Вести приходили недобрые. Войско великого князя осадило Кснятин, пограбило посад, разорило окрестные села и деревни. Чрез день пришла весть, что Кснятин пал, и войско идет к Кашину. Кснятин, конечно, не Тверь, но все ж была надежда, что он устоит. Дружина тверского князя быстрыми переходами двигалась теперь к Кашину.
Никитка со своим десятком шел в конце, прикрывая обоз. Только единожды видал князя, когда тот догонял войско. Михаил был угрюм, ехал, глядя пред собою, теребил гриву коня. За ним ехали бояре, тихо переговаривались.
Войско двигалось не скоро, по весенней грязище увязали колеса подвод чуть не по оси, кони выбивались из сил, вытягивая их, хоть и не было почти на них поклажи- дружина шла при оружьи, даже на коротких стоянках не снимая броней. По сухому пути и за день добрались бы, а по такой распутице тащились уже другой.
На пути прискакал от Кашина гонец, рассказал, что войско Даниила Московского осадило град, жжет посады.
Выслушав гонца, князь с боярами отъехали в сторону.
- Что делать станем, бояре?- спросил молодой князь, глядя, как мимо ползет дружина.
- Что делать тута?- за всех отвечал Стрига.- У нас войска едва пять сотен, пешие отстали. К ночи к Кашину подойдем.
- И что?- поглядел на него Михаил.
- А то, что я упреждал, неча было соваться,- буркнул Стрига.
Михаил промолчал, отвернулся.
- Даниил-то каков, а? Ведь грамот-то разметных не присылывал. Сколь вместе хаживали, а тут- вота, - вздохнул другой боярин.- Я мыслю, посла к Даниилу слать надо. Пускай бога-то да душу попомнит.
- Пожалел волк козла,- тихо сказал из-за спин кто-то.
- Эт кто тут мудрый?- вскинулся Михаил.
Бояре молчали.
- Кличь писца, грамоту писать будем,- угрюмо приказал наконец Михаил.
Когда дьяк уселся на складной стульчик, князь, прохаживаясь по хлюпающей грязи, долго молчал.
- Пиши…- наконец молвил он.- Даниилу, брату, князю Московскому, князь Тверской Михаил челом бьет… - князь прошелся еще, пощипывая себя за кончик носа.- Убери челобитье! Пиши. Давно ль, брат, мы с тобою вместе на ворогов ходили, давно ли друг другу крест животворящий целовали супротив всех врагов правду держать честно, в вечной любви ходить и друг о друге промышлять? И вот ты на меня ратью пошел, не прислав послов, не разменяв грамот, однова крестное целованье сложив. Пригоже ли чинишь? Попомни, что душу губишь свою, попомни князя
Владимирка[1], что крестное целование с себя сложил. Чем обидел тебя, брат? Попомни, Бога, не губи души своей. Прислал бы ты, брат, посла, доброго человека, с грамотою, что кривды меж нами, урядили бы и вперед любовь с тобой мы бы взяли, как нам пригоже. А коль не пришлешь добрых людей мира ради, так иду на вы[2], и Бог нас рассудит… Все. Что скажете, бояре?
Бояре мялись, не решаясь сказать. Вперед выступил Стрига:
- Не след, князь, Даниила задирать, - почесывая в затылке, сказал он.- Мягшее надо.
- Мягше на перине. Не забавляться идем, - нахмурился Михаил.- Набело пиши и гонца отправь, нынче же!- Михаил вскочил в седло.- Как ни спросишь у вас, бояр, так из подполья б не вылезать!
Он взмахнул плетью, пустил коня вскачь.
[1] Имеется в виду Владимирко Володаревич (1095-1153гг.), князь Перемышльский, Требовльский и Галицкий, целовавший крест великому князю киевскому, внуку Мономаха, Изяславу Мстиславичу (1095-1154 гг.). В 1153 г. Изяслав прислал к Владимирку посла с напоминанием о целовании креста. «Он был не велик!» - сказал Владимирко, насмехаясь. «Но сила его велика, - возразил посол: - Вельможа Королевский объявлял тебе, что если, целовав сей чудесный крест Св. Стефана, преступишь клятву, то жив не будешь». Владимирко велел послу удалиться, и боярин бросил грамоты в знак разрыва. В тот же день Владимирко, совершенно здоровый накануне, отслушав вечерню в церкви, не смог сойти с места, упал и умер.
[2] Иду на вы- выражение князя Святослава Игоревича (942-972 гг.), сына Игоря Рюриковича и Ольги Вещей. Таким образом он предупреждал врагов о том, что собирается идти на них войной.