Коля Лапиков проснулся от каких-то выкриков и почувствовал, что не может пошевелиться.
- Давай, развязывайте, в туалет же надо, - опять рявкнул кто-то рядом.
Колька понял, что он в вытрезвителе и опять на вязках, значит, как всегда, сопротивлялся помещению на «койко-место». Он огляделся, поворачивая голову. Помещение было огромным, как спортзал и звуки выкриков гулким эхом откликались от потолка и стен. Несколько коек было пустых. Слева лежал парень, примерно одного возраста с Колькой и время от времени просил в пустоту развязать его.
- До утра не развяжут, - просипел откуда-то из дальнего угла справа чей-то голос, - Эх! А у меня целый пузырь забрали.
- Закупоренный? - оживился парень слева, - Если закупоренный, то должны вернуть.
- Закупоренный. - закашлявшись, просипел дальний мужик.
- Значит, точно отдадут, если смена честная. Опохмелишь? - поинтересовался парень.
- Опохмелю. А если в разное время выпустят? - прошипел мужик.
"- Дак, я тебя подожду. И ты меня подожди, если раньше выпустят, раз обещал опохмелить. Ты на какой улице живёшь? - заторопился парень.
- На Луначарского, - отозвался мужик.
- На Луне? Родная улица, - обрадовался парень, - ну дак, выходные же наступили, я там потом найду, где ещё поправить головы. Ты только дождись меня. А дом, какой номер?
Мужик назвал номер дома
- Ё-моё! И дом мой, - завеселился парень, - А квартира?
- Третья, - ответил мужик."
- Ты, чё тут, подсадной, горбатого лепишь, - вскричал парень, - это моя хата.
- Ты совсем мозги пропил? Это моя квартира, я её получал лично, - натужно засипел мужик.
- Ну я щас развяжусь и покажу что ты получал, бомжара безродный, - запсиховал парень.
Колька повернулся и увидел, как парень, выкручиваясь, тянулся лицом к концу брезентовой ленты, связывающей ноги и руки и завязанной на раме койки. Парень всё же ухватился зубами за этот кончик и стал его яростно дёргать в свою сторону. Узел ослаб и распался, руки и грудь освободились, он сел на койке и развязал ноги.
- Ну всё, земеля, щас я на тебе станцую, - заковылял в одних трусах по проходу парень в дальний угол.
Кольке не было видно, что там происходит, так как койка мужика находилась у окна в другом ряду и её закрывали спинки других кроватей, но он услышал: - Ну, чё, землячок!? …Батя! Ты, как тут, батя? Ты чё тут?
- Миша?... Да вот, сына, получку дали, мы с мужиками и зависли в вагончике, часов в девять домой расходились. Они у меня помимо пузыря и получку взяли, - просипел мужик, - давай развязывай!
- Теперь я вижу, как вы, сопляки, со взрослыми людьми общаетесь, - негодующе просипел мужик, - как хоть попал-то?
- Да мы у Сани Большакова, с которым в армии служил, днюху отмечали. Четверть века ему брякнуло. Не знаю, откуда они взялись, когда к дому уже подходил. Я им здесь доказывал, что не пьяный, вырывался, вот меня на вязки и бросили, - проговорил парнишка.
- Я тоже медленно раздевался, а они стали через голову одежду вместе с курткой сдирать, вот я и засопротивлялся, ну тоже в эту «палату» угодил, - хмыкнул отец.
- А ты чё сипишь-то, как Вицин в «Джентльменах удачи»? - спросил сын, - Я даже не узнал тебя по голосу.
- Я тоже тебя не узнал. Вон видишь окно надо мной? Стеклоблок один вынут для вентиляции. Вот и «провентилировало» меня за ночь, что даже голос сел, - ответил отец.
- Да, мать, наверное, все окна проглядела. Ни один не явился. Поди-ка, схоронила уже обоих, - горько пошутил мужик.
А опохмелять я тебя не буду, - помолчав, добавил он, - отметили день рождения и хватит.
Парень потупился, присел на край койки
- Нефиг к опохмелам привыкать. Молод ещё, - заключил отец.
