Примерно в 1959 году моя сестра с бабушкой уехали в Москву на школьные новогодние каникулы. Их спальня, рядом с кухней, пустовала. Мы с дядей переселились туда на недельку из большого общего зала. Поздними вечерами с дядей приходил его начальник. На кухне тепло, светло, никто им не мешал. Они по-дружески беседовали, выпивали. В спальне я мог хорошо слышать их интересные истории. Вот один из рассказов дядиного начальника.
Рассказ дядиного начальника.
Детство и о́трочество у меня прошли на селе. В наших местах было много развлечений для мальчишек. Но лучшими были две игры. Зимой – это «Хозяин горы». Нагребали огромную высокую кучу снега. Одна ватага ребят занимала вершину, а другая, толкаясь, нападала на них снизу, пытаясь сбросить их с вершины, занять место наверху. Летом – «Искупать баранов». Но особенно нам нравилось играть в неё весной и осенью, когда, по началу, в холодную воду не хочется лезть. Шайка на шайку сталкивались на мосту: чья команда сбросит в реку всех, до последнего, противников, та и победила, потом и все остальные сигали в речку. Побеждённые катали победителей на закорках, вместе играли в воде в догонялки. В таких играх иногда кто-то и набьёт себе шишку, а кто-то расквасит нос или сломает ребро, но никто особо не расстраивался и не обижался, чувствовал себя героем, было весело.
У нас был хороший пример для подражания: взрослые частенько ходили «стенка на стенку», как в своём селе, так и с мужиками из соседних сёл. Бились только на кулаках, применять палки, железки запрещалось. Ребята всегда были азартными зрителями таких побоищ, набирались опыта. Взрослея, сами становились участниками таких игр. Когда я вырос, меня тоже брали биться. Били меня, бил и я. Если что, всегда можно было попросить для себя пощады или кого-то пощадить. Когда всё заканчивалось, все вместе обсуждали, как и что было, советовали, как лучше лечить синяки, ушибы. Рассуждали кто силён, а кто слабак. Расходились по домам с чувством исполненного долга.
Потом я учился и работал учителем в Москве. Принимал активное участие во всех общественных делах, чтобы сделать жизнь людей лучше. После революции прошло больше десяти лет, но по России много было беспорядка. Моего друга зарезали и ограбили бандиты: забрали часы, сапоги, полушубок. Его жена и ребёнок остались без любви и заботы главы семейства, оказались в тяжёлом материальном положении. Мы, их друзья, помогали им, чем могли. У меня появилось желание уничтожать бандитов и всякую контру.
Был я среднего роста, сильный, ловкий. Мой средний рост стал важной причиной, по которой меня заприметили работники милиции, уговорили пройти обучение и стать разведчиком. Средний рост – это когда ты в толпе не выделяешься, но если встанешь на носочки, то всё видишь. Меня учили конспирации, стрельбе, владению разным оружием, приёмам борьбы без оружия и т.д.
Началась коллективизация, и в сельской местности усилились беспорядки. После обучения в разведшколе меня направили в Тамбовскую область учителем в одно селение, в район, где действовали разбойники, и где народ не хотел идти в колхозы. Но самая главная, основная моя работа – ликвидировать ночных бандитов. Днём я обучал грамоте, а по ночам ходил по району, находил бандитов, расстреливал их. За пару месяцев я уничтожил семь грабителей. Грабежи на время затихли, народ успокоился, но всех мучил вопрос: кто с бандитами расправляется? Одним из убитых грабителей оказался человек из нашего сельсовета: в сельсовете были разные люди – простые крестьяне и отпущенные из царских тюрем политические, но были и проходимцы, уголовники.
(Как вроде всё просто: расстреливал, убивал... Но если бы вы знали, через какие муки прошла моя душа! И как тяжело жить на свете после нарушения одной из десяти библейских заповедей «Не убий!», хотя бы и для счастливой жизни простых людей. Прошу понять мою нелёгкую миссию и не судить строго.)
Но после ликвидации грабителей пришло время заняться коллективизацией. Было ясно, что главный противник колхоза – молодой кузнец. Говорил с ним о его недальновидности. Описывал преимущества общего хозяйства: кто-то на общем поле трудится, другие с общей скотиной управляются, третьи в колхозном огороде. Говорил, что трактора скоро придут. Трактору простор давай – всё перепашет, всё посеет, всё перетащит, всем легче будет. Он соглашался: вместе хорошо, порознь не развернёшься на своём наделе земли, за всем не уследишь, всего не усажаешь. А когда страда, всем не хватает рабочих рук. Но были у него и другие рассуждения и вопросы: как объединять крестьян, живущих в достатке, с безлошадными бедняками, или пьяницами, ворюгами, бездельниками. Я старался объяснить ему, хотя уверенно не знал ответов на его вопросы. С ним трудно было спорить. Я чувствовал, что во многом он прав. Но я верил в светлое будущее колхозников, а с саботажниками надо расправляться. Всё думал, как же сагитировать его пойти в колхоз? Большинство людей, было с ним заодно – пойдёт он, пойдут и они.
Так уж получилось, мы с ним прилюдно поссорились из-за одной девушки. Так разругались, что он меня вызвал на честный бой. Вечером пришёл я на площадь перед сельсоветом. Пришёл кузнец. Собрался народ. Обговорили правила боя на кула́чках: не бить ниже пояса, не бить лежачего и не бить, если побеждённый скажет: «Всё, хватит!» После окончания схватки расстаться с миром, обиды не таить. Конец апреля был тёплый. Сняли мы верхнюю одежду, остались в рубахах, брюках, сапогах. Поставили нас напротив друг друга. Я по сравнению с кузнецом тонкий, как тростиночка, хоть ростом такой же, как он. Кузнец перекрестился, я тоже, для виду. Кто-то сказал: «С Богом!» Ну и началось!
Кузнец махал руками, как мельница, я еле успевал уворачиваться, отскакивать. Народ смеялся, отпускал обидные шутки в мой адрес. Я не обращал на это внимание. Не зря для меня прошли мальчишеские игры, и взрослые сталкивания «стенка на стенку». Не зря меня обучали, тренировали в школе разведчиков. Оценивал противника, соображал, как с такой громадиной надо биться. После его очередного маха левой рукой я пригнулся и, что есть силы, ударил его кулаком в левый бок по почке. Удар получился отменный, но я выбил себе большой палец на руке. Из-за боли не успел увернуться от его маха правовой рукой. Удара не было, он толкнул меня в плечо, но меня как ветром сдуло. Пролетел метра три. Извернулся, упал на четвереньки. Кузнеца согнуло на левую сторону, он страшно ревел, как раненый медведь, начал подступать ко мне, прихрамывая на левую ногу. Я вскочил на ноги. Все притихли. Он начал опять махать руками, но левая рука его плохо поднималась. Ударил я его здоровой левой рукой под дых. Он согнулся, упал на колени. Стал подниматься. Мой палец на правой руке ныл. Надо было заканчивать. С одной здоровой рукой мои шансы на победу уменьшались. Может это не совсем честно но, он ещё толком не встал на ноги, а я ударил его левым кулаком снизу в челюсть. Челюсть хрустнула, он гакнул, и рухнул навзничь, как мешок с зерном. Я наклонился над ним. Изо рта и носа текла кровь, сломанная челюсть скосилась на сторону. Он не дышал. Все столпились вокруг нас, бабы кричали : «Убил! Убил!», мужики матерились. Надо было привести его в чувство, нашлёпать по щекам, но там кровища и раздробленная челюсть. Я потряс его за плечи, повернул на бок, он со стонами задышал. Все обрадовались: «Живой! Живой!» Палец на руке у меня болел, распух, наверное, сломал. Мужики всех успокаивали, говорили, что всё прошло по правилам, всё честно. Сказали мне: «Иди с Богом. Не мешайся. Без тебя управимся.» Я ушёл.
Кузнеца возили в город, там собрали ему челюсть. С подвязанной челюстью он выглядел больным, несчастным. Агитация его против вступления в колхоз поутихла. Коллективизация прошла как надо. Школьники ушли на каникулы. Я справился с заданием. Разобрался немного с грабителями и помог несознательным крестьянам присоединиться к счастливой жизни в колхозе. Жалко было побитого, несознательного кузнеца, который не понимал преимуществ колхозной жизни. Но всё равно меня переполняла радость за всех людей.
Потом меня отозвали в Москву, наградили, дали немного отдохнуть. Счастливый, я продолжал готовиться к борьбе с врагами советов, за наше светлое будущее, под руководством отца всего трудового народа, нашего великого и горячо любимого товарища Сталина.