Боль всегда приходит резко, без предупреждения; до этого что-то где-то ноет, глухо, монотонно, раздражающе... а потом всего тебя выкручивает, ломая кости, выворачивает наизнанку.. И весь ты - сплошная рана, сочащаяся кровью. Боль высасывает эту кровь, а когда она заканчивается - высасывает и всю воду из тебя, и ты остаешься сухой кроличьей шкуркой, распяленной на собственной вине к тому, кому причинил несчастье. И ждешь, ждешь, долго и бессмысленно - живительных капель, не в силах пожалеть себя, продолжая метаться и натыкаться на молчаливую стену укора.
Ольга сидела на подоконнике и пыталась заплакать. Внутри все горело, сжимали сердце раскаленными клещами страх и отчаяние; она знала, что от слез станет легче, что надо совершить это парадоксальное действо - выдавить из себя воду, чтобы пожар внутри немного утих. Но ничего не выходило.
Словно желая помочь ей, по оконному стеклу тоненькими прохладными лапками застучал дождь, просясь внутрь, в теплую комнату.
Ольга прижалась лбом к холодному стеклу и сидела так долго - долго, пока наконец слёзы не потекли в ответ на мольбы дождя расплакаться.
Отец всегда был кем - то посторонним для нее - спокойный, даже флегматичный, никогда не отчитывал и не пытался строить из себя строгого воспитателя. Если просила мороженое - покупал мороженое, если платье на выпускной - платье, нужно было взять кредит на машину - оформил на себя. Все абсолютно спокойно и без лишних вопросов - надо так надо.
Разговоров по душам тоже никогда особо не было - все проблемы решались просто - отец спрашивал причину и давал совет, уходя в молчание.
Ольге казалось, что ему просто наплевать, и он для галочки изрекал умную фразу, чтобы его наконец оставили в покое.
Мать была склонна устраивать бури в стаканах, но они столь же быстро прекращались. Её показная эмоциональность по отношению к дочери походила на дешевый фарс, все эти "зайки" и "куколки" вязли в зубах и были пусты, как погремушки. Ольга поняла это, когда ей исполнилось двадцать.
На её тридцатый день рождения мама купила ей в подарок новый телефон, словно не зная, что дочь давно зарабатывает себе сама на такие вещи. Дежурно чмокнула её в щечку, поправила прическу и громко хлопнула входной дверью.
Ольга рассчитывала посидеть с ней за чаем с тортиком; отец уже поздравил её с утра, и совсем ненадежно пообещал зайти позже.
Оставшись одна в квартире, она немного посидела, забавляясь с новым телефоном, потехи ради отследила в приложении родителей - отец, как и положено, был на работе. А вот маршрут мамы показался ей немного странным - она была в несвойственном районе города, где, насколько она знала, не было её многочисленных подруг и коллег по работе.
Пожав плечами, Оля отложила телефон и занялась марафетом - через пару часов должны были придти гости.
Сидя перед зеркалом, она почему - то не выпускала из головы мысль о том, где сейчас находится её мать. Задумчиво поглаживая расческой и без того уложенные волосы, Ольга взяла телефон и набрала номер - длинные гудки остались без ответа. Она решительно сгребла со стола ключи от машины, захлопнула дверь и быстрой каблучной дробью пересчитала ступеньки до выхода из подъезда.
Вот и неприметная серо - советская пятиэтажка на окраине, поблескивает тусклыми окнами и поскрипывает облезлой парадной дверью... Из которой выходит её мать, толкая перед собой инвалидную коляску с немолодым безногим мужчиной.
Ольга опешила. Ни о каких дедушках и родственниках она никогда не слышала, да и может ли её вечно молодая фифа - мама за кем - то ухаживать, кроме как за собой?...
Тем временем женщина наклонилась над совершенно седым незнакомцем и укутала его пледом - тот остался безучастен; развернула коляску и покатила её по выщербленной асфальтовой дорожке вокруг двора.
Ольга испугалась, что мать увидит ее, и поспешно тронулась с места в полнейшей растерянности.
До дома доехала кое - как, путаясь в дорожных знаках и не слыша надрывающийся телефон. В голове был запутанный клубок ниток, из которого не торчало даже хвостика, потянув за который, можно было хоть что - то понять.
Размышляя, она машинально толкнула дверь своей квартиры - она легко открылась; осторожно зайдя на кухню, она увидела сидящего за столом отца. Она осторожно села на краешек стула и вопросительно взглянула на него. По её виду он все понял и сам начал нелегкий разговор:
- Оля, я тебе не родной папа... С твоим отцом сейчас прогуливается наша мама, - он сделал ударение на слово "наша", и продолжил после небольшой паузы, - Твоя мама изменила мне с моим лучшим другом.
Все выяснилось перед тем, как он отправился в горячую точку. Было тяжело, много обидных слов и драка, я не мог простить их.
Но потом, когда родилась ты, пришло письмо. Он попал в страшный бой, два дня валялся под телами, прежде чем его нашли. Потерял обе ноги и от сильной контузии немного повредился умом.
Он умолял простить его и вырастить тебя, как свою, думал, что не выживет. Я очень любил твою маму и нашел в себе силы начать все заново. Когда он вернулся в город, ты была совсем маленькая, и мы не решились отвести тебя к нему. А потом он сам запретил портить тебе жизнь. Его родители давно умерли, за ним ухаживает его сестра и Наталья, мы всегда помогали лекарствами и продуктами, - его взгляд немного потеплел и он взглянул на дочь совсем по - другому, - У вас день рождения в один день, поэтому она сегодня там.
Ольга ошарашенно смотрела на отца, которого она так долго считала непонятным и посторонним - сейчас он казался таким родным и незнакомым одновременно; слов не хватало, воздуха тоже. Она вдруг вспомнила все странности и, как ей казалось, вечную нехватку времени и внимания на неё, такую чудесную и капризную девочку с льняными волосами, которую просто обязаны были носить на руках...
О, если бы она хоть раз выглянула из радужного облака своего эгоизма и высокомерия! Все эти годы она провела в максимализме протестов и жалости к себе любимой, не обращая внимания на толстый слой тонального крема под глазами у матери и растущую коллекцию лекарств у отца.
Работа, работа, работа - слышала она от них обоих, и в очередной раз дула губы. А повзрослев, стала пользоваться этим и просить деньги на всякую ерунду чисто из вредности. Они ведь работают - значит деньги есть. Нашлись деньги и на учебу в хорошем вузе, и на съемную квартиру. Оленька остепенилась только после того, как сама устроилась на работу.
Всё это стало слишком явным и откуда - то изнутри упало на неё целым КАМАзом тяжелого, больно бьющего гравия.
- Папочка, папочка... Я ничего не знала... Почему вы ничего не сказали мне?. - слезы душили и щипали нос, как перец.
- Мы тоже иногда путаемся и затягиваем ситуацию, жалели тебя - ты у нас вон какая.. Но ты уже взрослая девочка, мы немного прозевали этот факт. Если хочешь - навести его.
Целых три дня Ольга собиралась с мыслями. Что говорить, как говорить, как теперь уложить все это в переполненной голове.. На третий день к вечеру позвонила мама и сказала, что отца увезли в больницу с приступом.
И тут она наломала дров! Почему не поехала сразу, почему...
Ключи, дверь, каблучная дробь, фонари и светофоры, отчаянные сигналы машин...
Палата, белая дверь, затертый линолеум и его синие глаза на худом, заросшем лице с её чертами.
- Что же ты так долго, доченька... Я так хотел на тебя посмотреть.. Какая ты красавица! - крупная худая рука вдруг сильно, до боли сжала её руку вместе с одеялом...
Словно издалека Оля услышала свой крик; замелькали халаты, загремела каталка по коридору, кто - то взял её за руку и отвел к окну.
- Сейчас сразу же в реанимацию, не переживайте, доктор у нас хороший, поможет. Вы ему кто? - Медсестра тронула её за плечо, требуя ответа.
- Дочь. Я здесь подожду, - Ольга решительно забралась на подоконник.
Прижавшись лбом к стеклу, она увидела, как к больничному крыльцу идут, обнявшись, её родители. Молнией мелькнула мысль о том, что она ведь никогда не говорила им, что любит, что благодарна...
Напуганной птицей она сорвалась с подоконника и побежала навстречу.