Я знаю, как помирить Россию с Европой. Надо переслушать песни воронежской легендарной группы «Сектор газа» с брюссельскими полицейскими в городской подземке. У меня так и получилось и после этой истории я убедился в очередной раз – будущее России только в Европе. И никак иначе.
В Европе я свой. В том смысле, что с кем угодно найду общий язык. А так как языка я не знаю (ни английского, ни тем более, местного), то приходится крутиться. Раньше пытался объясняться дикой смесью жестов и ломанного английского. Неэффективно. Во-первых, европейцы теряют дар речи от красоты моих железных зубов. А во-вторых, если собеседник не понял хоть одну фразу или жест, он пытается у меня уточнять. Но уже в своем варианте понятого. Тогда не понимаю я. В итоге стоим молча друг напротив друга задрав глаза вверх и выискивая в голове варианты объяснения. Поэтому я нашел самый эффективный выход. Я выдаю себя за немого. Указываю, например, на товар в магазине, кручу пальцем у правого уха и сочувственно пожимаю плечами.
— Амм… — виновато-понимающе кивают продавцы, набирают сумму товара на калькуляторе и показывают мне. Это не только помогает экономить время, но еще невероятно выгодно. Европейские торговцы сострадательно суют мне в руку бесплатный магнитик, плитку шоколада или пару конфет. В Брюсселе, например, в сувенирной лавке жалостливый продавец положил мне в пакет упаковку жвачки. В Абакане я подарил ее соседу и, глядя в его растроганные глаза, честно сказал, что не забывал про него в Бельгии. И что же получается? Все сделали хорошее дело. А мир стал светлее. И кто же тут хороший парень, несущий бескорыстно людям добро (да еще, не неся расходов)?
Бывают, правда, осечки. Там же в Брюсселе, в магазине я показал на бутылку сока и привычно сыграл роль глухонемого покрутив пальцем у уха и пожал плечами. И только странный взгляд продавца меня слегка насторожил. Оказывается, я забыл вытащить наушники. Но парень, похоже, решил, что это у него проблемы с его восприятием действительности. Настолько он не поверил в мое коварство. Но это все прелюдия. А история, с политическим подтекстом, в Брюсселе со мной вот какая произошла.
«Имя ему – Журналист»
Рейс из Шереметьево в бельгийскую столицу рано утром, и чтобы вовремя добраться до московской аэрогавани, пришлось вставать в 4 утра. В Брюсселе, после посещения музея Европы, коллеги засобирались в ресторан, праздновать приезд. А я, изрядно измотанный перелетом и двумя предыдущими днями в Москве, перед насыщенной повесткой в столице Европы, решил отоспаться в номере. Впрочем, признаюсь, в подобных визитах я всегда стараюсь держаться в стороне от основной группы.
Тут нет ничего личного, нет неприязни. Просто разный взгляд на профессию. Любому мероприятию в свободное время я предпочту ближайшую подворотню. К этому каждый может относиться как угодно и я не против. Но так уж сложилась моя жизнь – жизнь потомка ссыльных интеллигентов. И голодно, и холодно. Но всегда был выбор: съесть краюшку хлеба или поделиться ей с другом. И в этот выбор не вмешивался даже Бог. Мне уже поздно меняться, да и не хочу, это уже моя жизнь. Например, недавно супруга сказала, надо бы нам завести кошака. Мол, чтобы темные силы всякие в нашей обители не водились. А ей говорю, что надо просто чаще ходить по дому в «Адидасе». А когда мы кота все-таки завели, то назвали его Адидас. Пусть теперь враг только попробует сунуться.
Это, конечно, шутка, но детство и юность оказали определяющее влияние на мои взгляды в профессии и всегда только помогали, делая мой подход в журналистике абсолютно уникальным.
В таких поездках мне кровь из носа надо оказаться среди простых людей. Только они для меня не предвзятые политологи и эксперты. Оказавшись среди них, я чувствую себя как рыба в воде, могу поговорить с людьми за жизнь без политических фильтров и шор, собственными глазами увидеть и понять настоящее бытие. И каждый раз я спешу к обычным людям, в ту самую подворотню, из которой когда-то сам вышел в журналистику и в жизнь.
В Риге в парке у Латвийской национальной оперы я дискутировал за дружбу народов с местными похмеляющимися мужиками, а в последний день семинара обсуждал внешнюю политику на улочках старого города с рижскими патрульными полицейскими, рожденными еще при СССР. В Киеве сбежал на, пожалуй, одну из главных встреч в моей жизни, с киевским «карателем» Максимом Финогиным. Но в этот раз в столице Европы, я решил все-таки отоспаться.
…Морфей уже укутал меня своими одеялами, как проснулась и заговорила нудным голосом та самая темная сущность, живущая во мне уже третий десяток лет и попортившая все мои юношеские мечты стать популярным музыкантом электронной музыки. Имя ей – Журналист:
— Вот ты в Брюсселе, еще не поздно, а уже спать завалился. Вот увидишь, когда вернешься будешь вспоминать и жалеть, как ты бездарно потратил время в первый день. Шел бы хоть пофотографировал, один материал о городе был бы в кармане, что так просто валяться то? Я со злостью сдернул с себя одеяло, сон начал таять. Заварил кофе, посмотрел местное ТВ, разобрал на картах (пока был гостиничный вай фай) свой район. А выйдя на улицу, наметил ориентиром возвращения дом с надписью «Future to Europe». Перешел на ближайшем переходе дорогу, спустился вниз к скверу и растворился на ухоженных брюссельских улочках.
Если все время идти только прямо, а потом вернутся той же дорогой назад, то заблудиться будет попросту невозможно – вполне логично размышлял себе я. Посмотрю, поснимаю, может зайду в какой-нибудь супермаркет и назад – думалось. Дело то!
«Мы же русские, с нами Бог»
…Смеркалось. Уже несколько часов я нарезал зигзаги между болгарским и турецкими кварталами. Спускался вниз и выходил на ухоженные «американские улочки». Поднимался вверх и оказывался на сверкающих сказкой уютных скверах транспортных развязок Брюсселя. Вынырнув из очередного проулка и не обнаружив дом «Future to Europe», оставалось только признать очевидное: я заблудился. Попытка запустить мобильный интернет успехом не увенчалась. Пришло время поднять руку вверх и попросить о помощи.
На очередном спуске вниз я подошёл к первому попавшемуся прохожему и, показывая на название отеля на зонте, как мог объяснил свое положение. Мужчина принялся искать в навигаторе телефона путь до гостиницы и вдруг, как бы между делом, спросил на родном:
– Говорите по-русски?
Да, да – закивал я головой и, счастью моему не было предела.
– Сейчас прямо идете до остановки – показал рукой вперед спаситель — прохожий, садитесь на 47 трамвай и едите до станции «Монтгомери». Там пересаживаетесь на метро и следуете до станции «Малбек».
Откровенно говоря, я ожидал больше от сострадательного европейца.
— А как билет купить – попытался я манипулировать добродушным спасителем в надежде на то, что он проявит, большее соучастие моей незавидной судьбе. Например, посадит в тот самый трамвай. Или вовсе проводит меня до отеля.
— Тут час идти – разгадал мой коварный замысел хитрый брюсселец, явно давая понять, что он знаком с русской культурой и сделал для меня все, что мог.
…На трамвайной остановке оказалось ни души. Я пытался словно ребус разгадать правила покупки билета в автомате. Пока крутил ручку навигации и силился узреть, куда вставлять купюру в пять евро (а принимает аппарат, как выяснится позже, только монеты), подошел нужный трамвай. Возникла непростая дилемма: ехать «зайцем» в надежде проскочить между доверием и позором. Или разобраться с оплатой проезда и на следующем трамвае ехать до своей станции, как это делают добропорядочные граждане. На мгновение засомневавшись, я запрыгнул в вагон: мы же русские, с нами Бог…
«Ticket»
На станциях пассажиры входили и выходили, предварительно нажав на кнопку уведомления на поручне. Подъезжая к своей остановке, я деловито нажал на клавишу и уже был уверен, что доберусь до своей остановки без приключений. На «Монтгомери» выпорхнул из вагона, сделал селфи на фоне уставших горожан, взбежал по лестнице наверх и тут меня ждал сюрприз. Выйти из брюссельского метро можно только приложив проездной билет к турникетам на выходе. Проще говоря – всё. Рус, сдавайся!
Я попытался обойти ненавистный гнёт проклятого капитализма и выйти со станции с другой стороны. Но там меня ждала та же картина. А главное, оживленно болтающие посреди перрона, трое брюссельских полицейских. Сразу стало ясно, что они бы засекли любую попытку незаконного проникновения со станции или наоборот. Например, метод перепрыгивания через турникет (под низом пролезть невозможно, это я сразу понял). Вновь пришло время поднять руки вверх перед собственной самоуверенностью и буржуйской педантичностью. Я помахал стражам порядка. Один из них, не прекращая разговор с коллегами, направился к турникету и попытался заговорить со мной на нескольких языках. Я показал на название отеля на зонте и виновато произнес:
— Ам, Раша.
— Rus – переспросил полицейский и тут же удалился. В ожидании своей участи я принялся рассматривать надписи на стенах, а когда обернулся, оцепенел. Напротив, по ту сторону турникета стоял полицейский – точная копия голливудского актера Барри Пеппера. Только блондин.
— Русски – уточнил «Барри» и мне сразу не понравилась его интонация. В изображении советских пропагандистских фильмов именно таким высокомерным тоном задавали вопрос ненавистные фашисты героическим советским солдатам перед их публичной казнью перед всей деревней. Вбитые в раннем детстве патриотические чувства и горечь мгновенно отозвались во мне протестом. Идеологические настройки требовали выставить вперед ногу и твердо сказать: «Всех не перестреляете», но я ответил:
— Да.
И взялся было объяснять, что заблудился, а как купить билет не знал (я же не в курсе, что у вас не везде гулять можно). Теперь отдаю себя в руки бельгийского правосудия. Полицейский прервал меня и на ломанном русском изрек:
— Тикет, нужен тикет. Купить надо.
— Да, да – согласился я и протянул ему через турникет купюру в 5 евро. Барри глянул на деньги, провел у турникета своим пропуском, и кивнул мне головой: Проходи.
Двери свободы отворились и я, наконец- то, был отпущен из плена бельгийской педантичности и собственной самоуверенности. С новым знакомым мы зашагали к автомату по продаже билетов. Тут Барри внезапно спросил:
— Ты правда из России? Откуда?
— Сибирь, Республика Хакасия – лениво ответил я. Откуда ему знать о моей малой Родине — подумалось.
Глаза Барри вспыхнули словно свечки:
— Сибирь! Уххх, холодно. Super!
Сейчас начнет про медведей на улицах, балалайки, санкции да путинский режим – подумалось мне. Тем временем, мы подошли к автомату и Барри засмеялся, видя, как я пытаюсь втолкать купюру в пять евро в отверстие для монет. Он потешался так заразительно и так искренне, что я засмеялся с ним.
— Не, не, монета, coin – заливался Барри, показывая мне пальцами кружок.
— Нет у меня – смеялся я вместе с ним, начал я краснеть, понимая корень своих проблем. Вот пять евро есть.
Похоже, Барри понял причину моего безбилетного проезда. Он махнул рукой, и мы двинули к небольшой продуктовой лавке, расположенной тут же, на станции «Монтгомери». Полицейский наконец то осмелился взять из моих рук купюру и передать ее продавцу. Тот разменял на монеты, и Барри купил мне наконец то вожделенный ticket.
«Владимирский централ столицы Европы»
— Михаил Круг – вдруг огорошил меня новый знакомый.
Я опешил, от неожиданности в моей голове пролетела лишь одна мысль: откуда он знает, как меня зовут?
Увидев мои растерянность и замешательство, Барри заулыбался:
— Люблю русскую музыку, шансон.
Я не верил своим ушам, проехать 7 тысяч километров, чтобы в центре Брюсселя на пересечении проспекта Тервюран и Бульвара Бран Вайтлок, на станции метро в честь известного британского полководца Бернарда Монтгомери встретить бельгийца – полицейского – почитателя русского шансона.
— Владимирский централ ветер северный, этапом из Твери зла немерено – напел я полицейскому
Да, да, да – закивал головой Барри. Лежит на сердце тяжкий груз – продолжил полицейский.
Я чуть не подавился от смеха как это звучало (да еще с искренним выражением) на ломанейшем русском в исполнении бельгийца. А Барри был вне себя от счастья. Встретить в брюссельской подземке знатока его любимого шансона у него шансов было меньше, чем у меня. Но мы встретились.
— Жиган – лимон мальчишка симпатичный, жиган – лимон с тобой хочу гулять – пропел я с воодушевлением слова из другой песни Круга.
Барри от удовольствия похлопал меня по плечу. Но, увы, дальше я слова забыл. Но он продолжил. А я смеялся от всей души от его исполнения на его ломанном русском. Так и стояли мы, я даже не знаю сколько времени, напевая друг другу слова из репертуара Михаила Круга. И это было настолько по-настоящему, настолько искренне. Казалось, встретились старые друзья. К нам подошел один из его коллег, оказалось, он уже проложил путь на информационном стенде станции и разобрался как мне добраться до отеля.
— 27 автобус – сказал мне Барри. Едь до «Малбека», выйдешь из метро и там напротив твой отель. Пойдем, провожу.
Мы пошли на выход из подземки. И начали говорить с моим новым знакомым, хоть и чередуя слова с английскими и вперемешку с жестами, но абсолютно понимая друг друга.
— Ты туристом приехал, с семьей – спросил Барри.
— Нет – отвечаю. В Европарламент пригласили.
— Ясно – похоже полицейского абсолютно не интересовала политика. Я не уверен, откровенно говоря, понял ли он, о какой власти я говорю. А я вчера развелся – сообщил мне Барри.
— Ух, Брат, да у тебя начинается новая жизнь – мгновенно среагировал я поддерживая товарища и похлопал его по плечу. Уж поверь, знаю, о чем говорю. Будешь мужик – огонь! – прищурившись и выставив руку вперед, как бы пророчествуя, добавил я.
Барри вновь разошелся своим заразительным смехом. Я оглянулся, сзади улыбаясь шел один из коллег моего брюссельского знакомого. Видимо, он на всякий случай страховал товарища-полицейского, мало ли, что в голове у этого русского. Меня немного это вернуло в реальность. Парни все-таки на службе, а я в чужой стране. Поднялись наверх, я пошел к остановке. Но уйти просто так уже не мог. Сквозь ветки деревьев увидел, как Барри с коллегой стоят у входа в метро и беседуют. Я вернулся.
«Я имею право сегодня жить»
— А «Сектор газа» слышал (те, кто знает меня близко, подтвердят, грешен я беззаветной любовью к этой похабной группе уже лет 30, заражая этой странною любовью всех, кто рядом) – спросил я Барри.
— Нет – слегка удивился мой полицейский друг столь странному названию и моему внезапному возвращению.
— Включить – оживился я, доставая телефон?
— Давай – заинтересовался Барри. Я на полную громкость запустил своему европейскому другу вечные «30 лет». Остальное надо было видеть со стороны. Над телефоном склонились брюссельский полицейский и российский журналист, под «Сектор газа» оба хмурили глаза от удовольствия и каждый в такт ритма трека покачивал рукой на уровне лица. «Я имею право сегодня жить, я имею право о всем забыть, да чего там говорить» неслись над Монтгомери нетленные слова словно гимн всей моей жизни.
— Super, Bro! — Барри слегка ошарашено хлопал глазами, словно от случайно найденной важной вещи. Вот это да! – он был по-настоящему счастлив своему открытию и пытался перевести дух от нового открытия в русской музыке: Можешь мне перекинуть.
Я скинул Барри трек, набрал на его телефоне название группы. Ему надо было идти на службу в брюссельскую подземку, а мне ехать в отель. Пришло время прощаться.
— Ты часто приезжаешь – спросил Барри.
— Впервые – ответил я.
— Ты обязательно приезжай сюда — показал он пальцем себе под ноги, имея ввиду станцию, свое место работы.
— Даже не сомневайся – пообещал я Барри.
Мы обнялись, пожали друг другу руки и разошлись, и только в автобусе я вдруг осознал, что даже не спросил, как его зовут.
«Future to Europe»
По пути в отель я вновь осознавал то, что каждый раз постигаю в Европе. Политика – зло из самых недр ада. Исключите политику и обычным люди из разных частей света хватит пять минут договориться жить в мире и дружить. Что нам делить с Барри? Мы любим одну музыку! О чем выяснять отношения между собой? Какая априори может быть вражда? Мы с ним не то, что никогда не будем стрелять друг в друга, а в два счета остановим любые звездные войны и договоримся с командирами многообразных звездных галактик жить в мире. Нам и с ушастыми джедаями есть какую музыку послушать, о чем поговорить и кому помочь.
Не мешайте нам быть людьми, дайте возможность говорить напрямую, протягивать друг другу руки помощи, делиться любовью, добром и милосердием, жить человеколюбивыми идеями и мир станет чистым. Политика – не наша война. Это их бесовская ловушка. А воля Творца – человечество. Люди хотят помогать друг другу, стремятся быть друзьями. А не врагами. Потому что стремление к миру, взаимопомощи, милосердию дружбе и любви, в каждого из нас вложил ОН. Это его образ в каждом из нас. И ОН хочет, чтобы мы были лучше и помогали друг другу. И преступление против Творца и человечества отнимать у людей выбор быть людьми. Искажать в нас образ Божий.
…Утром следующего дня я сидел в зале Еврослужбы внешних связей и завороженный смотрел на директора по Европе и центральной Азии Томаса Майер Хартинга. Он как две капли похож на моего деда.
Мой дед Михаил чистый украинец. По доброй воле отправился в Сибирь, в Хакасию, устанавливать советскую власть. А в это время его отца – Арсения эта самая власть посадила в тюрьму. Прадед отбыл срок, а после лагеря поехал в хакасский поселок Туим помогать сыну поднимать уже своих внуков. Дед Михаил к тому времени остался один с десятерыми детьми, из жизни ушла его супруга – моя бабушка Мария. В Хакасию ее с семьей сослали из Западной Белоруссии. Дед с прадедом вырастили и подняли всех ребятишек. А когда у одной из них – моей мамы появился я, назвали в честь деда. Прадед Арсений, убедившись, что все внуки устроились в жизни, уехал умирать в Украину. А сегодня я не могу даже приехать к нему на могилу.
На какой-то момент я даже перестал слышать, о чем идет речь, очень хотелось рассказать Томасу о моем вчерашнем событии. Меня так и подмывало сказать: дайте мне сутки и Хакасия с Бельгией – братья навек. Заблужусь, провалюсь на брюссельских улочках и мне всегда помогут добрые люди. Они милосердны, добры и сострадательны. Их небезразличие к чужой беде будет началом нашей настоящей дружбы. Я сделаю все ради мира, только дайте мне этот шанс. Но речь шла о более важных вещах. Санкциях, противоречиях, фейках, пропаганде, ухудшении отношений, нарастающей агрессии. А потому я просто промолчал.
В Брюсселе у меня было много встреч. В Европарламенте, Евросовете, Еврослужбы внешних связей, с земляками и каждая из них – бесценный опыт. Но нет для меня дороже знакомства в брюссельском метро с полицейским Барри – поклонником русского шансона. Именно комичная встреча с ним напомнила о том, что нет никаких особых путей, нет никаких особых стран и особых народов. Это все ловушки для разъединения людей. Есть ценности и они уникальны. Хоть в Европе, хоть в России. И главная из них очень проста: Надо просто быть Человеком.
Михаил Афанасьев
P.S. А тот самый Ticket из брюссельской подземки я сохранил и привез домой. Он занял место в моем уголке над компьютером. Это он на главном фото.