Странички для дневника, озаглавленные мной «На поминках демократии…»
6 – 9 февраля 2008 года.
Главный редактор газеты, где я в описываемое время работал редактором отдела культуры, М., когда на летучках возникали споры по поводу «наш-не наш» персонаж, часто говорил:
- По мне, пусть будет хоть Лимонов, лишь бы не призывал к свержению власти. Чем больше персона вызовет разговоров, споров, дискуссий, тем лучше для газеты.
Я уже более двух лет это слышу.
И вот присылают мне от Георгия Медведева из Госуниверситета приглашение: «Дискуссионный клуб. «Современность сквозь призму литературы». Встреча с писателем и общественным деятелем Эдуардом Лимоновы (Харьков - Нью-Йорк - Москва). Дискуссия на тему: «Революция и реакция в русской истории». 2 июня, понедельник. 16:00…»
Подхожу к М.:
- Вы про Лимонова говорили… образно? Или, в самом деле, готовы принять его на полосу нашей газеты?
М. оживился:
- А что, есть возможность пригласить?
- Такая возможность может появиться. В понедельник Эдичка будет в ЛГУ. Попробую переговорить. Его можно пригласить в наш «Писательский клуб».
- Давай.
Дело было в среду. В четверг и пятницу М. раза два в день спрашивал:
- Ну что там Лимонов? Договорился с ним?
- Так ведь в понедельник же.
- А-а!
Я переговорил - вначале по телефону, а потом и при личной встрече - с ведущим «Писательского клуба». Он энтузиазма не проявил:
- Ну, раз это газете надо…
В ночь на понедельник, то есть уже 2 июня, я участвовал в телевизионной передаче «Пресс-клуб», участниками которой были журналист, художница и поэтесса Ирина Дудина и литератор Виктор Топоров. Пока дожидались эфира, слышал, как Дудина говорила Топорову:
- Виктор Леонидович, я купила газету (возможно, журнал), чтобы прочесть очередную вашу колонку, но ее в номере не оказалось.
- Сняли! - пробурчал сердито Топоров. - Я про Лимонова написал. Про Лимонова, оказывается, нельзя писать.
На встречу с Лимоновым в университет я пригласил с собой внештатника К. Мало ли получу отказ от Эдички по поводу участия в заседании «Писательского клуба», так, может, К. материал сделает. Мне-то некогда.
Договорились встретиться без десяти четыре у входа на филфак. Я бегом бежал из одного «писательского клуба» в другой. Опаздывал. На Дворцовом мосту вдруг сообразил, что впопыхах забыл в редакции распечатку с указанием аудитории, где будет встреча с Лимоновым. Пожимая К. руку, сразу в этом признался. Заскакиваем в вестибюль. Я - к стенду с объявлениями. Нашел не сразу. «Дискуссионный клуб. «Современность сквозь призму литературы». Встреча с писателем и общественным деятелем Эдуардом Лимоновы (Харьков - Нью-Йорк - Москва). Дискуссия на тему: «Революция и реакция в русской истории»…» А ниже - я чуть не взвыл: встреча состоится в актовом зале философского факультета! Уже без пяти четыре, а до философского еще бежать и бежать.
Не побежали, но довольно быстрым шагом с К. поспешили на Менделеевскую линию.
Я уже открывал дверь, когда К. меня дернул за рукав. У входа стоял парень с объявлением на ватмане. (Как я проскочил мимо него?!) «Встреча переносится на филологический факультет. Начало в 16.15».
- Почему переносится?
- Здесь не разрешили проводить.
- Ладно, хоть начало отодвинули. Бежим, К. обратно!
Обратно побежали через университетские дворы. Влетели в здание филологического факультета, взбежали на второй этаж. Так, где аудитория № 191 (или 119)? Напротив лестницы. Ну хоть в этом повезло! Дверь закрыта. Дергаю за ручку. Закрыто. На ключ. То ли уже встреча началась, то ли… Оглядываюсь по сторонам. Вдоль стен стоят и сидят студенты, и люди постарше. Ждут! Встали и мы, ждем.
С лестничной площадки появляется Георгий Медведев, ведущий Дискуссионного клуба:
- Господа! Встречу с Эдуардом Лимоновым в стенах университета проводить не разрешили! Кто хочет, давайте пройдем к памятнику Ломоносову!
Выскакиваем на набережную. Толпа. В центре, в полукольце телохранителей - Лимонов. Что-то вещает. (Если бы мы с К. возвращались не дворами, мы бы, наверное, услышали его речь с самого начала.)
Лимонов в вельветовом пиджаке, рубашка с распахнутым воротом, под ней - белая футболка. В руках какая-то бесформенная шляпа цвета хаки. Военная - не военная, поди разбери. Примерно такие входили в тропический вариант военной формы, когда я служил в армии. Неряшливая бородка. Зубы редкие, прокуренные. Взгляд рыскающий. Приятного впечатления Лимонов не производит. У телохранителей в ушах наушники. Скрученный в пружину провод идет сзади по шее, подходит к уху. Никак не могу привыкнуть к подобному виду гарнитуры, такое впечатление - будто перед тобой робот. Ребята все высокие, выше Лимонова, крепкие.
Эдичка охаивает власть, которая, считает он, боится его, не позволяет даже встретиться с читателями. Телевизионщики снимают. Слышно очень плохо - ветер с Невы, проезжающий по набережной транспорт. Понимаю, что записывать на диктофон бессмысленно. Работаю только фотоаппаратом.
К сожалению, известие о кончине Эдуарда Вениаминовича оказалось столь неожиданным, а пленку (тогда у меня была пленочная мыльница) Бог знает сколько нужно искать!
Медведев пробирается к Лимонову, предлагает пройти к памятнику Ломоносову, чтобы не мешать проходу по тротуару.
- Зачем? Я уже все объяснил.
Медведев настаивает: народ жаждет общения. Лимонов уступает. Процессия направляется к памятнику Ломоносову. Медведев предлагает Лимонову подняться на пьедестал. Отказывается. Говорит, стоя на асфальте.
- …По идее должны быть независимыми - как университет. Извините, обоср…! Боятся. Это - стыдно! Это - позорно! Пусть эти дяди, которые по вечерам бегают… в нужник, по тапочкам ползают, пускай они в минуту там алкогольного опьянения или сидя в туалете, подумают, что они просто жалкие трусы!.. Низкий человеческий материал!..
Я оказываюсь внутри кольца охранников, рядом с Лимоновым. В одной руке диктофон, другой извлекаю из сумки газета с «Писательским клубом». Камеры снимают. Понимаю, что попаду на телеэкран. «Ерунда, - успокаиваю себя, - работа». Но в руках - газета. Людей, коллег могу подвести!
- Не такие люди защитили в свое время нашу страну в войнах, построили нашу державу и ее великую культуру! - продолжает Лимонов. - Эти - всегда позорные отходы. Мы все солидарны с вами и понимаем это. Отношение к подобным вашим преподавателям должно быть соответствующее. Понимаете, кто это такие.
- Эдуард Вениаминович, все-таки давайте… - пытается вклиниться Медведев. Лимонов на него не обращает внимания.
- У нас таких много! - продолжает он. - У нас такие судьи. (Медведев пробует подтолкнуть Лимонова на пьедестал.) Не надо меня передвигать!.. У нас такие судьи. Я присутствовал на многих заседаниях Верховного суда, на которых решалась судьба то партии, то еще каких-то наших начинаний. И я видел как эти люди в тогах, одиннадцать человек… Один раз собрался целый президиум Верховного Совета!.. Я видел, какие они трусливые! Я видел, как они боятся! Я видел, как они хотели бы быть независимой судебной властью, но они боятся, дрожат… и… и… Что можно сказать? В будущее им ходу нет!
Медведев:
- Кстати, Конституционный суд…
Лимонов:
- Не возьмем!
Медведев:
- … переехал.
Лимонов:
- Единственное, те, кто из вас молод, растите и понимайте, что на самом деле храбрость все равно уважается больше, чем трусость и пресмыкательство. Если себя отстоите, отстаивать будете все время, то… а-а-а… я вас уверяю, что это, куда более разумная, куда более практичная точка… а-а-а… куда надо встать - точка жизни, да, чем трусость. Но власть, построенная на всем на этом - на беспрекословном рабском подчинении всех чиновников снизу доверху, на рабском целовании коленки и сапога правителя - она все равно не выживает. В данном случае, мое мнение, что она доживает свои последние… последние несколько лет. Вот всё, что я хотел вам сказать. Я вас… это…
Медведев:
- Можно, я еще несколько слов скажу?
Лимонов:
- Давайте!
Медведев:
- Ну, я хотел извиниться перед собравшимися, потому что это я организатор этого самого Дискуссионного клуба, который у нас проходит уже седьмой год, и впервые у нас такая ситуация, что, действительно… Во-первых, приходится согласовывать кандидатуру приглашенного, что раньше… всегда я ставил только перед фактом то, что мы приглашаем то или иное лицо. Долго согласовывали (Лимонова), вроде бы согласовали. И вот, в конце концов, получается такая странная ситуация, когда ни один факультет, ну, никто из университетского начальства не хочет брать на себя ответственность за проведение, в общем, на мой взгляд, такого… такой безобидной, но граждански ответственной акции. Если кого-то интересует деятельность нашего клуба… если она будет продолжаться, на что я все-таки надеюсь, в развешанных объявлениях есть мой электронный адрес. (…) Но вот, к сожалению, мы надеялись, что это пройдет в нормальной демократической процедуре, но, судя по всему, мы присутствуем в ситуации, может быть, похорон демократии, которая, вероятно, так и не начиналась в нашей стране.
Лимонов:
- Да они давно уже состоялись! Похороны были! Это уже… Мы присутствуем на поминках.
Мужчина слева от меня уже в который раз пытается вклиниться:
- Можно вопрос? Вот у вас четыре книги, называются «Смерть», «Книга мертвых»… Чем вызван ваш интерес к теме смерти? И насколько глубок этот интерес?
У мужчины за спиной женщина, судя по лицу, у нее синдром дауна, она что-то бормочет, что - не разобрать, кроме разве что «Эду-ар-ду… Ли-мо-нову…»
Лимонов:
- Человека смерть должна интересовать прежде всего. И всегда должна интересовать! Поскольку это неминуемое будущее. Поэтому - что можно сказать?..
Одновременно пытают Медведева:
- Кто запретил? С кем согласовывалось?
Лимонов:
- … Смерть всех интересует.
Лимонову протягивают книги, он подписывает.
Тот же мужчина - еще вопрос:
- Скажите, пожалуйста, как вы относитесь к оценке одного критика, который сказал, что Лимонов плохой писатель, но - талантливый. Как вы относитесь к этому высказыванию, и насколько вы согласны?
Лимонов:
- Критики - несостоявшиеся писатели! И завистники! Короче говоря, сволочи. Завистники. Врут всё!
- Еще один вопрос. Вы себя как позиционируете чаще: как русский писатель, или как русский политический деятель?
- Ну, я же себя не разрезаю там пилой на две части.
- Но все же, чаще как вы себя ощущаете?
- Один и тот же!
Сзади к Лимонову подходит один из охранников, что-то шепчет на ухо.
Лимонов:
- Расходимся, товарищи!
Мужик не унимается:
- И последний вопрос - можно? Для всех. Всех, наверное, это интересует, в чем для вас… в чем ваша цель жизни? И в чем видите вы ее смысл?
- Цель жизни, - Лимонов смеется - чтобы приходить в Санкт-Петербургский государственный университет, прийти и попытаться поговорить с людьми. Всё! Давайте…
Мужской голос:
- Чтобы книги писать!
- А как же! Я все время пишу книги. Ну, всё, пошли!
Пытаюсь заговорить с Лимоновым:
- Скажите, пожалуйста… (Не слышит и не слушает!) Простите, пожалуйста…
Женский голос:
- Это что, всё? Встреча закончилась?.. Пошли сейчас на истфак, там актовый зал пустой!
Лимонов отступает по Менделеевской линии, на ходу подписывает книги. Ничего не пишет. Просто расписывается. Я иду рядом с ним. Охранник пытается вытолкать меня за оцепление.
- Стоп, стоп, стоп! - Тычу газетой. - У меня - деловое предложение!
Наконец получается привлечь внимание Лимонова к себе. Представляюсь: редактор отдела культуры такой-то газеты. Говорим на ходу. Говорю про «Писательский клуб». Предлагаю встречу в редакции.
- Вы видите, как меня… это… Все равно не опубликуете. Не разрешат.
- Уже разрешили. Мы не будем говорить о политике. Будем говорить о литературе. - Протягиваю газету. - Здесь есть публикация «Писательского клуба», можете посмотреть, как подаются материалы. Как с вами связаться?
Диктует номер телефона.
- 774 - 13 - 14.
Записываю. Повторяю вслух:
- Так?
- Да.
- Московский?
- Мобильный.
- Сколько вы будете в Питере?
Ухмыляется:
- Сколько позволят.
- Принципиальное добро, можно считать, получено? Можно позвонить?
- Да. Если будет время.
«Если будет время», готов прийти в редакцию.
Прощаемся.
Нахожу в толпе К., заходим с ним перекусить в университетское кафе, и бегом - в редакцию.
Только закончилась вечерняя планерка. Остаемся с М. у него в кабинете вдвоем. Говорю о принципиальном согласии Лимонова.
- Замечательно!
- Стоп! Рано радоваться. Все не так просто.
Чтобы не подставлять главного, пересказываю слова Топорова, рассказываю о запрете выступления Лимонова в университете.
- Идиоты! – М. стукнул кулачищем по столу.
- Конечно, дураки! - Соглашаюсь. - На те же грабли наступают, что и коммунисты! Но делать-то что будем?
- Коль уж так все поворачивается, давай я завтра посоветуюсь с… (М. называет ФИО хозяина газеты.) - он завтра возвращается из-за границы.
- Договорились. Ждем до завтра.
На следующий день (кстати, некоторые сотрудники редакции видели меня на телеэкране, о чем поспешили сообщить не только мне) захожу к М.:
- Ну что, посоветовались?
- С кем?
- С Р.
- На счет чего?
- Ну как? На счет Лимонова.
- А, нет. Ты знаешь, он только вечером прилетает. Завтра.
- Хорошо.
Среда.
- Ну что Р.?
- Я сегодня в Мариинку иду, не хочется перед концертом портить себе настроение. А вдруг нарвемся?
- Так что: опять до завтра?
- Да.
На следующий день я уже ничего не спрашивал. М. молчал.
Прошла неделя. Риторический вопрос и - ожидаемый ответ:
- Нет, не надо нам Лимонова…
Ох, как я ругал себя, дурака, что рассказал М. про Топорова и т.д. Нужно было приглашать Лимонова, а там – пусть будет, что будет. Во всяком случае, осталась бы фонограмма беседы.
Звоню Лимонову: дескать, так и так, извините, не разрешили…
- А что я вам говорил? Результат – ожидаемый. Спасибо вам за ваши благие намерения.
- Эдуард Вениаминович, если что-то изменится, можно вам позвонить?
- Звоните. Но прежде все-таки убедитесь, что публикация состоится. А то чего мы с вами будем понапрасну терять время…
Автор текста – Владимир Желтов