— На украине, да и на Западе не скрывают того, что ждут внутренней дестабилизации обстановки в России. Связывается это с тем, что рано или поздно Владимир Путин перестанет быть президентом, и наше государство войдёт в состояние политической турбулентности. И в таком случае страну можно будет спокойно растаскивать и принуждать к сдаче, в том числе территорий. Как Вы считаете, насколько реальна такая угроза?
— Не будет этого. Как мне кажется, у России сейчас не то, чтобы сформировался какой-то устойчивый потенциал, но всё-таки есть определённый балласт, который выражен в том же среднем классе. Да, есть радикалистски настроенные по отношению к власти люди. Но на сегодняшний день власти успешно справляются с этой массой, разобщая её на белых и красных, на верующих и неверующих и т.д. БОльшая угроза заключается в казнокрадстве, в тех безудержных откатах, извлечении из бюджета целевых средств, которые идут в частные кошельки или на расчётные счета, когда мы видим, что миллиардами извлекаются эти деньги. Вот в этом угроза, угроза обворовывания России.
— То есть, угроза со стороны той части элиты, которая не ассоциирует себя с Россией и работает не на интересы России?
— Это подтачивает и подрывает государство. Везде, где есть крупные нацпроекты, там присутствует казнокрадство такого уровня, что просто шуба заворачивается. Но эта беда преследует Россию ещё с незапамятных времён. Не зря историки типа Карамзина говорили: мол, зачем двумя словами характеризовать историю России, достаточно одного – воруют. Воровали всегда, воруют сейчас, воровать будут завтра. Независимо от того, кто придёт к власти – левые или правые. Редкий случай, когда человек к этим делам не причастен. Для этого нужно иметь глубокую веру и глубокие жизненные позиции. Чем, к сожалению, наша элита не отличается. И вот это действительно угроза.
— Так наши внешние оппоненты и делают ставку в первую очередь на ту часть правящей элиты, которая видит в своём положении исключительно способ личной наживы и без колебаний сдаст интересы России ради каких-то преференций для себя и своего окружения
— Я так понимаю, что те меры, которые собираются принять Путин и та часть элиты, которая допущена к государственным процессам, направлены на то, чтобы не дать растащить по кускам вот это цельное одеяло. Всех значимых представителей элиты ввести в состав какого-нибудь Государственного совета, чтобы они почувствовали общую ответственность. Советский Союз всё-таки при всех его достоинствах был колоссом на глиняных ногах. Современная Россия более динамична. Вопрос только в том, чтобы всё это броуновское движение не стало центробежным. Их нужно уже сейчас оформить, чтобы потом они все одномоментно не кинулись врассыпную и не начали драть страну.
— Это как раз то, что вызывает наибольшее беспокойство в условиях, если государство лишится «сильной руки»
— У них тоже должен работать инстинкт самосохранения. Они умные люди и прекрасно понимают, чем обычно заканчивается попытка расшатать эту систему. То есть, если любая система стремится к спокойствию по закону энтропии, то это всех устраивает. Если систему начинает лихорадить, то от этого страдают все. В выигрыше останутся только отдельные наиболее успешные и изворотливые, кто успеет добежать до конца живым и сохранить за собой хоть какое-то влияние.
Если представители элиты осознают себя неотъемлемой частью этой страны и государства, и когда они отождествляют свои личные стабильность и благополучие со стабильностью и благополучием государства, то в этом случае у них не будет тенденции к разобщению. Даже продолжая конкурентные подковёрные игры, они всё равно не должны перейти границу. И я так понимаю, задача Путина сохранить это единое управление в той или иной форме с ним во главе или без него во главе, но с его участием. И когда мы говорим, что Путин уйдёт, на самом деле мы не совсем корректно формулируем. Он не уйдёт, он поменяет свой формальный статус. Может быть, он не будет президентом, но по-прежнему останется аксакалом, авторитетом.
— Как Назарбаев?
— Как Назарбаев, как любой кавказский старейшина… Поэтому пока Путин в состоянии, пока он достаточно деятельный, а он, судя по всему, ещё продолжительное время будет нас радовать своей активностью, он будет весь этот процесс контролировать.
— Дай Бог ему здоровья, но как любой человек, он тоже не вечен. И рано или поздно мы столкнёмся с наступлением эпохи «после Путина»…
— Я всё-таки верю, что у Путина получится. Потому что, если у него не получится, в таком случае нас ждёт катастрофа. Тогда все надежды и чаяния наших недругов, которые за пределами и внутри находятся, имеют шансы оправдаться.
Да, у нас много проблем, у нас много низкоэффективных менеджеров, которые сидят на всех направлениях. Но есть и здоровые, и эффективные люди с государственным уровнем мышления. И таких людей достаточно, иначе Россия просто не устояла бы. Проблемы в стране были всегда. Но были ведь и Суворовы, и Кутузовы, и Путиловы, которые всё отдавали на благо Родины. И этими людьми жила и живёт Россия. И сегодня таких людей достаточно. Здесь на Донбассе мы разве не столкнулись с ними? Как бы мы не относились друг к другу, и какие претензии не предъявляли, но были ведь и Стрелков, и Захарченко, и Безлер, и другие, которые, начиная борьбу, не имели каких-либо страховок и гарантий, что выйдут из этой передряги живыми и здоровыми, выведут свои семьи. И таких людей в России достаточная масса, чтобы преодолевать и сопротивление глупого чиновничества, и козни казнокрадов, которые видят во всём только свою персональную выгоду. Они, эти люди, всегда были, есть и будут.
— Если говорить о таких людях, то мы недавно столкнулись с вопиющим фактом, когда в ЛНР посмертно осудили легендарного боевого командира Алексея Мозгового. Как Вы можете это прокомментировать? Это системное направление или что-то из ряда вон выходящее?
— Я считаю, что ситуацию с Мозговым и «Августом» нужно разбирать в правовой плоскости и разбивать все предъявленные обвинения квалифицированными методами, а не только апеллировать к общественному сознанию. Я согласен с теми, кто говорит, что этого в принципе не должно было быть. Но ты задал вопрос на эмоциональной волне, в таком идеологизированном политизированном ракурсе, а я говорю, прибегая к юридической терминологии. Потому что в данной ситуации имеет значение то, что содержится в материалах дела. А мы видим только решение суда, но не видим материалов дела. Слишком много инсинуаций вокруг этого и слишком много болезненных реакций. Я не знаю, чем руководствовались те, кто принимал такое решение, но мне кажется, что они совершили ошибку.
— Дело в отношении Мозгового дискредитирует наши республики и нашу идеологию в целом. Вы так не считаете?
— Нет, я не согласен! Я думаю, что если мы строим правовое государство, то наше принципиальное отношение к самому процессу не только не ослабляет, но и укрепляет нас. Нельзя построить новое государство и общество новой формации на скрывании и замалчивании каких-то моментов. Их надо исследовать, расследовать и давать оценку.
Я говорю, давайте проведём независимое не ангажированное расследование по событиям в Донецком аэропорту 26 мая 2014 года. Вот как можно квалифицировать действия тех людей, которые расстреляли свои же «КамАЗы»?
— Полагаю, как «дружественный огонь»
— «Дружественный огонь» – это сугубо сленговое понятие, не имеющее отношения к юриспруденции. Есть состав преступления, есть умысел, есть вина, есть субъективная, есть объективная сторона. К какой категории отнести «дружественный огонь»?
— Причинение смерти по неосторожности, может быть?
— Вот тут уже надо квалифицировать, а что такое неосторожность? Это, прежде всего, отсутствие умысла. То есть, как воспринимали ситуацию люди, которые открыли огонь по «КамАЗам»? А это и есть субъективная сторона. Знали ли люди, которые открывали огонь о том, кто находится в этих «КамАЗах» и желали ли они наступления таких последствий? Если предположить, что я знал о том, что там кто-то будет открывать огонь и давал такую команду, то я несу прямую ответственность. Но я такого приказа не давал, этих людей по маршруту следования «КамАЗов» не размещал и не инструктировал, это даже не были мои подчинённые. Мои подчинённые, которые стояли на Киевском проспекте, в последнюю очередь открыли огонь. Когда начнётся следствие по этому вопросу, сразу всплывёт целый перечень фактов. Например, из «КамАЗов» велась беспорядочная стрельба. Это знают и подтверждают в том числе те, кто находился в этих «КамАЗах», и чудом выжил. То есть, субъективное восприятие тех, кто открыл по ним огонь, было такое, что едет угроза. Дальше – кто-то распустил слух по эфиру или по связи, что правосеки готовятся к прорыву. Хотя общей системы радиосвязи между разрозненными подразделениями не было, но можно предположить, что кто-то позвонил по телефону командирам, а те уже внутри группы эту информацию распространили. То есть, ждали прорыва со стороны аэропорта боевиков «Правого сектора» (запрещённая в России организация – прим. ред.), и тут несутся эти «КамАЗы», из которых ведётся огонь. Что должны сказать в такой ситуации следователь, прокурор и судья? Все действия, которые были произведены, носили непредумышленный характер, никто не желал наступления этих последствий. Да, уголовное дело по факту гибели людей в «КамАЗах» должно быть возбуждено, должно быть проведено следствие. Но скорее всего по результатам этого следствия будет вынесено решение об отсутствии вины тех людей, которые стреляли по нашим «КамАЗам».
Такие же категории следует применить в отношении ситуации с Мозговым и «Августом». Если адвокатом подана апелляция, если она базируется на том, что персональной вины не было, они не желали наступления последствия, думали, что останавливают противника, для этого были все признаки, информация и прочее. И они задействовали все средства не для того, чтобы убить гражданских лиц, осуществить грабёж, а для того, чтобы не дать прорваться противнику. И мне кажется, что даже при беглом ознакомлении с верхушкой этого дела, там есть все основания для того, чтобы эти люди были оправданы.
— Время ли сейчас для того, чтобы акцентировать внимание на таких вопросах?
— А когда будет время? Я, например, готов за свои действия отвечать, потому что когда мы формировали боевые подразделения, нами руководило юридическое понятие — крайняя необходимость. Мы действовали в рамках указа премьер-министра страны Бородая о мобилизационных мерах, который подразумевал в том числе и мобилизацию частного имущества для ведения боевых действий. Но почему этого не было в Луганске, где сейчас инкриминируют в том числе и завладение «КамАЗом» как средством совершения преступления – это уже другой разговор. Где были Плотницкий или на тот момент Болотов? В этом-то и вопрос. Мы приходим к тому, что наносит более серьезный удар по нашей, как ты говоришь, идеологии. Хотя, это не идеология, а скорее наша позиция. Это как раз то, что большинство людей, вовлечённых в те процессы, находятся между собой в конкурентном и даже конфронтационном состоянии. Не это ли сильнее по нам бьёт?
Я считаю, что те люди, которые действовали вот тогда в 2014 году, руководствуясь исключительно соображениями необходимости, бояться ничего не должны. Ни с точки зрения совести, ни с точки зрения закона.