишнего не должно появиться в печати, и уж тем более - никаких имен.
- Можете не сомневаться: я держу слово.
- Хорошо, если вы меня не разочаруете, то получите все, что вас интересует... Кстати, как у вас со временем, Артем Владимирович?
- Вагон и маленькая тележка, - с улыбкой ответил Калашников. - А что?
- Да я подумал, что вам может быть интересно побывать на квартире подозреваемого. Я собираюсь туда, вот только утрясу формальности.
- Это было бы замечательно. Неплохо бы посмотреть, чем живет этот парень.
- Вот, вот, психологический портрет без интерьера был бы не полным... Но вам придется подождать меня, - сказал Лужнецкий, выходя из машины.