Отец замолчал и потянулся за остывшим кофе. Я машинально последовала его примеру и, только уже поднеся чашечку ко рту и с шумом втянув воздух, обнаружила, что та пуста. Пришлось подзывать официанта. Отчего-то совершенно не ко времени проснулся жуткий аппетит, и вдогонку к кофе я заказала еще и пирожные. Если в глазах отца я выгляжу циничной стервой, которая даже в такую печальную минуту способна думать только о своем желудке, и наплевать! В конце концов, какое мне дело до его мнения?!
- Знаешь, что меня больше всего мучило эти годы? – вдруг произнес он.
- Ну?
- Я до сих пор не уверен, что действительно изменил твоей маме с Мартой. Я этого просто не помню! Как Марта рядом лежит и с триумфом говорит, что теперь я отсюда пробкой вылечу, – помню. А вот как дело было – нет.
- Думаешь, Марта и в этом тебе наврала?
- Ничуть не удивлюсь, если это так.
- А как ты вообще до такого состояния напился, что не заметил, как к тебе в постель чужая женщина залезла?
Отец понурился и едва слышно сказал:
- У нашего мастера юбилей был, полтинник стукнуло. Вот после смены он нас и собрал. Откажешься пить – смертельная обида. Я как мог хитрил, по полрюмки наливать просил – все без толку. Мастер только ржет да новые бутылки из сумки достает. Как я оттуда до дома добрался, сам не знаю. Анюта утром в институт убежала, у нее дипломный руководитель как раз по субботам студентов принимал. Меня будить не стала, все равно не на работу, так что можно и отоспаться. Ну а Марта тут как тут…
Мы вновь замолчали и синхронно потянулись к чашкам.
Наверное, это было неправильно. В конце концов, именно Марта меня воспитала и поставила на ноги. Но отчего-то я безоговорочно верила отцу. После его рассказа слишком многие вещи предстали для меня в новом свете. И черт возьми, все было логично! Марта никогда не пыталась скрыть, что относилась к моей матери с неприязнью. Иначе как «глупышка» и «идиотка» она ее не величала. Постоянно повторяла, что ее сестра наложила на себя руки из-за дурацких фантазий о большой любви. Мой отец в ее рассказах представал ветреником, вскружившим голову юной инфантильной девчонке и сбежавшим от тягостей семейной жизни. Надо ли говорить, что после такого я своих родителей люто ненавидела? Как они посмели бросить меня одну-одинешеньку? Зачем рожали, если я была им в тягость?
Впрочем, врать в собственных целях всегда было в характере Марты. Когда ей чем-то не угодила одна из моих подруг, она поведала мне, что эта девочка из очень плохой семьи, ее папа уголовник, а мама – падшая женщина, и мне надо держаться от них подальше. Но я-то точно знала, что отец моей подружки – инженер-энергетик, а мама работает в Сбербанке! Когда я робко попыталась донести это до Марты, она разоралась и ушла к себе в комнату, демонстративно закрыв за собой дверь.
Разумеется, это был далеко не последний случай, когда я ловила тетушку на лжи, но мне и в голову не приходило, что точно так же она оклеветала передо мной моих же собственных маму и папу! Она умело поддерживала во мне огонек ненависти, чтобы у меня и мысли не возникло найти отца или выяснить, отчего же на самом деле отравилась мама. А еще упорно вдалбливала, что, кроме Марты никому я и даром не нужна.
Кстати, она часто упоминала детдом, где мне, по ее словам, было самое место, но не отдавала туда – почему? Может, по той простой причине, что мой родной отец был жив-здоров, и задумай она сплавить племянницу, отца бы непременно разыскали, и он бы узнал, что произошло с его женой? Хотя все это только догадки, подтвердить или опровергнуть которые может лишь сама Марта. Да и какая в общем-то разница, когда все понятно и так?..
Трель мобильника больно резанула по ушам. Отец вопросительно посмотрел на меня. Я ответила на звонок и словно через пелену услышала чужой отстраненный голос, что-то говорящий про летальный исход. Вот и всё. Марты больше нет.