Найти в Дзене
Яков Миркин

Как найти женщину

Есть простой способ – отправиться к ней из Москвы на глухую станцию под Джанкоем. Пути Господни неисповедимы, а этот продолжался почти сутки, когда знакомый мой, почти умирая от усталости, осел в стареньком пассажирском поезде, обещавшем встать на глухом разъезде, где его должна была ждать его сияющая Венера, полногрудая и белоснежная. Могла ждать на лошадях, а могла – просто на «жигулях». Поезд тронулся, степь поехала в правильную сторону, как говорят, в ночь глухую.
Но интеллигентному человеку всегда хочется спросить! И зря! Ехал бы и куда-нибудь приехал бы, но сказали ему, конечно, что едет он не туда, что ломится по боковой ветке, а женщина его может ждать, пока не заржавеет.
Что ж, на первой же станции он сполз в степь из вагона и пошел обратно. Почему пошел? Звезды, ночь глухая, ни один паровоз не ходит, а если и ходит, то точно не здесь, где запах цветов, где ночь, как темное желание. Шел он шел, шел в этой пустыне час-другой по тропинке рядом с рельсами, шел, безмолвствуя, в

Как найти женщину?
Есть простой способ – отправиться к ней из Москвы на глухую станцию под Джанкоем. Пути Господни неисповедимы, а этот продолжался почти сутки, когда знакомый мой, почти умирая от усталости, осел в стареньком пассажирском поезде, обещавшем встать на глухом разъезде, где его должна была ждать его сияющая Венера, полногрудая и белоснежная. Могла ждать на лошадях, а могла – просто на «жигулях». Поезд тронулся, степь поехала в правильную сторону, как говорят, в ночь глухую.

Но интеллигентному человеку всегда хочется спросить! И зря! Ехал бы и куда-нибудь приехал бы, но сказали ему, конечно, что едет он не туда, что ломится по боковой ветке, а женщина его может ждать, пока не заржавеет.

Что ж, на первой же станции он сполз в степь из вагона и пошел обратно. Почему пошел? Звезды, ночь глухая, ни один паровоз не ходит, а если и ходит, то точно не здесь, где запах цветов, где ночь, как темное желание. Шел он шел, шел в этой пустыне час-другой по тропинке рядом с рельсами, шел, безмолвствуя, в сонном молчании, пока впереди не замаячил все-таки станционный свет.

Но боги любили его и послали ему еще один, самый последний ночной поезд, и этот поезд должен был потом тормознуть на разъезде, где женщина – кто знает – может быть, еще его ждала. Ждала, не могла не ждать, должна была ждать, и только его – только ждать!

Конечно, он уже был не человек, а мешок, почти без сознания, но в поезд он все-таки сел. Сел и проснулся только в Джанкое. Разъезд и женщина остались далеко позади, а вокруг был утренний Джанкой, и небо краснело, как только могло.

«Не судьба, – решил бы другой человек. – Не дано, если эту женщину всегда проносит мимо!» И отправился бы к морю, туда, где белые паруса, и, может быть, к другим Венерам. Но знакомый мой всю жизнь расставлял все по полочкам, так что тройка часов до поезда, чтобы вернуться, была почти ничем.

Что говорить? На разъезде, конечно, не было ни брички, ни запыленных «жигулей», ни женщины – она давно была обязана плакать. Ни телефонов – дело было в восьмидесятых. Но зато был автостоп, был язык, который всегда куда-то доведет, а женщина обнаружилась у своих ворот, вместе с виноградом.

Венера днем – не то, что Венера ночью, это – другая Венера, но это – тоже сияющая, пылающая Венера.

– Я тебе это по секрету рассказал, – он кивнул на жену, хлопотавшую в углу комнаты, – она мне поминает всю жизнь, что тогда чуть не пошла с другим.