В ту пору я еще молодой был, неопытный. Василий — тот бывалый. Ах, какая гордость охватывала меня, когда я шел по тайным тропам его след в след, сжимая в руках свою первую двухстволку-курковку шестнадцатого калибра! А Василий — спокойный и неторопливый в жизни, — ходил по лесу быстро, ни одна веточка над ним не колыхнется, ни один сучек под ногой не сломится — и не поспеть за ним. Бывало, устану, ноги как ватные уже, в груди — огонь, а отдых просить неудобно: вроде как сам на охоту напросился; это я потом сообразил, так чтобы честь свою мужскую не уронить, надо о «перекуре» ему напомнить: он до курева ох как охочь был — срабатывало безотказно, а пока он, опустившись на корточки, неторопливо потягивал дымок, выпуская ровные один к одному колечки, я мог и дух перевести. Он хитро посматривал на меня, и, заметив, что я уже не вытираю пот со лба, что грудь моя не топорщится от вдоха и выдоха, вскакивал, закидывал за спину рюкзак, и снова шагал, шагал, шагал… Я много раз в такие минуты давал себе слово, что в следующий раз обязательно останусь дома, но, возвратившись домой, уже на следующий день с замиранием сердца ловил каждый его взгляд и ждал, когда он скажет мне: «Ну, Серега, собирайся, пожалуй, завтра с утра двинемся.»
Но в этот раз Василий не спешил. С неделю, как сезон охоты открылся; мужики тянулись в лес кто в одиночку, кто парами и, вернувшись с охоты, хвалились добычей. А Василий как будто воды в рот набрал — молчит, об охоте не заикается. Я уж совсем было скис: перебирал по вечерам свое охотничье снаряжение, чистил до блеска отдраенное дуло в который раз, завидуя мужикам; тоска такая, хоть волком вой, аж до слез пробирает — чего только не передумал. Но долгожданный день наступил!
Сидим мы на крылечке дома Василия, распаренные после бани, покуриваем. На языке у меня так и вертится: «Когда уж в лес пойдем? Скоро всю дичь перестреляют, ничего же на нас не останется!» — но молчу, помню наставление, что не охотник тот, кто терпения не имеет, а Василий, ровно не замечая меня и не думая обо мне вовсе, с этаким расчетливым прищуром посматривает на небо, на ярко-алое пламя заката, думает о чем-то свом.
Потом встал, потер поясницу и говорит:
— Завтра, Серега, погода будет сирая, но без дождя. К четырем утра надо бы уже из дома выходить. Свет в окне не увижу — останешься, не проспи!
Кровь во мне в одночасье взыграла, чуть не задыхаюсь от радости, а виду стараюсь не подать.
— Обижаешь, когда это я охоту проспал?! Сам-то не проворонь! — и обидную, презрительную ухмылочку из себя выдавливаю, а рот сам по себе так и расплывается в широченном восторге.
— Ну-ну, так и быть, не стану напоминать, — отвечает. — Иди-ка, выспись, как следует. На перекуры завтра будет времени не так уж много. — Потянулся, ловким щелчком пальцев отбросил в сторону сигарету и ушел.
Оставшись один, я минут пять приходил в себя от радости: руки от возбуждения дрожат, сердце бьется, словно из груди выпрыгнуть хочет. Очухался, бегу домой, вытряхиваю рюкзак, что еще недели две назад собрал, опять собрал, будильник завел, матери строго-настрого наказал, чтобы не проспала, разбудила вовремя…. Лег спать, — а уснуть никак! Проворочался полночи, словно спички в глазах, и вроде бы только в дрему впал, уж и подниматься пора. Рукой глаза протер, вскочил, оделся, сунул краюху хлеба за пазуху и во двор. А там уже Василий дожидается. Увидел меня, встал с рюкзака, закинул его за спину и пошагал. Я за ним.
Когда к месту подошли, совсем рассвело. Погода и вправду установилась осенняя — серая, мглистая, но без дождя. Кое-где в низинах клубился туман. Место мне показалось уж совсем каким-то голым. На многие километры редколесье: осинки да березки, и уж совсем редко ель встретишь. Куда ни глянь — старые лесовозные колеи. Из этих мест строевой лес вывозился годами, но года два уже никто не мародерствовал − нечего брать. А дичи кругом немерено, косачей тучи: взлетают и быстро уносятся прочь — только и слышно со всех сторон: «Пр-р! Пр-р!» — успевай целиться. Под конец решили рябчиков взять. Место выбрали как будто подходящее: широкая лесовозная трасса, а к ней вплотную с одной стороны озерцо примкнуло расплывчатой перевернутой буквой «П» с маленьким полуостровком посередине, густо поросшее камышом — меж охотников такие непересыхающие озерца «карасиной лужей» называются. Вода в них скапливается от перегороженных трассами и дорогами ручьев, образуя, где по колено, где по пояс болотца.
Вот Василий мне и говорит:
— Ты, Серега, с той стороны, с островка иди рябчиков высвистывай, а я на дороге караулить буду.
Я и пошел. Обошел озерцо с другой стороны, засел в камышах и посвистываю. И вдруг слышу, что за спиной что-то зашабаркалось. «Ну, думаю, вот оно мое счастье, рябчик! Первый возьму, — то-то Василию нос утереть, чтобы свысока не смотрел!» А сердце горячей волной таки и обдает, и обдает. Вскинул я ружье, оборачиваюсь, и сквозь прицел вижу: что-то большое, темное, мохнатое…. Батюшка свят! Медведь! Здоровый такой, в шагах пяти стоит на задних лапах, как циркач какой, передними машет перед носом и рычит, а перед ним лось заваленный — стережет, значит.
Что-то со мной непонятное приключилось, точно смерзлось все внутри. Повернулся и тихонечко так к Василию иду, а ружье как держал на весу в прицеле, так и держу, только руки вперед вытянул.
Василий как увидел меня, так рот раскрыл от удивления, понять ничего не может.
— Ты, Серега, что это — спрашивает, — бледный как смерть?!
— Медведь, — отвечаю, тихо так, спокойно.
Василий посмотрел на меня недоумевающе, недоверчиво головой покачал.
— Откуда тут медведю-то взяться? — спрашивает задумчиво. — Не может быть. Напугал, ружье-то отпусти, пальнешь — аккурат в меня! — привстал на цыпочки, и подозрительно через камыши на тот полуостровок заглядывает. А что заглядывать, вот он медведь, тихо за мной бредет, принюхивается, тоже удивлен, может быть, а может, и любопытства ради. — И, правда, медведь! — сказал Василий, а лицо у самого побледнело и вытянулось. С минуту молча смотрел на медведя, медведь на него, а потом спрашивает, и не понятно: то ли у меня, то ли у себя: − А чего ж мы стоим, бежать же надо!!!
Медведь тоже одумался, заревел, комья в нас полетели. Рванули мы с Василием. Вроде быстро бежим, а еще быстрей бежать хочется. Василий на ходу перезарядил ружье, и мне кричит: «Пули доставай, пули!» Остановился я, скинул рюкзак, начал пули в нем шарить. Василий уже далеко убежал и, видимо не слыша моих шагов, обернулся. И такие крепкие слова полетели в мой адрес, что я сразу понял: не надо пули искать, надо улепетывать во все лопатки.
После этого Василий полдня меня старался не замечать и заговорил только вечером, когда стемнело, и мы, расположившись у костра, голодные и уставшие, пекли в угольях костра обмазанного глиной рябчика и пили душистый чай из брусничных и смородиновых листьев.
— Ну и напугал ты меня! Ты чего в рюкзаке-то искал, чего остановился?
— Пули. Ты же сам мне сказал: доставай пули, — напомнил я ему.
— А какого лешего у тебя пули в рюкзаке делают? — обалдел Василий от моего ответа.
— Так я ж не на медведя шел, за косачами, — ответил я обижено.
Василий разразился таким надрывно заразительным хохотом, что сам я невольно хихикнул, и мне показалось, ближайшие березки встрепенулись и наклонились ближе, а разлапистая ель вздрогнула и поджала ветви.
— Мать твою за ногу, а как бы ты это медведю объяснил, когда бы он тебя драть начал? Лес — это тебе не зоопарк, тут не все такие смирные. Эх ты, молодо-зелено, суши теперь штаны-то! — сказал Василий, утирая слезы с глаз сквозь смех. — Лопоухим здесь не место, задерут и фамилию не спросят, ко всему надо быть готовым. На запас в патронаже и на крупного зверя держать положено.
А я вдруг вспомнил свое горячее желание доказать ему, что я — «крутой» охотник, которому он не годится в подметки, и понял, как много я еще должен узнать, чтобы стать настоящим охотником. Я и учился! Вот так, на себе. На сердце стало легко, — Василий был рядом, — и я тоже расхохотался громко-громко.
Рассказ написан в память о моем брате Василии, егере, который был к тому же знатным охотником и заядлым рыбаком. Записан со слов второго брата, долгих ему лет жизни. Так что история не выдумана, а произошла в действительности.
Если понравилось, поставьте плюсик, подпишитесь и напишите, а было ли что-то подобное у вас.