В четырёх часах езды от Бийска есть деревня Тележиха. Когда-то её отмечали на карте чёрным крестом: местные не слишком были рады гостям, а ружьё имелось почти в каждом доме. Здесь нет работы, газа, интернета и сотовой связи. Но именно сюда из Санкт-Петербурга переехал декоратор Тимофей Вишняков. Он нашел здесь другую планету, а для местных началась новая жизнь. В этих очерках я расскажу о том, как городские ритмы оживляют деревню, но всё же не могут в ней прижиться.
***
– Последний раз медведь спускался в деревню четыре года назад. Так баба тут одна на него с вилами вышла. Он у неё корову разорвал. Муж следом выбежал с ружьём, – Тимофей рассказывает не фольклорный сюжет, а случай из жизни.
Мы трясёмся в «Буханке» из Солонешного (это райцентр) в Тележиху по каменистой дороге, тянем за собой хвост пыли. Справа бурно течет холодный Ануй. Берёзы поднимаются до верха гор, отдельные участки которых огорожены заборами: тут разводят оленей и маралов. День жаркий, облака акварелью размазаны по небу.
– Здесь другое качество жизни, другая планета. Здесь можно просто сказать: «Мне плевать на деньги. Мне нужно то-то и то-то». И ты получишь это без денег, а с деньгами – нет. Чтобы это понять, нужно хотя бы год тут пожить, – говорит Тим.
Он переехал на Алтай вместе с женой в 2016-м. С того времени варит пихтовое масло (об этом расскажу в следующих очерках). За год сменил два дома, купил участок земли в Топольном, пилораму в Тележихе и там же – сарай для пихтоварки. Нанял рабочих.
– Деревня пьёт... Люто пьёт. У меня мужики, если в запой уходят, то всё – беда. Но вроде понял, как с ними управляться. Зарплата семь тысяч рублей – это много. Поверь, здесь это много.
Все деревни в районе – это дома вдоль асфальтированной дороги, там и связь неплохая, да и вообще многое напоминает о цйивилизации. Но с Тележихой все иначе: это тупиковая деревня, и потому участки здесь хаотично разбросаны. Ее окружают горы, что помогает быстро забыть о существовании остального мира.
По пути встречаем местного рыбака: он всегда при оружии. Пасечника, мёд которого даст фору любому в округе, и ещё пару местных. Но людей на улице немного. Миновали руины бывшей фермы. На горке кузов от «Жигулей». Слышен лай собаки – мы на месте.
***
Дом Тимофея в низине, огород порос крапивой и коноплей, она здесь всюду. В двух шагах прохладная речка, за ней гора и туда не забраться. Ветхий сарай плавно переходит в добротно облицованный дом.
– Место специально под горой выбирал. Жена говорила: «Ой, солнца мало будет». Я ей: «Подожди, тут еще часа два-три деревня подыхает от жары, а у тебя прохладно, ваще кайф».
Нас встречает у порога пёс. Тимофей просит меня постоять в стороне: говорит, кидается на людей дворняга. Тут же возникает котофей. Совсем малыш, но хитёр уже и на всю деревню известен своим любопытством. Тим шутит, что кот долго не проживет – не боится собак, нос суёт, куда вздумается.
За входной дверью – кухня. Банками, чашками и прочим заставлен стол. На полу грязно, следы от обуви. Справа плита, рядом газовый баллон. Листья табака сохнут на диване. Остальную часть дома ещё предстоит отделать.
– Ну, я думал, что недели на две зависнем в палатке, дом сделаем по-быстрому и переедем. А блин, так шикарно в палатке жить, что можно не торопиться. В середине августа ночью будет холодно, в дом переберёмся.
В итоге жена Алина на несколько дней уехала в Бийск к матери: женщины любят комфорт. Тим бегло показывает участок. Подходим к реке. Присел, умылся, хлебнул – вода чиста и прохладна, глубина по пояс.
Из ниоткуда возникает фигура. Седые взъерошенные волосы и борода, рыжие усы, того же цвета брови домиком, за тёмно-синими стёклами очков глаза с яркими зрачками. Он в шортах и расстегнутой летней рубашке.
– Сань! Иди сюда, – окликает его Тимофей.
Поверить трудно, что этот 51-летний мужик, которого здесь прозвали Дедом, еще пару лет назад был обычным жэковским электриком в Питере. Теперь же он местный домовой, настоящий деревенский чудак. В левом ухе слуховой аппарат. У него похожий на еврейский акцент, он шепелявит и картавит. Короче, не сразу поймешь, что говорит. На его участке сорняком растёт конопля, а вечерами он берёт себе парное молоко. Каждое утро его ждёт Будачиха, где легче, как сам говорит, поймать сигналы. Откуда? Дед не разглашает.
– Сань, в Рыбное поедешь? – спрашивает Тимоха.
– Ажь… э… ню… – мямлит тот.
– Поехали! В баньке попаримся.
– Ну що… Пьехаи.
Не сказать, что он долго раздумывал. Скорее приземлялся, вспоминал, где находится и совсем вылетело из головы, куда направлялся.
***
Приехали в Рыбное – это на другой стороне горы Бутачихи. Здесь живут Роман и Людмила, тоже бывшие городские: пятый год на Алтае. Их дом у подножия горы. Из трубы идет дым: они знают, что к ним едут званые не первую неделю гости.
Огород ухоженный, просторный, место обжитое. Ребята тоже перебрались сюда из Петербурга, где торговали дисками. Первый год в глуши жили совсем без денег. Дом почти даром достался. Сейчас, как сами говорят, их кормит огород и что Бог пошлет.
Они показались мне придуманными что ли, как будто играют в Древнюю Русь. Роман старается быть строгим и, видимо, давно: меж бровей у него глубокая морщина. Часто говорит командным тоном, моментами это, вроде как, в шутку. Он носит усы, прямо держит спину и верит в мировой еврейский заговор.
Людмила в сарафане, волосы убраны. Она покорно мелкими шагами подходит к нам, улыбается как висельник. Прислужливо спрашивает, что подавать на стол. Позже мы будем есть, а она сядет чуть в стороне. Как раньше в деревнях: за столом только мужчины, женщина – отдельно.
Пока она готовит, мы расселись в тени на крыльце и закурили. Рядом с домом бродят коровы, мычат то и дело. Из последних сил цивилизация пытается напомнить о себе газонокосилкой. Она жужжит неподалеку, а через десять минут сдаётся.
– Мне система всё время пытается подкинуть какие-то бонусы, – заговорил Саня Борода, он случайно подсел к нам по дороге; переехал на Алтай из Саратова. – Я в Москве когда был, стройкой занимался там. Решил, что всё, надо гнать на Алтай – достало. Так мне сразу звонят, мол, заказ поступил, объект большой, перспективы. Я им «да-да, хорошо», а сам раз – и на Алтай. Но деревня-то всё равно вырождается.
– А может перерождается, не думал? – спросил Тимофей. – Чтобы начать новую жизнь нужно решиться. Решительных людей мало. Но может это и хорошо.
Саня Борода ещё не раз упомянет «систему» и что-то связанное с городом, что заставляет его личность, как сам говорит, делиться на две противоположности, которые вечно борются перед выбором. А я чуть позже пойму, что городские здесь делятся на созидателей, как Тимофей, и неудачников, для которых Алтай стал укрытием от ответственности. Тем временем, баня готова и чай на столе.
Ближе к закату тронули обратно в Тележиху. Роман тоже с нами: от жены отдохнуть, да и так, развеяться.
_____________________________________
Следите за продолжением алтайских очерков. В следующей части рассказываю про работу пихтоварки и пилорамы Тимофея. Погрузимся глубже в местный быт и менталитет.
***
Это мой первый текст на Дзене. Буду благодарен за ваши отзывы и критику.