За 10 лет работы через нашу фирму прошло много пациентов, но онкологические пациенты всегда стоят особняком. Наверное потому, что чаще всего эти люди слишком напуганы, многие опускают руки и не хотят противостоять болезни, многие обмануты российской (украинской, казахской и другими) системой здравоохранения и от этого испытывают еще больше ужаса и страха при одном только диагнозе. И хоть немецкие врачи всегда повторяют, что диагноз - рак не приговор, но по ощущениям, многие пациенты испытывают такое чувство, будто бы они в камере смертников и ожидают исполнения уже вынесенного и не подлежащего обжалованию приговора. Поэтому первое чем мы пытаемся помочь нашим пациентам, это изменить парадигму подобного мышления, настроив себя на борьбу с болезнью. Ведь даже если все показатели не самые лучшие и перспектива туманна, немецкие врачи никогда не опускают рук, совершая, как мне кажется, ежедневные подвиги, причем не для каких-то пиар акций, а просто для возможного спасения человека.
И именно о нескольких таких пациентах я хотел бы вам рассказать в этой главе, с надеждой на то, что кому-то это поможет правильно осознав диагноз, не пасть духом, а постараться изменить свою жизнь, успеть сделать главное, настроившись на борьбу с болезнью и на то, что мир вокруг меняется тогда, когда ты сам его начинаешь менять.
Фёдор Поляков бросил свою жену с двумя маленькими дочками, когда ему исполнилось тридцать. Он считал, что слишком рано связал себя всякими узами и что ему ещё охота побродить по свету, а жена с детьми как-то вырулит сама. Это ведь у неё материнский инстинкт! Вот пусть его и проявляет. И в один, далеко не прекрасный день, Федя исчез и исчез почти на тридцать пять лет…
Дочки выросли, получили хорошее образование, создали свои семьи, но мама, которая положила всю свою жизнь на то, чтобы девочки никогда не чувствовали себя обделёнными, всегда и во всем оставалась для своих детей примером Мамы с большой буквы, заботливым и самым близким другом.
Своего отца девочки помнили плохо, мама же, будучи человеком верующим, а от того сильным, никогда не позволяла себе ни одного плохого слова в адрес мужа, хотя нестерпимая боль и разрывала ей сердце.
Она искала утешение и нашла его в Боге. Господь заполнил её душу и вместо боли в ней поселилось спасение через прощение. Она простила мужа и сделала всё возможное, чтобы дочки никогда не имели в сердце обиды или, не дай Бог, жажды мести своему отцу.
Фёдор появился на пороге квартиры жены прямо перед новым годом. Увидев его, все её многолетние мысли о нём смешались в одну кучу. Она растерялась, но вдруг слова сами вырвались наружу: «Рада тебя видеть, проходи». Потом они ещё долго сидели, мало разговаривая, а больше переживая все прошедшие годы.
«Прости если сможешь, - проговорил Фёдор, собравшись уходить. - Я тяжело болен. Врачи говорят, что уже запущенный рак предстательной железы. Понимаю, что не так мне долго осталось, но не могу я больше носить все это в себе. Прости…»
Слёзы выступили на его глазах, а в голове пронеслась вся жизнь, где была любовь и где в любви родились две дочки, а потом провал… Тридцать пять лет бесконечных скитаний, каких-то поисков, случайных связей, совершенное отсутствие всякого интереса к своей брошенной семье. И как следствие такой финал - одиночество, смертельная болезнь и никакого желания жить дальше. И при осознании приближающегося конца, оказалось, что и идти то некуда. Всех, кого мог потерял, друзей настоящих не завёл, дома своего и то не было. Но, собрав остатки всего человеческого, что было в нём, пришёл к жене. К тому человеку, которого предал и предал так, что боялся не то, что на порог не пустит, даже дверь не откроет. А она открыла и сейчас, смотря на него, сильно изменившегося, осунувшегося, с взглядом затравленной собаки, она вдруг поняла, что не имеет права оттолкнуть этого по сути уже чужого для неё человека, но человека находящегося в большой беде, причем не только физической, но и прежде всего душевной.
Вечером пришли дочки со своими детьми и Фёдор впервые увидел внуков. Дочки сами подошли к отцу и, заплакав, сильно-сильно обняли его. Что творилось сейчас в его сердце, передать сложно. Измученный болью, несмотря ни на что, он чувствовал себя сейчас таким счастливым! Ну хоть на миг, хоть на минуточку…
Незамедлительно было принято решение начать лечение Фёдора. Старшая дочь, вице-президент банка, взяла на себя все финансовые расходы. Лечение в России было отметено сразу. Надо было срочно сделать загранпаспорт и визу, чем занялась младшая дочь, которая, как было решено на семейном совете, забрала отца к себе жить. Пока продолжалась вся организационная работа, Фёдор с головой окунулся в тот мир, который, как ему казалось, был потерян им уже навсегда. Он возился с внуками, забирал их из школы, помогал делать уроки, вспомнил, что раньше неплохо мог мастерить из дерева всякие поделки, и учил этому внуков, бережно обнимая их и смотря на всё, что теперь его окружало, как на чудо.
Жена нашла в себе силы и постоянно ободряла Фёдора рассказами из Библии о спасении души. И в итоге, через пару недель, Фёдор помолился с женой молитвой покаяния.
Именно такого, уже обновлённого человека я и увидел на пороге клиники Ростока.
Болезнь действительно была уже в запущенной стадии и было принято решение начать курс химиотерапии, а потом - облучения. В тех ситуациях, когда понимаешь, что победить болезнь невозможно, надо обязательно дать человеку возможность уйти из этого мира без боли и без страшных страданий, которые также передаются родным. Мы понимали, что говорим о продлении жизни и это не от кого не скрывалось. Фёдор должен был знать об отпущенном ему времени, чтобы успеть сделать самое важное. И он успел. Фёдор радовался каждому дню. Дочки купили ему планшет и он часами общался из клиники со своими внуками, которые также как и он, полюбили его всем сердцем.
Через два месяца стало ясно, что мы сделали для Фёдора всё, что смогли и он улетел домой. Еще через десять месяцев я получил письмо от жены Фёдора. Привожу его здесь без купюр:
« Дорогие ребята! Неделю назад Федя ушёл от нас. Верю, что ушёл на небо, к Богу. Мы искренне благодарны вам и Федя тоже говорил об этом перед смертью, что вы и ваши врачи окружили его и нас такой теплотой и заботой. Последний год своей жизни Федя прожил счастливым и это самое главное. Поблагодарите от нас врачей и весь персонал клиники. Вы все большие молодцы! Вы помогли не только продлить ему жизнь, но и примирится с Богом и со своей семьей. Пусть Господь благословит вас…»
Когда я читал это письмо, конечно, мне было немного грустно. Ты вроде бы все знаешь и понимаешь, но, видя и осознавая непосредственный уход человека, всегда грустно. И в то же время я понимал, что благодаря тому, что жена смогла простить мужа, дочки приняли отца, внуки открыли свои сердца деду, наши врачи смогли продлить умирающему жизнь почти на целый год, он провёл это время в тепле, радости и любви. И уходил не одиноким и брошенным, превозмогая страшную боль, а в окружении самых близких ему людей, с надеждой, что когда-то он их всех встретит на Небесах.
__ __ __ __ __ __ __ __ __ __
Леонид Боков приехал к нам во Франкфурт, пройдя несколько кругов ада по московским клиникам, потратив довольно много денег на мало эффективное лечение, серьезно расшатав и так свои не совсем простые семейные отношения и потеряв всякую веру в лучшее. Точнее, привезла его дочь, сам бы он уже и не поехал бы. «Зачем? Всё уже кончено.» - так рассуждал Леонид.
Рак поджелудочной железы, которым страдал Леонид, одно из самых коварных онкологических заболеваний. Необходимо на самой ранней стадии схватить эту болезнь за горло, чтобы строить планы о продлении жизни на годы. Но, к сожалению, пациенты чаще всего пренебрегают советами врачей, которые рекомендуют ежегодно проверяться, особенно если пациент состоит в так называемый «группе риска» - наследственная онкология, курение, частое употребление алкоголя и другие факторы. Хотя все это, в основном, косвенные причины и Нобелевская премия за раскрытие причины возникновения рака, до сих пор остается невостребованной. Мы тоже настоятельно рекомендуем всем нашим пациентам проходить необходимые обследования с периодичностью от года до пяти лет, но слышат все, а исполняют единицы.
Мне было сложно разговаривать с Леонидом, так как он полностью замкнулся в себе и иногда казалось, что он просто приехал не за медицинской помощью, а так, за компанию с дочерью. С одной стороны, нам всегда кажется, что некая замкнутость - это неплохо, пациент сосредоточен на лечении. Но сосредоточенность Леонида была совсем другого свойства. Он полностью осознал и утвердился в мысли об абсолютной безысходности своего состояния и мысленно готовился только к худшему. Иногда мы просили дочь Леонида быть неким мотиватором для него, так как свою дочь он искренне любил и к её мнению прислушивался.
- Герр Боков, - начал свой монолог профессор Кросс после завершения первых обследований, - ситуация сложная. Я не собираюсь ничего от вас скрывать. Мы попробуем вам помочь и продлить жизнь. На сколько? Затрудняюсь ответить, но мне нужна решительность в этом вопросе не только от ваших близких, а, в первую очередь, от вас. Вы готовы?
- Он готов, - попыталась ответить за него дочь.
- Нет-нет, извините, я жду ответа только от вашего отца.
- Конечно… Я готов… Ради чего же я здесь, хотя зачем всё это нужно, не понимаю? - попытавшись улыбнуться то ли сказал, а то ли спросил Леонид.
- Зачем? Очень просто герр Боков. Ваша болезнь ведёт к смерти и в этом я вас не собираюсь разубеждать. Но произойдёт это через пару месяцев в муках и с болью физической и душевной, или через год, а то и больше, без этих мук и боли, разница есть? Также, насколько я знаю, у вас есть бизнес, есть семья, есть какие-то обязательства и наверное есть что-то ещё. Если нам удасться помочь вам, чтобы вы могли иметь достаточно времени для решения ваших деловых вопросов, если нам удасться помочь вам жить без боли и страданий, которые часто передаются и сильно переживающим за вас родным, то как минимум только это я уже буду считать нашей победой. А если мы сможем продлить вам ещё и жизнь, то победа будет двойная! Что скажете?
- Спасибо, - спокойно ответил Леонид, - я согласен.
- Ок. Значит тогда план такой. Завтра мы проведем небольшую диагностическую операцию. Лапароскопом мы посмотрим вас изнутри. После этого я смогу вместе с нашими онкологами предложить вам наиболее эффективное лечение.
Леонид молча кивнул, выслушав перевод, и перед тем как уйти, вдруг, попросил задать Профессору ещё один вопрос.
- Я начал своё, так сказать, лечение в московском онкологическом центре, где с каждым днем мне становилось всё хуже, а наши русские врачи, глядя на это, только разводили руками и не забывали вытягивать из нас новые гонорары. И тогда я им сказал, что уеду на лечение в Германию, так как здесь это не лечение и всё бестолку. На что они ответили, что не думайте, что в Германии вам кто-то поможет! Им, мол, тоже нужны только ваши деньги, а если бы вы были местным немецким пациентом, то вам вообще в лучшем случае давали бы обезболивающее. - произнёс Леонид и, отпив из небольшой бутылочки воды, продолжил, - так вот, я очень хотел бы знать правду, уважаемый профессор, и скажите мне, пожалуйста, честно: вот все это наше сегодняшнее лечение - это только из-за того, что я могу платить или вы бы меня также лечили, если бы я был простым немецким пациентом? Вы простых пациентов в подобных ситуациях лечите, тем более возрастных, или сразу списываете?
- Интересный вопрос…, - профессор Кросс на секундочку задумался, а затем решительно произнес, - пойдёмте все со мной.
Мы вышли из кабинета профессора, прошли через холл клиники и поднялись на лифте на нужный этаж.
«Смотрите, герр Боков, это моё отделение, - сказал профессор, разведя руки в разные стороны,- справа и слева коридор. Здесь лежат наши обычные местные немецкие пациенты. Не приватные. Не иностранцы. Обыкновенные пациенты, за которых платит государственная медицинская страховка. Пойдемте.»
Мы пошли за ним по коридору и профессор открыл дверь в первую же палату.
- Если хотите, то зайдите и посмотрите. Я думаю, что пациент возражать не будет. Здесь после операции по поводу рака желудка лежит мужчина, по моему, семидесяти семи лет, - бодро сказал профессор, - и в других палатах тоже много онкологических и возрастных пациентов. И мы их лечим, стараясь им помочь независимо от возраста и величины их банковского счета. Это приоритет, герр Боков - лечить всеми силами и всеми доступными нам средствами всех наших пациентов. Но у нас есть и приватное отделение, где лечатся люди, имеющие возможность платить больше и там, честно скажу, условия нахождения получше. Это как экономический или первый класс в самолёте - летим все вместе, но каждый на своём уровне. И знаете что ещё? Я здесь, вот в этом отделении всегда провожу времени больше, чем в приватном, потому что здесь работы больше. И потому что я чувствую здесь свою нужность, как и нужность моих коллег. Я ответил на ваш вопрос?
- Полностью, - сказал Леонид, у которого вдруг изменился взгляд с отрешённого на участвующий и добавил, - спасибо вам большое и простите меня.
- О, вам не за что извиняться, - ответил профессор, слегка приобняв Леонида, - вы хорошо сделали, что спросили меня об этом, так как я смог еще раз с удовлетворением оценить свою работу.
Диагностическая операция, проведенная на следующий день, не дала обнадёживающих выводов. Рак был, к сожалению, уже запущенный и неоперабельный. Леониду была назначена химиотерапия. После первого сеанса они с дочкой улетели домой, а через три недели он вернулся на второй сеанс уже с женой. Общее состояние Леонида было вполне удовлетворительным и я увидел улыбающегося и даже расслабленного человека, если так можно выразится.
Во время очередного сеанса химии мы сидели и общались с его женой Раисой.
- Знаете, когда Лёнька уезжал к вам, - сказала Раиса, - мы с ним даже поругались. Он всё говорил, мол зачем мне всё это надо?! Умереть могу и здесь. А когда вернулся от вас, буквально ожил. Мы начали ходить по ресторанам, в театр, даже на концерт какой-то. Он вновь сел за руль своей машины, как-будто ожил, что ли.
- Мне искренне приятно это слышать, - ответил я, - тем более, что, как мне показалось, Леониду важно было подтвердить на собственном опыте слова профессора Кросса.
- Да-да, он очень высокого мнения о профессоре. Сказал, что раньше таких людей не встречал, а тем более не думал, что немцы могут быть такими открытыми и сердечными людьми.
После второго сеанса химиотерапии, врачи предложили Леониду и его жене закупить в Германии препараты химиотерапии для будущих сеансов, которые можно и нужно проводить в России, расписали для него и для московских коллег весь протокол лечения и я попрощался с Леонидом Боковым, как позже стало известно, навсегда.
Леонид умер дома, как мне потом рассказала его дочь, совершенно успокоенным и без всякой боли, за чтением газеты; жена вдруг увидела, что его голова склонилась совершенно нехарактерно и поняла, что это всё. После начала лечения в Германии прошло почти два года.
__ __ __ __ __ __ __ __ __
И еще одна история пациента, которой я хотел бы поделиться с вами в этой главе. Его звали Роман Шлыков. Роман был довольно грозным мужиком, руководившим фирмой, работающей в сфере ЖКХ на юге Москвы. Сама по себе такая деятельность, да ещё и в реалиях России, не предполагает спокойной и безмятежной жизни. Так и было. Жизнь Романа была излишне стрессовой, а стрессы люди почему то привыкли снимать алкоголем и курением, не понимая, что стресс никуда от этих злоупотреблений не уходит, а здоровье точно ухудшается.
В итоге Роман приехал к нам в сопровождении жены, с диагнозом рак лёгкого, который уже дал метастазы в кости скелета и в мозг. Диагноз, поставленный российскими коллегами, был полностью подтверждён и в Германии. Оперативное лечение на той стадии, на которой находилась болезнь, было совершенно бесполезным и врачи предложили для начала провести 35 сеансов облучения головы с целью оттянуть необратимые процессы, которые в итоге приведут не просто к смерти, но к крайне мучительной смерти. А при успешном проведении такого лечения, можно закрепить его химиотерапией и, тем самым, продлить пациенту жизнь. Для прохождения облучения Роману необходимо было задержаться у нас минимум на полтора месяца.
Сейчас, оглядываясь назад, мне кажется, что эти полтора месяца оказались очень интересными и крайне важными для Романа и его жены, и не только с медицинской точки зрения.
Как вы, дорогие читатели, уже наверное догадались по предыдущим главам, мы не только оказываем медицинский сервис нашим пациентам, но и стараемся помочь в определенных духовных вопросах. И через Веру в Бога, а также общее понимание проблем наших пациентов, мы устанавливаем доверительные отношения с теми, кто готов открывать свои сердца для Бога, помогая обретать так необходимую им уверенность в исцелении или в спасении. Ну а те, кто не готов к этому, за них мы просто молимся, доверяя во всем Всевышнему. Такова наша позиция, наша миссия и таков для нас смысл данной работы.
На удивление, но Роман Шлыков, который никогда не соизмерял свою жизнь и всё, что её наполняло с Богом, вдруг открылся и стал совершенно доступен. Мы ведь всегда и всё оцениваем через призму своей человеческой логики, а у нашего Господа совсем другая логика. И когда человек, который, в основном жил в отрицании Бога и верил только в себя и свои силы, оказывается на пороге смерти, то Бог прежде всего смотрит не на спасение его тела, а на спасение его души для Вечности. И как я сказал выше, Роман открылся для этого и стал доступен. Он сумел понять и принять Божью волю для его жизни и принять её со смирением и пониманием. Роман узнал Бога, как своего Спасителя и в этом была его главная победа. Он начал читать Библию и не просто потому что так надо, а потому что его это заинтересовало и захватило. Предполагаемый порог между жизнью и смертью зачастую меняет людей и те, кто готов на такие изменения, получают награду на Небесах.
Курение и алкоголь при том развитии болезни, которое было у Романа, уже ушло в прошлое, но вдруг я стал замечать, что и матерные слова, вставляемые им в свою речь по поводу и без повода, также стали заметно уменьшаться, а когда вновь хотели выскочить наружу, то Роман буквально прикусывал себе язык. Я объяснил ему, что каждое матерное слово это не просто скверный язык (грех «сквернословие» у христиан), но и имя демона, которого ты пускаешь все время в свою жизнь. Некоторым людям приходится долго объяснять такие вещи и зачастую бесполезно, к сожалению. Но только не Роману. Он схватывал все на лету! О, я представляю как бесился дьявол, когда такие метаморфозы происходили с человеком, которого он считал своим рабом!!!
Роман не просто покаялся, но полностью принял Бога и крестился! До сих пор вспоминаю это крещение в реке Рейн, когда много людей, наблюдавших с берега за этим красивым и благословенным событием, аплодировали ему после трёх опусканий в воду! А сам Роман и его жена были в тот момент, наверное, самыми счастливыми людьми! В такие моменты я всегда вспоминаю замечательные слова одного известного проповедника: «Слава Богу за Бога! Потому что если бы не Бог, то… не дай Бог!».
Через полтора месяца, когда закончилось облучение, Роман чувствовал себя гораздо лучше, чем до приезда к нам. В самом начале лечения у него уже были проблемы со зрением и частые головные боли, а по завершению радиологических процедур, эти процессы остановились. Он изъявил желание закупить в Германии все лекарства для назначенной далее химиотерапии, но делать её уже в Москве. Это частая практика при подобном лечении и, получив необходимые инструкции и протоколы, Роман с женой улетели в Москву.
Вы даже представить себе не можете, но человек, которому при самых благополучных прогнозах, давали не более шести месяцев жизни, через полтора года пригласил меня в гости, когда я вновь оказался в Москве.
Мы встретились на одной из конечных станций метро на юге Москвы. Роман сам был за рулём и выглядел счастливым! Мы мчались по симпатичным извилистым дорогам и Роман рассказывал мне обо всем подряд.
- В онкоцентре на Каширке теперь есть свой проповедник, - радостно рассказывал он, - и если ты не догадываешься кто это, то скажу честно, это я!
- Не может быть!? - удивлённо воскликнул я.
- Может, старичок, может. Я всем там рассказываю о Боге во время химии, - уже спокойнее и со знанием дела сказал Роман. - Кстати, а вот это одна из резиденций нашего Президента. Правда, нам от этого не горячо и не холодно, но чтоб ты просто видел, как живёт наш главный слуга народа, наш раб на галерах!
При этих словах он громко рассмеялся и мои восторги по поводу резиденции Президента утонули в раскатах его смеха.
- А ты до сих пор делаешь химиотерапию? - спросил я успокоившегося Романа.
- Ну да… Там какой-то странный цикл, но я делаю. Вроде мне не мешает.
- Понятно. Ну так, а что там с твоими проповедями?
- А-а, да-да, так вот. Принимают химию там все группами, обычно человек по семь или чуть больше, и я начинаю. Сначала спрашиваю, ну чё, говорю, примолкли, смертнички?
- Да нет! - не поверив его словам улыбнулся я. - Так нельзя.
- Точно тебе говорю! А как их по другому завести. Вот я и завожу. Ну, потом посмеюсь с ними и начинаю рассказывать им про жизнь Иисуса, про чудеса, которые он творил, про то, что Бог любит их. Я двоих уже и в церковь привёл. В общем, так здорово, что ты тогда нам с женой о Боге рассказал, а особенно то, что мы потом крестились, - и после паузы добавил, - этим и живу уже полтора года. Может Бог все-таки решил исцелить меня, как думаешь?
После этих слов Романа у меня аж всё сжалось внутри. Конечно, я верил и даже начал молится прямо там, в машине за исцеление. И после молитвы пришла такая мысль - просто доверяй мне. Бог все знает и всё видит. И для каждого из нас у него есть свои времена и сроки. Иногда исцеление может не стать таким примером другим, каким может стать уход человека - в любви, в мире, в семейном покое.
Затем у нас был прекрасный обед за большим семейным столом, а после Роман провёл меня по своим владениям и показал две начавшиеся стройки.
- Вот видишь, решил детям прямо на моем участке еще два дома здесь построить. У меня же их шестеро! - гордо сказал он.
- Здорово! - только и смог ответить я.
А сам подумал, что это ведь действительно здорово, что человек, носящий в себе смертельную болезнь, живёт полной жизнью, строит дома своим детям, параллельно ещё и проповедует Бога тем, кому это, наверное, сегодня важнее важного. Нет, все-таки я люблю мою работу и люблю моего Бога, дающего мне возможность это делать.
Роман прожил ещё почти четыре месяца… Его жена потом рассказывала мне: «в день смерти он вдруг почувствовал себя плохо. А до этого уже несколько дней говорил мне, что силы оставляют его. И в один момент слёг и попросил меня срочно собрать всех детей. Когда все были рядом, Роман спокойно и с такой любовью оглядел всех нас, благословил и сказал, что уходит домой. Только я и еще двое наших младших поняли, о чём он говорит. После этого он закрыл глаза и ушёл к Иисусу, с которым так хотел поговорить о многом».