В боях по прорыву блокады Ленинграда в январе 1943 года наша 98-я отдельная танковая бригада была придана 18-й стрелковой дивизии. Танки бригады обеспечивали продвижение дивизии по насыпи узкоколейной железной дороги, идущей в 1,5 км южнее Рабочего поселка № 8 к центру Рабочего поселка № 5. В течение 16 и 17 января танкисты нашей бригады совместно с 18-й стрелковой дивизией упорно возобновляли атаки на подступах к Рабочему поселку 5, но были вынуждены каждый раз отходить вследствие яростного сопротивления врага при мощной поддержке крупнокалиберной артиллерии с Синявинских высот.
В ночь на 18 января танки бригады были переброшены в 424-й стрелковый полк 18-й стрелковой дивизии, который овладел небольшой рощей северо-западнее Рабочего поселка № 5, перерезав узкоколейную и автомобильную дороги, соединявшие Рабочие поселки № 1 и № 5. Предпринятая утром 18 января атака Рабочего поселка № 5 полками 18-й стрелковой дивизии при поддержке 98-й танковой бригады с севера, востока и юго-востока увенчалась успехом, и мы, овладев поселком, на юго-западной окраине соединились с воинами 136-й стрелковой дивизии из 67-й армии Ленинградского фронта, наступавшими с запада. Тем самым блокада Ленинграда была прорвана и враг откатился на Синявинские высоты.
Наша 98-я бригада сосредоточилась около Рабочего поселка № 5. Командный пункт бригады разместился в центре поселка. В поселке же были развернуты ремонтные работы. Танкисты сюда стаскивали поврежденные машины. Подвозились горючее, боеприпасы, продовольствие, эвакуировались раненые. Во второй части дня, уже в сумерках, на дороге, которая шла по южной окраине Рабочего поселка № 5, показался большой танк с необычно длинной пушкой. По какой-то причине водитель танка правой гусеницей съехал с накатанной дороги, и танк накренился и сел брюхом на кромку дороги. Из него вылезли какие-то люди, при приближении наших воинов они побежали в направлении Рабочего поселка № 6. Открылась беспорядочная стрельба, но бежавшие благодаря сумеркам и штабелям заготовленного в карьерах торфа скрылись.
Я тоже побежал к этому танку, залез в открытый люк водителя и обнаружил все в исправности, кроме перерезанной электропроводки у щита управления. Боеприпасы были целы и лежали в своих гнездах. Я вышел из машины и осмотрел танк снаружи. На его башне был нарисован белой краской слон с поднятым хоботом. С помощью рулетки замерил толщину брони и габариты танка, калибр и длину пушки. Хотел забраться в моторное отделение, но надмоторный люк был задраен, кажется, на 26 запоров, а у меня не было подходящих ключей. Я доложил своему начальству об этом танке и просил разрешения заняться его запуском, но мне приказали заниматься восстановлением своих танков.
Возле танка „Слон“ появился высокий худощавый танкист, который и занялся его изучением. Мне было приказано оказывать ему содействие. По его просьбе двумя нашими танками Т-34 вытащили танк „Слон“ на дорогу, поставили на ровное место. Затем с моей помощью после долгого изучения специалист открыл надмоторный люк. Мотор был 12-цилиндровый, бензиновый, в развале цилиндров была коробочка из какого-то дорогого дерева, в которой лежали две свечи зажигания. По просьбе специалиста танк „Слон“ покрыли брезентом до самой земли, поставили под танк железную печку и усиленной топкой прогрели танк. Когда танк хорошо прогрелся, то он легко завелся с помощью „самопуска“.
В ночь на 20 января танк „Слон“ своим ходом проследовал по насыпи узкоколейной дороги на железнодорожную станцию Поляна, где был погружен на платформу и отправлен а тыл. Во время движения танка по нему вела сильный огонь немецкая артиллерия с Синявинских высот. На этом мое знакомство с танком „Слон“ закончилось».