…Полозья, уложенные на ступени деревянного дома я замечаю издалека. На них невозможно не обратить внимания. Пока снимаю часть улицы до этого дома, размышляю, что за десять лет я отснял без малого двадцать тысяч домов, а уж перевидал их, наверное, тысяч сто. И вот я впервые вижу крыльцо частного дома, оборудованное для въезда инвалидной коляски.
Подхожу. Справа от крыльца, в тени забора, укрывшись пледом сидит в коляске женщина, лет, вероятно, шестидесяти. Я спрашиваю разрешения снять наличники и дом, она запросто соглашается, просит лишь не снимать её.
— А это у вас старинный дом? Может быть вы знаете, в какие годы эта улица строилась?
— А мы приезжие. — пожимает она плечами, — ну, наверное, старинный. Не знаю…
— А откуда, если не секрет?
— О, далеко. Из Хомутовского района. Я знаю Хомутовский район, а какая область не знаю…
— А сколько примерно ехать отсюда?
В Хомутовском районе мне бывать пока не довелось, поэтому навскидку и не могу припомнить такого.
— С утра и до вечера, — кивает она. — Целый день, словом.
Фотографирую дом, крылечко, не удерживаюсь от похвалы конструкции деревянного заезда для коляски, собеседница моя поясняет:
— Это соседи помогли. Ну а заезжать-то я никак не могу!
— Золотые люди! — присвистываю.
— Ну я же сама-то никак не могу заезжать. — повторяет она, одной рукой поправляя, сползший уже почти до земли, плед.
— А теперь сами можете? — недоверчиво кошусь я на крутоватый подъём.
— Нет, меня завозят. Самой не получается. Рука не работает. А так бы и вовсе дома сидела. Мы тут уже пять лет живем.
— А почему же вы оттуда переехали?
— У меня мама пожилая, где мы жили магазинов не было, ничего не было. Мама не может за хлебом ходить и я тоже. А тут сестра замуж вышла, помогает. Она на другой улице живет.
— Хорошо… — аккуратно, как мне кажется, замечаю я.
Женщина, однако, со мной не соглашается:
— Хорошо — когда своими ногами идёшь. Вот это хорошо. А так… Сидеть это очень плохо. Вот у вас работа хорошая — щёлкаете, ходите везде. А потом в газету будете…
— Не в газету, — поправляю, — в музей, в интернет…
— А, вы в музей! Вон чё… А я думала, в газету будете писать… Это вы в музей собираете старинные все эти фигуры?
— Фигуры! — смеюсь, — точно!
Из подъехавшей за моей спиной машины выходит женщина лет шестидесяти, за руку с маленькой девочкой. Я здороваюсь, девочка жмётся к ноге, женщина, заметив, что мы беседуем с сидящей в инвалидной коляске дамой, кивает мне, улыбаясь. Девочка, вдруг заметив мой самокат, кричит радостно:
— А я первая сюда доехала! Мой самокат вон уже где! — и, бросив руку, бежит к розовому самокату, прислонённому у крыльца, поднимает и тащит его ко мне на показ.
— А я второй! — радостно заявляю ей.
— Бабушка, смотри! Какой большой самокат! — кричит она восторженно, подойдя ближе.
— Хочешь прокатиться? — спрашиваю.
Она, однако, не решается: оглядывается на бабушку и немного пятится. Бабушка берет внучку за руку, шепчет:
— Манечка, может пойдём попробуем?
Девочка — глаза огромные, испуганные — кивает радостно. Становится двумя ногами на платформу, вцепляется в руль. Я везу немного вперед, поворачиваю. Самокат по песку едет неровно, но она держится.
— Сколько ж тебе лет, красавица?
— Читыли! — радостно отвечает Манечка, гордая своим знанием.
— Ого! — восхищаюсь, — большая ты какая!
— Уже скоро пять будет! — гордо добавляет бабушка.
Мы проезжаем небольшой круг, останавливаемся, девочка соскакивает с самоката, и с криком: «Смотри, кого я поймала!» несётся к дому, на крылечко которого вышла старенькая бабушка в цветастом велюровом халате:
Бабушка щурит глаза на нечто, зажатое в кулачке, а я гадаю, откуда оно там появилось, если девочка только что весьма крепко, двумя руками, держалась за руль.
— Что это там у тебя? Паук что ли? — вглядывается старенькая бабушка.
Манечка радостно потрясает рукой:
— Челвяк! А был ещё паук, но я его потеляла!
И вдруг, позабыв про свой зоопарк, поворачивается к бабушке, с которой пришла, добавляет по-взрослому:
— Пошли, нас дед в машине ждёт!
Бабушка берёт её за руку, собираясь уходить, глядя на нас, смеётся. Рассказывает:
— Заходим в магазин, там игра какая-то продаётся, что-то пять тысяч. Дед: «Нет». А эта коза ему говорит: «Ну ладно, пенсию получишь, купим!»
Внучка хохочет, понимая, что рассказывают о ней, прячется за спиной бабушки. Вдвоём они отходят на несколько шагов, потом девочка поворачивается, немного бежит назад, машет мне и кричит:
— А у меня есть котик! Он настоящий! Чёлный! — и ну пулей снова догонять бабушку.
Отсмеявшись, мы переглядываемся с хозяйками дома. Манечкино вмешательство принесло что-то свежее в воздух, и хоть теперь вроде и говорить снова не о чем, но как-то вдруг лучше всё стало вокруг…
— Хорошо! — говорю.
— Хорошо. — Соглашается со мной женщина в коляске. — А вы в доме живёте?
— Не, — говорю, — хотелось бы, но пока в квартире.
— А чего ж? В своем доме хорошо, — качает она головой, — вышли: травка… А в квартирах там что, одни стенки… А пока дождёшься лифта — уже потемнело и назад идти надо… А у нас тут вона — виноград. — Она кивает в сторону заросшей изгороди. — Кислючий, ужас. Он такой синий… Надо его туда наклонять, а он лезет… А вот, кстати, — она вдруг повышает голос, поворачиваясь к старенькой бабушке, по-прежнему сидящей на крыльце, — мам, какого года дом наш?
Бабушка, устало присевшая на край крылечка, отвечает необычно твёрдым и ясным голосом:
— Марина, дочь, мы ж не строили его! Мы ж семь лет живём! Тут десять хозяевов жило́, а кто тут строил, то не помнить никто… Он давно построенный. Газу не было, уже мы и газ провели. Тридцать тысяч вышло. И газ мы провели и воду провели. Теперь вот с водой и с газом.
— Ого! — говорю. — Теперь совсем, как в большом городе?
— Только канализации тут нет. Тут не делают…
— Слушайте, — внезапно вслух думаю я, — а можно вас сфотографировать на крылечке?
— Ой, — отмахивается бабушка, — старая я! И некрасивая!
— Да ну вы что! — теперь уже я отмахиваюсь от её аргументов, — Зато какой у вас халат яркий!
Неожиданно мне на подмогу приходит её дочка:
— Это его работа такая. Он все старинные фигуры у нас тут снимает! — и смеясь добавляет, — особенно его интересуют деревянные! Так что ты теперь в музее, мам!
— В музее буду сидеть? — искренне удивляется бабушка. — О! Пугаться будут люди меня, старой бабки. Восемьдесят лет уже! Так а вы откуда?
— Из Подмосковья.
— А у нас тут раньше куры бегали, — неожиданно меняет она тему. — А сейчас не пускаем.
— Почему не пускаете? — не понимаю.
— Соседи ругаются. Что копають. Ищут лапами камушки и землю. Теперь не пускаем вот.
Некоторое время молчим. Я пытаюсь вспомнить, когда вот так запросто встречал гуляющих кур и понимаю, что, наверное, это повсеместное явление. По крайней мере еще лет семь-восемь назад, кур по переулкам гуляло довольно много. А теперь встретишь их раз в месяц и радуешься, как ребёнок.
— Ладно, — вздыхаю. — Здорово у вас, а пора идти дальше. Спасибо вам большое!
— А пожалуйста, — говорит старенькая бабушка.
— А мне-то за что? — переспрашивает женщина в коляске.
— Ну как же! За разговор, за хорошее настроение!
Женщина кивает, улыбается.
Бабушка отвечает за неё:
— Ну разговаривать она это да… Умеет… Только что вот ножечки не ходють… Эх, совсем ножечки не ходють… А другие ведь ходють-ходють, а проку с них никакого… Да всяких хватает… Ну счастливо!
PS Друзья, напоминаю, что (на второе мая) со скидкой в 40% осталось всего 449 экземпляров книги о наличниках из будущего тиража. Забронировать книгу со скидкой можно здесь.
Книга отправится в печать в печать в сентябре 2020 или раньше (как только соберутся оставшиеся для тиража 450 человек).
В книга «Наличники. Центральная Россия» собраны 386 видов наличника, больше двух тысяч фотографий, а также 126 живых разговоров, записанных в течение десяти лет экспедиций.