Во время раскулачивания и коллективизации крестьянские восстания, бунты, протесты и террористические акты против совработников происходили по всей стране. Согласно данным ОГПУ, с января 1928 г. по декабрь 1929 г. в СССР произошло более 13.000 бунтов и массовых выступлений в деревнях. Выступления крестьян были разными по масштабам, продолжительности и количеству участников: в Центральной России, где власть жёстко контролировала сельскую местность, они были слабее, чем в Сибири; в славянских регионах они уступали по размаху борьбе крестьян в неславянских районах, которые контролировались гораздо хуже, а оружия на руках у населения было больше.
Но история знает только один случай, когда антисоветское восстание организовал и возглавил чекист – это мятеж, поднятый весной 1930 г. в Усть-Пристанском районе Алтайского края уполномоченным ОГПУ Фролом Добытиным. На Алтае о нём написано много, и очень разного, но за пределами региона это имя и связанные с ним кровавые события почти не известны. А они заслуживают того, чтобы граждане России знали имя человека, пошедшего с оружием в руках против власти, частью которой он был сам.
Степной Алтай – одна из житниц России, и большевики начали грабить алтайских крестьян ещё в 1928 г.: там применялся лично одобренный Сталиным «Урало-сибирский метод хлебозаготовок», т.е. изъятие хлеба с помощью грубой силы – угроз, бессудных арестов и избиений крестьян. С 1929 г. начинается массовое раскулачивание и насильственная коллективизация, а в ответ – бунты и акты террора. «С 31 августа по 25 декабря 1929 года было совершено 16 зверских убийств и 28 покушений на жизнь партийных активистов и советских работников, организовано 48 поджогов помещений сельских Советов, колхозных построек и строений крестьян, зафиксирован 31 случай распространения контрреволюционных листовок» (Alexx Рыльский «Добытинский мятеж: современный взгляд на событие», https://pandia.ru/text/78/206/93444.php).
2 февраля 1930 г. Сибкрайком ВКП(б) принял постановление «О мерах к выполнению решения ЦК ВКП(б) о темпах коллективизации и ликвидации кулачества как класса», и на сибирское крестьянство обрушился террор. Буквально через 6 дней началось восстание алтайцев и староверов под руководством алтайца Тужлея и кержака В.Атаманова - в горах начались бои повстанцев с советскими отрядами.
Эти события ещё больше взбудоражили алтайских крестьян, которых грабили, арестовывали, депортировали и загоняли в колхозы чекисты, милиционеры, «двадцатипятитысячники» и просто вооружённые партийцы и комсомольцы. В обвинительном заключении ОГПУ по делу об Усть-Пристанском восстании говорилось: «В конце 1929 года в сёлах Усть-Пристани, Коробейниково, Елбанка и Колово-Мыс были созданы контрреволюционные организации, во главе которых стояли Павлов в Усть-Пристани, Красков в Коробейниково, в Елбанке, в Колово-Мысе – кулак, лишенец…».
Многие крестьяне (отнюдь не только кулаки, тем более, что соввласть так никогда внятно и не объяснила, что значит этот термин) были готовы к восстанию, но у стихийно возникавших групп недовольных, разумеется, не было ни организации, ни программы, ни плана действий. Это взял на себя 27-летний чекист Фрол Добытин. Он, согласно показаниям жены, данным после восстания, был против ликвидации кулачества и вообще против советской власти, которое, как он считал, не отражает интересов крестьян. Чекист выступал на демократическое правительство «из представителей всех трудящихся», возглавляемое президентом. План государственного переустройства предусматривал сохранение советов – но на основе демократических выборов (Добытин считал необходимым даже разрешить существование ВКП(б), но она должна была действовать как одна из легальных партий).
5 января 1930 г. Добычин стал уполномоченным Бийского окружного отдела ГПУ по Усть-Пристанскому району. Он энергично принялся выявлять недовольных, но не «сдавал» их органам, а заносил в собственные списки. Добытин рассчитывал поднять на восстание всё крестьянство Бийского округа, после чего привлечь белогвардейцев из Китая и двинуть повстанческую армию на Новосибирск и Томск. После подавления восстания чекисты утверждали, что Добытин готовился двинуть своё войско на Свердловск и Москву, но это явно обычная чекистская выдумка в стиле «тоннеля от Бомбея до Лондона».
Заговорщик-чекист назначил дату восстания на 10 марта, поскольку до этого дня на армейском сборном пункте должны были храниться 80 винтовок, которые использовались для обучения призывников. Был также составлен список партийцев и милиционеров, у которых тоже имелось оружие. После захвата Усть-Пристани Добытин планировал двинуться в Быстро-Истокский район (там тоже имелись винтовки), а затем захватить город Алейск.
Надо сказать, что для молодого, не очень образованного человека Добытин весьма тщательно готовил восстание. Было продумано снабжение отряда, место размещения штаба, мобилизационный план (на первом этапе планировалось поставить под ружьё 2500 бойцов), и даже изготовление трёхцветных знамён.
9 марта Добытин приказал доставить к нему арестованных кулаков из ближних сёл. Милиционеры привезли 50 человек, а самом посёлке под арестом находилось ещё 80 – они и должны были составить ядро повстанческой армии. Руководитель заговора объявил арестованным о начале восстания против советской власти и призвал принять в нём участие. Кто-то предложил не чинить насилий против коммунистов, но Добытин, согласно показаниям арестованных участников восстания, заявил, что необходимо расстрелять нескольких коммунистов, «иначе нам не будет веры». В ночь на 10 марта Добытин с отрядом «арестованных кулаков» захватил отделение милиции (охранявший его милиционер был застрелен им лично), выпустил содержавшихся там арестованных и раздал им оружие.
Согласно составленному Добытиным списку, повстанцы двинулись арестовывать партийных и комсомольских работников, но действовали они медленно и неуверенно – не чекисты ведь, а простые крестьяне – и коммунисты начали отстреливаться. В Усть-Пристани начался уличный бой. В перестрелке погибли два повстанца, директор зерносовхоза, работник этого же хозяйства и милиционер. Начальник милиции, его заместитель, секретарь партячейки и ещё два человека были убиты после захвата, около 100 человек арестовано и заперто в охраняемом помещении.
Есть разночтения по поводу того, был ли Добытин ранен во время боя. Согласно одним показаниям, он получил ранение, по другим – по непонятным причинам был найден лежащим на земле. Как бы то ни было, днём 10 марта руководство восстания Добытиным прекратилось. Он передал командование Егору Попову и объявил, что отправляется поднимать народ в село Барчиха. Жена чекиста показала, что перед отъездом супруг сжёг какие-то документы и сказал, что живым не сдастся. Больше его никто никогда не видел.
Повстанцы двинулись в село Елбанку, разгромили созданную незадолго до событий коммуну (один из вариантов колхоза) и расстреляли одного коммуниста. 11 марта повстанцы захватили село Коробейниково. Восставшие пошли на село Антоньевку, откуда они намеревались двинуться в Горный Алтай на соединение с повстанцами Тужлея.
В это время в Бийском районе против восставших была мобилизована вся милиция и ОГПУ, которым были приданы отряды вооружённых коммунистов и комсомольцев. 13 марта в районе села Уржум большевистские силы окружили и разгромили восставших. В бою погибло 90 повстанцев, 168 попало в плен. Около сотни, разбившись на мелкие группы, ушли в Горный Алтай, откуда перешли в Китай.
Из 168 арестованных 75 человек были приговорены к расстрелу, 24 осуждены на 10 лет лагерей, 56 получили от 3 до 5 лет.
***
О судье Фрола Добытина ничего не известно до сих пор. После падения советской власти об Усть-Пристанских событиях появились публикации в СМИ, и разгорелись споры. Начала гулять версия о том, что молодой чекист был провокатором, решившим спровоцировать крестьян на восстание, подавить его и заслужить награды и продвижение по службе. В качестве подтверждения этой версии приводятся показания его жены, говорившей, что её муж хотел выявить побольше кулаков. Но они противоречат её же утверждениям, что Фрол Добытин ненавидел советскую власть и не был согласен с раскулачиванием. Трудно усомниться в том, что несчастная женщина, арестованная чекистами, путалась в показаниях и в какой-то момент начала приписывать Добытину провокационные замыслы для того, чтобы выгородить саму себя. Ведь одно дело – быть женой главаря антисоветского восстания, и совсем другое – верного чекиста, пытавшегося, пусть аватюристически и неудачно, разоблачить «кулацкий заговор». Поскольку сам Добытин исчез, и не мог ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию, его супруге она показалась наилучшей для того, чтобы самой не оказаться в лагере.
Читатель может сказать, что в истории Усть-Пристанского восстания мало героизма и слишком много странных загадок, неясностей и детской наивности. И будет прав. Но нельзя винить алтайских крестьян в том, что они не действовали, подобно отряду спецназа: в восстании участвовали обычные сельские жители, не умевшие воевать, боявшиеся большевиков (а как простым людям не бояться вооружённых, организованных и безжалостных представителей власти!). Повстанцы действовали неуверенно и нерешительно, многие из них наверняка примкнули к восстанию с неохотой (ведь нужно было думать и о судьбе своих родных). Но примерно так развивались и другие крестьянские восстания в 1929-32 гг. – они провоцировались бессмысленными жестокостями коллективизаторов, и почти всегда являлись спонтанными вспышками ненависти и мести к угнетателям-большевикам. Неорганизованные, локальные выступления, без ресурсов для сколько-нибудь затяжной войны, без опытных военных лидеров, без чётких планов и программ, они были обречены на поражение. Усть-Пристанское восстание как раз отличается тем, что Добытин составил, пусть наивный, но хоть какой-то план действий, и даже выдвинул, хоть и очень общую, политическую программу.
В любом случае действия крестьян, не склонивших головы перед большевистским насилием и поднявшим оружие в борьбе за свободу, вызывают только уважение. Они не захотели быть безгласными овцами, и молча надеть на себя ярмо нового крепостного права. Они сопротивлялись, и остались в истории России как герои, несмотря на все недостатки, свойственные крестьянскому бунту. А нынешние коммунисты, проклинающие усть-пристанских повстанцев за убийства большевиков, могут приберечь свой пафос: тогдашние коммунисты вели войну с крестьянством – жестокую, несправедливую и неравную; они повсеместно – и не только на Алтае – замараны грабежами и насилиями. Поэтому можно удивляться только тому, что 100 арестованных коммунистов и комсомольцев повстанцы не убили и не пытали, а всего лишь поместили под арест – это означает, что антисоветские повстанцы были гораздо гуманнее своих врагов.
И провоцировать алтайских крестьян на восстание было не надо. Уже после расправы с "добытинцами", 26 июля 1930 г., в Усть-Пристани вспыхнуло новое восстание, хотя никакого Добытина уже не было. Вновь в посёлке произошёл ожесточённый бой, в котором погибли руководители восстания Т. Геримович, И. Сериков и А. Чуриков. Был убит и Левачёв – помощник уполномоченного ОГПУ по Усть-Пристанскому району. Значит, крестьяне были готовы воевать с большевиками и без провокаций.
Фрол Добытин не мог быть провокатором, пытавшимся сделать карьеру на костях спровоцированных им крестьян. Для этого не нужно было составлять план восстания и шить трёхцветные флаги, и тем более лично убивать коммунистов (этого, будь он большевистским провокатором, в ОГПУ ему бы никогда не простили). Останьяся он в живых и продолжив службу в ОГПУ, как полагают сторонники версии чекиста-провокатора, он наверняка когда-нибудь выплыл, хоть где-нибудь оставил бы след.
Добытин был идеалистом, и, разумеется, авантюристом (хотя ситуация в крестьянских районах Сибири была настолько напряжённой, что восстания ожидали чуть ли не все). Испугался ли он, бежав в Китай или Монголию, как считают многие на Алтае? Погиб ли где-то на просёлочной дороге, убитый коммунистами или просто грабителями, коих в то время на сибирских дорогах было множество? Об этом мы, наверное, никогда не узнаем. Но воздать должное памяти человека, который не захотел быть палачом своего народа, и попытался возглавить униженных и оскорблённых в борьбе с угнетателями – мы обязаны.
А «краеведы», утверждающие, что Добытин был чекистским провокатором, исполняют социальный заказ: они боятся, что чекист, ставший повстанцем, превратится в глазах современных жителей Алтая в народного героя – подобно тому, как русский Иван Соловьёв стал героем хакасского народа, который он поднимал в начале 1920-х против большевистского произвола.
