День двенадцатый Великого поста, или
Не сфотографировал
Сегодня утром я несколько раз пробежал из Пятницкого храма в подклеть Введенского и обратно. Боковым зрением, как голубь, я увидел вдалеке, на востоке, деревянный купол нашей часовенки в полукружии переливающихся солнечных лучей.
В очередной раз, пробегая той же дорожкой, я остановился между храмами и вгляделся в эту картину. Пятницкая часовенка, вернее, её купол и крест были окружены солнечным светом, таинственно рождающимся на моих глазах. Вблизи самой часовенки солнечный свет был ярко-огненный, ослепляющий. Чуть дальше от неё он был - уже не такой яркий - пламенеющий. И на границе солнечного полукружия и серой пелены, которая окружала его, он был тускло-розовый, гаснущий. «Как красиво, - подумал я, стоя на одном и том же месте между двумя храмами. – Хорошо бы сфотографировать это солнечное полукружие, в центре которого наша Пятницкая часовенка… Сейчас вот только подготовлю всё необходимое для утреннего богослужения и Литургии Преждеосвященных Даров и…» В следующий раз, пробегая от храма к храму, я подумал, что где-то там, на востоке, за часовенкой как всегда - вечно - таинственно восходит солнце.
В другой раз, пробегая той же дорожкой, я увидел совсем другую картину. Серая облачная пелена окружила нашу, теперь уже сиротливую, часовенку. Она поглотила все солнечные лучи. Она не пустила солнце… ко мне. «Не сфотографировал», - с грустью подумал я.
После богослужения я вышел из храма, и ветер сразу схватил меня и понёс, понёс замёрзшей каплей…
Ветер уносил меня всё дальше и дальше от храма. Он уносил меня, чтобы вечером вернуть в него снова.
