Новосибирск, март 2009
– Куда это вы с дедом всё исчезаете? – спросила Вероника Аню однажды во время завтрака.
– С чего это ты взяла? – вопросом на вопрос ответила Аня, невозмутимо намазывая себе на хрустящий хлебец земляничный джем.
– А чего тут не понять? Чай, не бином Ньютона разгадывать, – продолжала Вероника. – Просто несколько дней подряд дома не бывает вас обоих одновременно. Не может быть чтобы это было случайно.
– А ты, как считаешь?
– Я не считаю, а задала вопрос и хочу получить на него ответ. Или мне у деда спросить?
– Нет, бабуль. Не надо его спрашивать. Разволнуется ещё. Я тебе сама всё расскажу.
– Давай, я послушаю.
– Я хочу книгу написать о вас, о вашей молодости. Вот дед мне и рассказывает.
– А что же вы не дома? Где прячетесь?
– Мы не прячемся. Мы с ним в кафе сидим – разговариваем.
– И до чего договорились?
– Он мне рассказывает про то как он окончил МГУ и получил направление работать в Академгородке.
– У него было довольно бурное время в год когда он получил диплом.
– Я это уже поняла. Вот это всё и записываю понемногу.
– Сколько уже наработали?
– Пока прошли пять дней его фестивальной жизни.
– Ого! И насколько подробно?
– Максимально подробно.
– А тебе-то зачем это всё знать?
– Я чувствую себя писателем. Я хочу написать хороший роман.
– Да. Там роман был хороший.
– А ты сама про те его дела что думаешь?
– У каждого в молодости могут быть ошибки. И я тоже не исключение и он.
– Ты считаешь его встречу с Анной ошибкой?
– Как бы то ни было, но мы с ним прожили жизнь. Он со мной, а не с Анной.
– Всё это ужасно интересно.
– Ладно. Не буду больше приставать. Пишите. Когда будет готова книга?
– Не знаю, бабуль. Пока я собираю материал.
Более Вероника с Аней этого вопроса не касались. Но вечером у Вероники был разговор с Сергеем.
– Зачем ты ей рассказываешь ваши дела с Анной?
– Верочка, это было настолько давно, что мне кажется, стало уже неважно было это или нет.
– Но ей-то зачем знать?
– А что это изменит? Будет это знать она или нет, всё давно сложилось, как сложилось.
– Романтика молодости не дает покоя?
– Литератор как ученый, должен и имеет право знать многое. Он не сплетни плетет, а канву новых судеб.
– Ладно. Посмотрим, что она потом напишет.
Следующая встреча в кофейне с Аней состоялась через день.
– И так, деда. Мы с тобой прошли четыре дня вашего с Анной фестивального знакомства. А что было дальше?
Сергей ответил не сразу. Он обвел взглядом зал кафе, посмотрел на публику, снующую взад вперёд по первому этажу Торгового центра.
– Самые первые воспоминания, они самые яркие, – начал он медленно, стараясь тщательно строить фразы.
– Но, разве сам фестиваль, не достаточно яркое событие, чтобы не осталось в памяти?
– Я сейчас не об этом.
– А о чём?
– Понимаешь, мы кроме того, что были увлечены друг другом, ещё были увлечены и своей работой, к которой всё больше привязывались.
– Да. Я и сама удивляюсь, что вы могли работать вдвоем. Для людей творческих это необычно. А как вы писали вдвоем? Вот если, скажем, твой текст не устраивал Анну, а её работа не нравилась тебе, вы тогда ссорились?
– Были, конечно моменты, когда мы разговаривали на повышенных тонах, но вскоре кто-то уступал, а может нам просто расхотелось ссориться. Эти размолвки не были долгими.
Помолчав несколько минут Сергей продолжал:
– Сейчас, через полсотни лет я нередко вижу в разных изданиях воспоминания о Фестивале, как о некоем увеселительном событии, чуть ли не главным и заметным результатом которого стало почти массовые любовные связи. Часто упоминают о детях фестиваля – маленьких метисах и мулатах родившихся на следующий год.
Сергей опять прервал речь, будто бы не зная, как правильно выразить свою мысль, но всё же сделав над собой усилие, продолжил:
– Мы оба, я и Анна были на Фестивале, каждый со своей миссией. Каждый должен был рассказать и показать миру, красоту спортсменов, артистов, красоту этого праздника единения культур и народов.
– Мне кажется, вы вполне выполнили свою задачу, – попыталась поддержать беседу Аня.
– И то, что мы увлеклись друг другом, было вполне естественно. Немножко, совсем немножко поверили в свое счастье.
– А почему так грустно, дед?
– Понимаешь, как только мы поняли, почувствовали, что искренне оба любим друг друга, так сразу пришло и другое чувство – чувство бесконечной утраты, которую нам уготовила судьба, потому что мы знали – ни она не останется в Москве, ни я не поеду В Нью-Йорк.
– Ну, хоть какая-то надежда была?
– Надежда была. Казалось, что оттепель Фестиваля это только начало великой дружбы народов. И через год, через два мы сможем встретиться. По крайней мере, Анна думала, что сможет вернуться. Но...
– Что, но?
– Начался такой кризис во взаимоотношениях США и СССР, который потом назовут Карибским. И железный занавес захлопнулся.