В далекие-предалекие времена жила в некоей деревушке семья: старик со старухой да сын с женой. Сына звали Чжан Ланом, а жену его — Дин-сян. Старики любили и сына и невестку. Дин-сян чтила и слушалась стариков. Жила вся семья в ладу и счастье. И вдруг Чжан Лану надоело быть крестьянином и решил он заняться торговлей. И родители и Дин-сян не отпускали его, уговаривали, но Чжан Лан настоял на своем и уехал.
Когда Чжан Лан ушел, все заботы по дому легли на плечи Дин-сян. Свекор и свекровь постарели и уже не могли работать. Чтобы не умереть с голоду, невестка трудилась и в зной и в стужу, не покладая рук.
Прошло пять лет, а Чжан Лан не прислал ни единой весточки. Старики родители от тоски по сыну слегли и вскоре умерли. Дин-сян продала и заложила все, что имела, чтобы похоронить свекра и свекровь.
Прошло еще пять лет. И все эти годы был неурожай. Жизнь Дин-сян стала еще тяжелее. Остались у нее только старый бык и сломанная повозка. А мужа Дин-сян ни на минуту не забывала, даже во сне думала о нем.
Как-то раз Дин-сян затемно вернулась с поля и так устала, что не захотела ужинать. Легла на кан
и уснула. И вдруг видит Дин-сян высокого мужчину, одетого в лохмотья. Присмотрелась она и узнала Чжан Лана. Она бросилась к мужу, заплакала. Чжан Лан тоже плакал.
Я виноват перед родителями и тобой, — сказал он. — Столько лет я был на чужбине, но не заработал ни гроша. Ты страдала, родители из-за меня преждевременно умерли.
О Чжан Лан, не надо вспоминать о прошлом. Хорошо, что ты вернулся.
Дин-сян слушала рассказ мужа о его злоключениях, и вдруг пение петуха разбудило ее. Поднялась она, поглядела кругом — а Чжана-то в доме нет! Все это ей только приснилось.
Но через несколько месяцев Чжан Лан и на самом деле вернулся. Дин-сян принялась хлопотать, греть воду, готовить угощение. Но Чжан Лан, войдя в дом, даже не взглянул на жену. Он осмотрел и дом и двор. Затем положил на стол бумагу о разводе.
Уходи из этого дома, — сказал он. — Даю тебе быка и повозку!
Чжан Лан, правда ли это?
Неужели я шучу с тобой?! — злобно крикнул Чжан Лан.
Чем же я виновата перед тобой? Почему прогоняешь?
Хочу прогнать, вот и прогоняю!
Неужели ты забыл нашу прежнюю любовь?
Какая там еще любовь? Не болтай!«Убирайся!
Собрала Дин-сян свои пожитки, вывела старого быка, запрягла в поломанную повозку и выехала со двора.
Куда же она поедет? Родители ее давно умерли. Примет ли ее, разведенную жену, семья брата?! К родственникам поехать? Тоже не годится. Нельзя же всю жизнь сидеть у них на шее! Долго размышляла она, но придумать ничего не могла. Вот она и решила: «Пусть бык везет. Куда привезет, там и останусь!»
Старый бык тащил повозку все дальше и дальше.
Шел он с утра до ночи и с ночи до утра. И сказала ему Дин-сян:
— Бык старый! Куда везешь меня? Привези меня в какой-нибудь дом! Но помни: привезешь к богатым — наточу нож, зарежу тебя; привезешь к бедным — буду косить свежую траву и кормить тебя досыта.
Старый бык мотнул головой и потащил повозку Дальше. Подъехали они к высоким горам. Долго кружили меж них и в сумерки добрались до одинокого домика.
Бык старый! Доехали? Бык мотнул головой.
Как мне войти в чужой дом? Ведь неудобно! Бык поднял голову и замычал. Дверь отворилась,
вышла из дома пожилая женщина и спросила Дин-сян:
Откуда ты, дорогая гостья?
Я заблудилась, тетушка.
— Ай-ай-ай! Как же ты одна отправилась в путь! Скорее слезай. Отдохнешь здесь, завтра велю сыну проводить тебя!
Дин-сян вошла в дом. Женщина жила с сыном, еще не женатым. Поведала Дин-сян о своей судьбе, пожалели ее мать с сыном, оставили у себя. А потом Дин-сян вышла замуж за сына хозяйки.
А Чжан Лан, прогнав Дин-сян, женился на развратной женщине Хай-тан, которую привез из города. Но не прошло и года, как случился пожар. Все имущество Чжан Лана сгорело, сгорела в доме и Хай-тан. Чжан Лан спасся, но почти ослеп. Не на что ему стало жить, и пошел он побираться.
Как-то раз, когда Дин-сян кормила во дворе быка, пришел нищий. Дин-сян привела его на кухню, наложила полную чашку лапши, оставшейся от обеда. Нищий двумя глотками справился с лапшой и попросил:
— Госпожа, дай еще!
Дин-сян дала ему еще. Нищий снова быстро все съел и снова попросил:
— Госпожа, будь добра, дай еще лапши! Три дня, как плутаю в этих горах. Ничего не ел.
Голос нищего показался Дин-сян знакомым. Она подошла поближе и вгляделась в него. Да это Чжан Лан! «Ох, Чжан Лан, Чжан Лан, дожил ты до позора! Но у меня сердце не такое, как у тебя! — подумала Дин-сян. — Надо помочь ему. Ведь когда-то мы были мужем и женой!» Вынула она из волос золотую шпильку, отцепила с платья золотую брошь в виде лотосового листочка и положила их в чашку: «Когда будет есть, обязательно найдет».
Чжан Лан взял третью чашку лапши. Не успел он проглотить первые лашпинки, как попалась ему брошь. Вынул он золотой листочек и бросил на пол:
— Соевый листок!
Потом попалась ему шпилька. Он и ее бросил на пол:
— Соевая веточка!
Все это видела Дин-сян. Было ей и смешно и грустно. А нищий опять просит:
— Госпожа, сделай милость, дай мне еще чашечку лапши!
Вздохнула Дин-сян и сказала:
— Эх, Чжан Лан! Называешь ты свою прежнюю жену госпожой.
Не ожидал Чжан Лан встретить тут, в горах, выгнанную им Дин-сян. От смущения он еле выговорил:
— Ты… ты… ты и есть… Дин-сян?!
— Да, я та самая Дин-сян, которую ты прогнал!Чжан Лан не знал куда деваться. Он юркнул в
печь под котел и спрятался. Оттуда он уже не вышел: так и умер там.
Говорят, Чжан Лан после смерти стал Цзао-ва-ном — богом очага. Присвоил ему это звание сам Яшмовый император — Юйди . Ведь всем известно, что второе имя у Юйди тоже Чжан. Вот он по глупости и дал своему однофамильцу звание бога очага.
Люди не уважали Чжан Лана, но они боялись, как бы он не наговорил Юйди чего-нибудь плохого про них. Поэтому они старались не обидеть его.
Чжан Лан умер двадцать третьего декабря по лунному календарю, и этот день стал праздником Цзао-вана, Чжан Лан умер после того, как поел
лапши, которую дала ему Дин-сян. И люди раз в год в праздник Цзао-вана угощают его чашкой разваренной лапши.
Цзао-ван, конечно, недоволен таким жертвоприношением, но он понимает, что в свое время сам поступил весьма некрасиво. Остается ему каждый год, как ни обидно, есть разваренную лапшу. И то лишь одну чашку.