Автор Генри В. (гл. 21)
— Сегодня... Вас ждёт... Самое необычное, да…То, который вы все запомните, да…— Катрин медленно произносила слова, делала большие глаза, сжимала улыбающиеся губы, образовывая при этом ямочки на щеках, кивала головой, в общем, явно, тянула время, растягивая удовольствие от реакции застывших и ждущих продолжения ребят.
— Путешествие и приключение!— она опять сделала паузу.— Сегодня мы идти в поход!
«Ух, ты! Здорово! Ничего себе! Когда?! Куда?! Зачем!?»— посыпались разные голоса ребят.
Катрин весело рассмеялась и озорно застреляла глазами во все стороны. Потом она обменялась какими-то хитрыми взглядами с Виктором Андреевичем, стоящим улыбаясь чуть в стороне, дождалась, когда все вопросы стихнут, и, наконец, продолжила:
— На другой стороне нашего озера, в лесу, есть специальное место, на которое мы все сегодня будем идти. А начнётся наше путешествие на катере, который нас сначала перевезет через озеро. Он будет ждать нас на нашем пирсе ровно в семнадцать часов! Зибцейин ур, я? Ферштейн?
Что на её родном языке, помимо нашего привычного «понимаешь», имеет ещё массу разных и глубоких смыслов: различаешь, умеешь, знаешь, осознаешь и, даже, осмысливаешь…
— Так поздно?!— не сдержался Женька.
Он сидел ближе всех к Катрин на мягких диванах в их холле, где они специально собрались для этого объявления.
— Женья! А ты куда так спешить?!— рассмеялась Катрин и взъерошила его волосы, чем сильно его смутила и он даже не нашёлся, что ей ответить.
Катрин окинула опять всех ребят и заговорщически продолжила:
— Потому что в лесу вас будет ждать ночевка! Для вас там все уже приготовят, там будут палатки, которые вы сами будете стоять…строить…ну, вы понимать. Будут спальный мешок, в которых вы будете спать. Еще разный конкурсы, ужин на костёр! Я-я, дас штиммт! Это точно!… При-клю-чения!
Сказав это, Катрин приставила вытянутый указательный палец к своим губам, словно, ставя крестик, потом, сложила пальцы в щепотку и провела ими вдоль сомкнутых губ, как-будто застёгивая молнию…
«Как на том бисерном кошелёчке—подумал Женька— из которого бабушка Вера, когда он бывал у неё в гостях, доставала своими артритными скрюченными пальцами железный рублик, и протягивала ему…»
— Всё! Генук! Больше я ничего вам не сказать! Сами все скоро увидите!— она хлопнула руками по загорелым коленкам, ставя точку в своем объявлении.
«Ура! Здорово! Вот это я понимаю! А во что одеваться? А зубную щётку брать?»— радостно загалдели мальчишки и девчонки и мигом стали шумно что-то обсуждать, разбиваясь при этом по кучкам.
Солнце понемногу начало заваливаться на закат. Большой прогулочный катер нес отряд по водной глади озера, и довольные пионеры с раздутыми ноздрями и развивающимися по ветру волосами, сидели вдоль его бортов, на лакированных лавках, в предвкушении чего-то необычного и загадочного. Ребята ловили носами свежий бриз и бросая прищуренные от солнца и ветра взгляды, осматривали незаметно друг друга.
Наташка сидела напротив Женьки, в своём новом спортивном костюме, небесного цвета, который она так удачно отхватила в том большом магазине на Александрплац. На ногах её были новые сандали на трех ремешках, которые так потом захотел купить Женька, но его поезд (а точней автобус) уже тогда ушёл от нужного магазина с другой покупкой…
Женька мог рассмотреть Наташкины пальцы на ногах. Они были все такие аккуратненькие и ровные, а второй был длинней большого и так и торчал, выделяясь среди остальных, словно какая-то «выскочка». Её длинные волосы, как флагшток быстрой шхуны, трепыхались по ветру, а упрямая челка, под его порывами упрямо прикрывала Наташкины глаза, что позволяло ей скрытно посматривать на мальчишек. Женька уже пару раз ловил на себе её взгляд.
Женька, напротив, напялил на себя всё самое худшее, что было в его чемодане, так как лес и ночь у костра, в его представлении ассоциировались с костюмом, который уже совершенно не жалко. Зато, в отличие от Наташки, между ног которой был зажат пухлый рюкзак, Женька ехал налегке, держа в руках лишь небольшой пакет с умывальными принадлежностями, да ассорти из конфет и жвачек. На ногах его были видавшие виды коричневые замшевые кроссовки, у которых теперь для торжественных случаев была замена и которым в походе было самое место.
Они пришвартовались у деревянного причала, от которого уходила в лес натоптанная тропинка и терялась скоро в нем, между высоких длинноигольчатых сосен и важных широколиственных буков.
Их отряд выгрузился на берег и они оказались в атмосфере, от которой уже совершенно отвыкли. Вокруг было очень тихо.
За то время, что они были в лагере, их уши уже привыкли к этому несмолкаемому дневному гомону, ставшим каким-то непрерывным фоном. Он состоял из детских голосов и криков, доносящихся отовсюду и звучащих на разные голоса и языки. Они уже не обращали внимание ни на смех, ни на разные песни, раздающихся то из окон, то из-за кустов и целыми днями перебывали в этом шуме и гаме. И только ночь всех в лагере могла угомонить и приносила покой.
Поэтому сейчас, в самом разгаре вечера, оказавшись в этом лесу, в котором слышно было лишь, как ветер шуршит листвой, ребята растерялись от непривычной тишины и сами, не сговариваясь, стали притихшими.
Они прошли около километра, каждый неся свои вещи, озираясь вокруг и слушая рассказ их проводника. Им был молодой немец, в защитном костюме и палкой в руках, который идя впереди всех, объяснял им про местную природу, деревья и животных, обитающих в этом лесу. Катрин, которая шла следом за проводником, им все переводила на русский, а потом обратно, когда у ребят появлялись вопросы. Говоря о обитателях местных чащ, проводник остановился, придал голосу важную и устрашающую интонацию и сказал, что здесь даже водятся волки. Женька первый среагировал на слово «Вольф», и, внося свою лепту в попытку напугать девчонок, задрал к небу голову и негромко завыл, вытягивая губы, подражая, виденным им в передаче «В мире животных», серым хищникам. Начавшие было всерьёз бояться девчонки, тут же от страха охнули, но потом принялись весело визжать и смеяться, поддерживая Женькину шутку. Но было видно, что слова о живущих неподалёку волках, не оставил их равнодушными.
Их отряд вышел на большую поляну, на другом конце которой, виделся плотный строй деревьев.
— Внимание! Ахтунг!— остановилась Катрин.— Мартин хочет узнать, какой у вас глазо-о-мер,— она протянула это подобранное ей слово.— Каждый должен сказать, какое расстояние до тех деревьев? Сколько метров, как вы думать?— Катрин вытянула палец в сторону леса, растущего на той стороне поляны.
«Сто, километр, пятьсот, два, не меньше трёхсот»— понеслись со всех сторон варианты.
— Кто сказал пятьсот?— спросила Катрин, верча головой.
— Я!— не дослушав, крикнул Женька.
— Женья ближе всех, я! Чьетырьестапятьдесьят метров, я, я!— тяжело проговаривая это сложное для себя числительное, прокартавила Катрин.— Кто скажет, как это будет по Дойч?
— Фир хундер фюнфцихь!— немного запинаясь, скороговоркой выдал Женька, и непроизвольно скользнул взглядом по Наташке, незаметно проверяя достигнутый результат.
Та тоже стрельнула по Женьке быстрыми глазами, о чем-то, как-будто задумалась, чуть дольше, чем раньше, задерживая свой взгляд на нем, и отвела, делая вид, что заинтересовалась названием каких-то цветочков, про которые говорил проводник.
Они провели замечательный вечер и узнали и попробовали много нового: ориентировались по компасу, учились рубить дрова и разводить костёр, научились слышать птиц и правильно вести себя в природных условиях…
Женька всегда был городским жителем. Две его бабушки, живущие в своих таких разных, но в своих, частных домах, а не в квартире, как он,- обе не давали Женьке представления о жизни на природе.
Одна жила в многолюдной деревне, но в каких-то совершенно полудиких условиях, где, кроме света и радио, не было ничего из плодов развитого социализма, но к которой так редко и ненадолго наведывался Женька и поэтому, всегда воспринимал эти поездки, как экзотику, так и не получив возможности научиться правильно держать топор. Например.
Вторая его бабушка, у которой он бывал гораздо чаще, жила с дедушкой- это во-первых, в доме на городской окраине, со всеми, как говорится, условиями- это во-вторых, и для, казалось бы, только его, Женькиного, удовольствия, будь-то поедание ягод и плодов, да игр с соседскими детьми в палки-банки, догонялки или прятки…
В те очень редкие моменты, когда они с отцом, приехав к бабушке Вере (та что жила в деревне), и, наконец-то, выбирались в лес, по грибы или по ягоды,- для Женьки больше означало не сбор урожая или съестных припасов, как для его отца, а возможность побыть с ним вместе, поучиться у него, чему-то полезному, послушать его какие-нибудь рассказы, но отец всегда молчал (если был трезв) и, кажется, следил только за тем, чтоб Женька не потерялся. Или чего-нибудь себе не отрубил. И всё. Когда дело доходило до какой-нибудь пробы его, сначала детских, а потом и подростковых сил, будь-то пиление дров или забивание гвоздей, то при первых же Женькиных ошибках и неудачных пробах, отец тут же заводился, сразу начинал нервничать, выхватывал топор или молоток и, часто зло произнося, какие-то нехорошие слова, делал все сам, отбивая у Женьки в итоге всякое желание чему-то научится.
И вот в этом походе, за эти пол дня, а потом и всю ночь, Женька узнал даже больше, о чем за всю жизнь так и не сказал его отец…
Над их палаточным лагерем взошла луна. Она осветила своим серебряным светом конусы их палаток, которые перед этим они сами установили, она озарила счастливые лица ребят и девчонок, которые шли своим небольшим отрядом по лесной дорожке, навстречу самому удивительному и запоминающемуся испытанию в этом своём походе. Им предстояло пройти по одному лесному маршруту, который каждый из них запомнит на всю жизнь.