Пили шампанское. Самое не настоящее и не дорогое.
Ну а что пить, если до совершеннолетия далеко, но ты уже взрослый?
Последние лучи солнца прорезали дыры в плотной листве. Не так-то просто становилось смотреть в оба (чтобы вовремя заметить приближающихся ментов).
«Ты!? Будешь искать работу? Нафиг те это надо? Сейчас лето - нужно тусить! Наработаешься ещё!» – вбивались мне в голову простые истины.
К этому моменту я уже объяснил другу, что денег в семье не хватает, иногда мы едим линолеум и собираем дождевую воду. Это не главная причина, но, должна быть самой убедительной.
«Ты точно решил?» – выдержав паузу, убедился друг.
Я решил не точно, но твёрдо и уверенно кивнул головой.
А потом как-то завертелось и негде было передумать.
Случайно оказалось, что мой дед владеет рестораном.
Каждый месяц (и июнь не стал исключением) мне задавался дежурный вопрос: «не пора ли начинать работать?» В этот раз я согласился и попросил деда узнать, нужны ли работники в его заведение на лето, а он, вопреки своему обыкновению, не забыл.
Невзирая на связи, пришлось проходить собеседование с директором, которая к подбору персонала относилась щепетильно:
- Куришь? – спросила она.
- Нет, - как и положено на собеседовании, я лгал.
- Плохо. Нашим девчонкам компании не будет, - улыбнулась дире… буду называть её заведующей, так легче представить, что за особа имеется в виду.
Собеседование я прошёл и был определён на должность бармена, это мне и рассказали, пока вели мимо массивных дубовых столов к рабочему месту.
В конце пути, меня должен был ждать молодой человек. С зубачисткой в зубах, он неспешно натирает бокалы и подмигивает официанткам.
Я видел в фильмах. Иначе и быть не могло.
Но за баром меня ожидало другое. Если бы слово «общепит» было человеком, оно выглядело бы именно так.
Огромная женщина протискивалась за узким баром от кассы к кофе-машине и обратно.
Думаете, преувеличиваю?
На нижних полках в баре не стояло ничего хрупкого, чтобы она не зацепила своими телесами. Дама настолько плотно занимала пространство бара, что пылинке негде было упасть.
Её называли Мама Чолли.
Сварливое, наглое, хамоватое, самоуверенное быдло попросили обучить меня премудростям индустрии гостеприимства.
-Михаланна, пачэму изнова я! Нехачу я никаго учыть, вон хай Кучаравая учыт, - психовал бартендер, вскидывая ручищи.
Высвободившись из узкого бара она скрылась за углом. Где-то там Мама Чоли погремела посудой и вернулась с ржавым подносом полным мокрых стаканов.
- Садись. Натярай. Я люблю парадак! - приказала она, швырнув в меня полотенцем.
Меня не учили составлять коктейли, выслушивать гостей и подбирать бокалы к винам. Всё пытались разгадать, что же я забыл на работе?!
Ползали слухи, что семья наша богатая. Не обеспеченная (как говорят в больших городах), а, именно, баГатая (редуцированное Г). Посему, от уборщицы до заведующей - все решили, будто дед заслал меня шпионить.
Шпионить за тем, например, как Михайловна превращала ресторан в столовую:
С утра до вечера у нас кормились туристические группы. Меню и цену заведующая решала сама, некоторые продукты для приготовления она выращивала в собственном огороде, а отдельные стейки кормила, годовала и колола без чьей либо помощи.
За четыре часа на восьмидесяти местах, коими располагал рэстаран, успевали пообедать шесть сотен человек. Как вы понимаете, официанты выживали только потому, что умереть им было некогда.
Пока несчастные скользили по жирному полу, серверуя-пересервировывая столы, разносили блюда выставленные на подносе в три этажа – повара уже разгребли свою запару и высовывались в зал, хватая ртом воздух.
- Кидай работу, пашли пакурым! - прохрипела молодая повариха с кривыми зубами.
Мама Чоли тут же заёрзала в баре. Высвободилась и пошла пританцовывая, словно звучащая песня «а я иду такая вся в Дольче-Габана» была о ней.
«Патамушта мне жарка, Михаланна, я не магу там дышать!» - оправдывалась через мгновение Мама Чолли. Заведующая фыркнула про «как всегда», увлекая барменшу внутрь. Уже возле кассового аппарата Михаланна обменяла несколько фраз на стопку купюр.
Я понял, что этот ежедневный ритуал является банальной кражей лишь тогда, когда Михаланна попросила не говорить об этом дедушке.
Дальше заведующая бралась за сумку, доводила до поваров информацию о завтрашних обедах и, оседлав скрипучий велосипед, отправлялась навстречу домашним заботам.
Прихрамывая, в опустевший зал выгребалась шеф-повар Викентьевна. Немного постонав на здоровье, жизнь, несправедливость, она просила Маму Чолли не пускать в ресторан клиентов.
«Нам на завтра варить пятьсот борщей (указательный палец отмерял ударами по столу) 478 порций свинины в сыре, 357 похлёбок по-Радзивиловски, а ещё пятьсот салатов! И двадцать рулетов и руляд!»
Вот честно - не знаю, куда она готовила эти рулеты и руляды, никогда не видел, чтобы их подавали гостям. Но Викентьевна жаловалась на них ежедневно.
А пока она отдавала остатки здоровья ресторану и кастрюлям – остальные выбирались на улицу. Опечатав дверь табличкой «Спецобслуживание», мы занимали места под выцветшим зонтом «Coca-Cola», где скучал пластмассовый стол.
Чем темнее становилось, тем живописнее не становился стол: на нём могли бы появляться закуски, основные блюда, десерты, деликатесы, но это всё казалось лишним, когда была водка и пепельница.
Освоив парочку бутылок персонал долго определял самого вменяемого, для разговора с Михайловной перед закрытием.
Заведующей сообщалось, что «пачэму-та тишына сегодня. Нихто вабшчэ не прихадиу», она отвечала: «Ну закрывайтесь тогда». И тут-то никто ей не перечил.
Таких мест больше не бывает, я почти уверен (ну или очень надеюсь).
Тогда никто не знал, что такое капучино, а на вопрос «вам эспрессо или американо?» - просили: «нескафе».
Меня не учили общаться с гостями, а показывали, кого из постоянных клиентов можно обсчитывать, а кого не стоит. Мне не рассказали, как сделать Б-52, но я узнал, как лечить остеохондроз укропом.
Научили покупать в магазине пакетики чая и подавать их вместо того, который закупал ресторан. Обращаю внимание, что слова «ресторан» и «пакетики чая» действительно используются в одном предложении.
Научили переливать дешёвое пойло в бутылку с дорогим алкоголем. Показали барменское фаталити: сперва ты тыришь водку с банкета, а потом продаёшь её этому же банкету!
А ещё, там действовала акция: заказываешь алкоголя свыше 200 мл в один графин - получаешь на 50 мл меньше.
Всё это необходимо было провернуть до воскресенья. Потому что в этот святой день творились чёрные дела. Работали мы странным графиком - семь через семь. Это как два через два, только по семь. Соответственно в воскресенье бар переходил от одного бармена в руки другого.
После пересчёта товара, становилось понятно, как много денег получит первый бармен за трудовую неделю.
В первую неделю я оказался в минусе. У других барменов такого не бывала. Всё потому, что за честность приходится платить. Вот она реальность взрослой жизни. Денег с меня, конечно, не взяли, потому что дед.
Следующая неделя проходила в напряжении. Я честно купил пачку чая, несколько бутылок вина и честно сделал несколько вещей, за которые гореть мне в аду.
Мама Чоли за это время прониклась ко мне симпатией. Не зря в её рабочую неделю я по вечерам приходил умерщвлять с ней печень. Эта симпатия вылилась мне медвежей услугой. Она поколдовала над баром и отдала мне честно незаработанные 300$, а я оказался в кабинете у бухгалтера:
- Дорогой, а почему у нас в баре четыре порции Метаксы?
- Там осталось, я мерником проверял.
- Дело в том, что Метаксы у нас уже полгода как три порции. У тебя в баре лишней продукции на 150$, откуда?
На нас наругались, конечно, но оставили всё, как есть.
Вообще, я быстро освоился и заслужил доверие. Михаланна души во мне не чаяла и очень хотела, чтобы я делал коктейли, как настоящий бармен, а Мама Чоли рассказывала легенды о том, как в больших городах зарабатывают на коктейлях. «Канешна я тожэ умею кактэли. Я же уже пять лет барменам работаю, но зачэм мне эта нада, я лучшэ, о, прынесу тры бутылки водки из магазина и прадам их тут» - рассуждала она.
Три с половиной недели спустя я уволился и принял решение никогда больше. Никогда. Не стану работать в ресторанах. Никогда.
Ещё через месяц записался на курсы для барменов.
