Всегда недоумевала ну как же это возможно вот так просто взять и оставить своего ребёнка, свою кровиночку. И однажды я стала свидетелем того, как это бывает.
Я лежала в роддоме в палате еще с пятью такими же мамочками. Мы в палате были одни, так как все наши детки были торопыжками и родились намного раньше срока. Своего сыночка я ждала только на Новый год, а он решил появиться в ноябре. Это было 12 лет назад, но я до сих пор помню всё поминутно. Детей перевели в неонатальный центр, а мы остались на положенное время запертыми в роддоме. Невыносимо было думать о том, что ты не можешь подержать своего малыша, даже не можешь увидеть. Постоянное напряжение и переживание. Единственное, что ты можешь - это только ждать.
За эти три или четыре дня все женщины в палате, конечно, познакомились и даже немного сроднились. Мы были соратниками, поддерживали друг друга, делились своими планами, старались сохранять в палате только позитивный настрой. Я вообще по жизни оптимист и предложила представить, что мы будем делать с детьми уже дома, что там каждую из нас ждёт, какие хлопоты. Ведь многие ещё не подготовились к появлению ребёнка, не обзавелись приданым. Так и Аня, одна из мамочек, у которой была малышка 1800 грамм, не купила ещё ни кроватку, ни коляску.
Я помню, что она часто созванивалась с мужем, инструктировала его какую коляску она хотела бы, чтобы он купил. Ругала, что позволял не спать допоздна старшему сынишке шести лет. Всё совсем обычно и нормально. Аня рассказывала про свою семью, показывала фото старшего ребёнка, хвасталась его достижениями по рисованию и прочими мелочами. Выглядела ухоженной домашней женщиной, ей было 28 лет и ничто не заставляло думать нас, что с ней что-то может быть не так.
Каждый день к нам приходила врач из детского центра и рассказывала о состоянии наших малышей. Мой был в тяжёлом, он всё это время находился в реанимации на ИВЛ и отчаянно боролся за жизнь. Девочка же моей соседки дышала самостоятельно, хорошо себя чувствовала и всё, что ей надо было, это набрать вес.
В один из вечеров, Аня попросила телефон, чтобы позвонить домой, так как на её счету закончились деньги, а пополнить возможности не было. У неё состоялся нехороший разговор с мужем и, не дождавшись выписки, она вдруг собралась и ушла домой, написав расписку врачам, что берёт ответственность за своё здоровье на себя. Нам Аня сказала, что пойдёт разбираться с мужем, якобы он в наркотическом угаре вынес всё из квартиры, а она опасалась за сына.
Было дико и непонятно, как в их семейных отношениях могло всё настолько кардинально поменяться буквально за несколько часов после мирного разговора про выбор коляски, которую, кстати, по его словам он всё-таки уже купил. Больше Аню мы не видели и даже переживали всё ли с ней в порядке. Когда в очередной раз пришла детский врач, то выяснилось, что Аня не оставила никаких своих координатов - поступила она экстренно, без паспорта и полиса, адрес и телефон записали с её слов, но они оказались не настоящими.
Когда меня, наконец, выписали, я стала дозваниваться в неонатальный центр и проситься хотя бы увидеть своего ребёнка, ведь я видела его всего минуту, мне это было так нужно, до боли. Ощущение было, что где-то там далеко часть меня и мне совершенно необходимо с этой частью скорее соединиться. Врач мужчина (я до сих пор помню его имя, его голос) сказал, что я могу приехать и совсем недолго побыть с сыном.
Я жила за городом, ехать нужно было два часа, но приехала я намного раньше назначенного времени и ещё долго ходила вокруг детской больницы. И вот, наконец, меня пустили в детскую реанимацию. Меня пустили туда с единственным условием - не плакать. Это запах стерильных вещей, небольшой жаркий бокс. Я увидела своего мальчика и с усилием проглотила свои слёзы. Он был такой малюсенький, лежал в кувезе в подгузниках и носочках, весь в проводах и радом целая батарея приборов, которые помогали ему жить. По сравнению с другими малышами он был довольно крупный 2800, но совсем слабенький, сам не мог ни дышать, ни есть, ни писать. В первые же дни его обследовали, но не нашли никаких патологий или инфекций, организм был просто очень незрелый, не смотря на довольно большой вес.
Не было возможности подержать его, всё, что мне разрешили - это просто погладить его крохотную ножку. Через 15 минут меня выставили за дверь, так как пришло время кормить его, а кормление через зонд это не для слабонервных.
Я стояла ещё какое-то время в коридоре между стеклянными боксами с малышами. Медсестра склонилась над кувезом с моим сыночком и мне было не видно из-за её спины что там происходит.
В других боксах так же лежали малыши, на каждом стеклянном инкубаторе висела табличка с датой рождения и именем ребёнка. Весь медперсонал обращался к деткам по именам и это не могло не растрогать.
Доктор указал мне на кувез за стеклом.
- А это девочка твоей соседки.
Там сладко спал маленький человечек, похожий на куколку в розовой шапочке и носочках. На табличке значилась только дата рождения и вместо имени было написано "девочка".
- А почему нет имени? - спросила я.
- А мама от неё отказалась.
- Она хотела назвать её Татьяной.
В тот момент маленькая девочка показалась мне такой невероятно-красивой. Мне было её очень жалко - так торопилась родиться и вдруг осталась совсем одна. Хотелось прижать её к себе и защитить от такой несправедливости. Я даже всерьёз подумала о том, чтобы забрать её. Я понимаю, это было действие моих гормонов тогда. Мне предстояло ещё пройти долгий нелёгкий путь со своим родным ребёнком. Будущее которого было под большим вопросом.
Врач велел мне сцеживать молоко и приезжать каждое утро. Когда я спросила про прогнозы, он только отвёл взгляд в сторону и промолчал. Всю дорогу домой я прорыдала. Но не смотря ни на что я не могла понять что же такое может случиться в жизни, что женщина, мама, вот так просто может взять и отказатьсяот своего малыша.