Не знаю, смогу ли я эту историю в несколько лет, уложить на несколько страниц, но я постараюсь не слишком нагружать читателя. Кому-то эта история, длиной в пятнадцать лет, покажется близкой, кому-то поучительной, а кто-то скажет, что так не бывает.
Бывает. История не выдумана от начала до конца, и прошла она на моих глазах. Правда, закончилась она уже без меня, но вы поймете, почему.
Закончились девяностые годы. Я, как и все, пыталась выжить. Ни высшее образование, ни опыт — все оказалось не нужным, жить учились заново. Я переучилась на бухгалтера на курсах переподготовки. Обычные курсы, три месяца, но, поскольку предприятия закрывались одно за другим, да и бухгалтеров выпускали пачками, приходилось браться за любую работу. Не загибала цены, брала на домашнее обслуживание по пять — десять предприятий.
Так я попала на это предприятие.
На собеседовании меня встретила женщина, красивая, статная, ярко накрашенная, красиво одетая. Никогда бы не дала ей пятьдесят три года. Я была молодая, этот возраст мне казался возрастом уже старой женщины. Алина Степановна. О себе она сказала, что до этого проработала заведующей отделением банка тридцать лет. И ее муж, Иван Андреевич, который был старше ее на четырнадцать лет. Когда-то он был юристом при областной администрации, у него были связи, так что бизнес он начинал не с нуля. И не один, но к тому времени, как я пришла, они как раз расстались с партнером. Наверное, из-за этого он перенес инсульт, говорил с трудом, партнер потребовал большие откупные — и именно это вынудило ее взять фирму, которая занималась благоустройством и озеленением, на себя.
В ее распоряжении оказался старенький автобус, трактор, садовая ручная и прицепная техника, а, главное, коллектив, который до этого работал на государственном предприятии ГорЗеленСтроя. Прожженная сметчица, отработавшая на государство больше тридцати пяти лет, такой же агроном, инженер-механик, рабочие, знающие и умеющие как пилить старые деревья, содержать парки и скверы, высаживать цветы. Арендованный офис и подвал, в котором хранили оборудование. И долги городских Администраций, которые в том время их выплачивали разве что через суды.
Нет, она никогда не судилась. Наоборот, налево и направо платила откаты — в то время они еще были не большими, покупала крупным чиновникам из администраций холодильники, телевизоры, оплачивал путевки в санаторий, она экономила на работниках, выплачивая копейки, но хоть не задерживала зарплату. За подарки ей нет-нет, да и подкидывали заказы и потихоньку закрывали долги.
Мы понимали, время тяжелое, никто не роптал. А я тем более, график у меня был свободный, могла и дальше брать фирмы на обслуживание.
Ее муж умер через три месяца. Она год скрывала этот факт, убеждая всех, что он просто болен, чтобы и дальше обращаться по его наработанным связям, а ее собственные помогали брать большие и выгодные кредиты. Управляющая одного из банков была ее близкой подругой. Конкуренция началась жесткая. Бывшие государственные предприятия распались на мелкие, частные. И, как танк, вкалывала и перла вперед. Через год, когда долги все же начали выплачивать, купила бэушный КАМАЗ, еще один трактор. Люди приходили и уходили, но сметчицей и агрономом она дорожила, понимая, что без них она никто и звать никем — она училась у них с нуля.
Так прошло шесть лет. Фирма выросла. К тому времени у нее уже было три КАМАЗа, новая газель вместо автобуса, которая развозила рабочих по объектам, два трактора, снегоуборочные приспособления. И собственные связи во всех администрациях. И она по-прежнему выглядела на все сто.
Через шесть лет на фирму пришли работать ее племянники. У ее сестры было шесть сыновей и три дочери, и она ими гордилась, как своими детьми. Но больше других ценила Алексея, сразу сделав его своим заместителем. И я не сразу поняла почему. Тогда-то я и узнала, что он муж ее дочери, и отец ее внучки, которую она безумно любила, расцветая, когда говорила о ней. А на мое удивление, как так, ведь они же близкие родственники, она поделилась со мной своей тайной.
После аборта у нее не могло быть детей, и они с мужем удочерили из детдома девочку-младенца.
У нас к тому времени сложились хорошие отношения, и она предлагала мне работать на постоянной основе. Но платила она по-прежнему мало, не только мне, всем. Даже сто рублей по ее делам за такси приходилось платить из собственного кармана. Ее жадность и стремление накопительства за счет работников стало ее сутью, но она по-прежнему исправно давала взятки и подкупала чиновников, чтобы быть впереди планеты всей. И это с лихвой окупалось — ей доверяли. И все ради дочери и внучки.
Еще через шесть лет фирма выросла настолько, что считалась достаточно крупным предприятием. Было куплено семьдесят восемь единиц техники, асфальтовый завод, новый офис с участком, где хранили технику, построили мастерскую, гаражи. У дочери шикарная пятикомнатная квартира, у нее самой двухкомнатная, но современной планировки, у двух племянников, которые были ее заместителями, дорогие автомобили, и у самое у нее личный кроссовер с водителем. Шикарный коттедж в пригороде. У внучек элитная школа, репетиторы, каждую неделю салоны спа, иглоукалывания личного врача. Все как у богатых.
И только люди на фирме работали от зарплаты до зарплаты, и иногда дохли прямо там же, как один из сторожей, скончавшийся от сердечного приступа. Люди часто уходили, ему пришлось отдежурить две смены. Впрочем, она уже редко нанимала своих, в основном работали таджики, узбеки, казахи. Меня она считала подругой — «учила жить». Не туда потратила деньги, много трачу, не так себя веду, недостаточно хорошо работаю. В ее понимании это было: «ткнуть мордой в грязь». И по-прежнему дружба заканчивалась, когда нужно было платить зарплату. Ее корежило, когда она ее выдавала, а перед этим всегда орала на всех, что она нас, лодырей, содержит, что мы тяжким грузом висим на ее шее. Корила даже за сахар на кухне.
Не знаю, понимала ли она, как нам тяжело смотреть, как она на наших глазах жрет буженину и бутерброды с икрой? Последние года три с работой начался напряг. Я начала болеть: сахарный диабет, астма. Мне все же пришлось принять ее предложение, я и сводила концы с концами. Как, впрочем, и все остальные. Но все же, на восьмое марта, на новый год, на день строителя и на свой день рождения она баловала бужениной и нас, устраивая за счет фирмы корпоративы. Не сказать, чтобы это было весело, так как весь вечер приходилось выслушивать дифирамбы в ее адрес и от работников, которые не упускали шанс выслужиться, и от гостей из администраций, которые приезжали ее поздравить. Иногда на них присутствовали ее дочь и внучки, перед которыми так же все расшаркивались и раскланивались. Они были светлым пятном, когда она могла оттаять и засветиться, а после сделать какую-нибудь поблажку. Меня хватало только поесть, и, поскольку я жила в то время уже в пригороде, сразу уезжала под любым предлогом, еще до того, как начнут петь песни.
В конце концов, в тайне от нее, я нашла себе нормально оплачиваемую работу и свалила из этого гадюшника. Сил терпеть скандалы и унижения, особенно по утрам, не осталось. Она долго уговаривала меня остаться, даже пообещала повысить зарплату на десять тысяч, объясняя тем, что она ко мне привыкла. За все то время, пока я работала на фирме, у нее никогда не было проблем с проверяющими органами и с банками. И она привыкла платить налоги по минимуму, так что в том, что фирма так поднялась, был и мой вклад, но моя жизнь мало изменилась.
А через полгода мне позвонили и сказали, что она умерла, сообщив, куда прийти для прощания. От рака желудка. В возрасте шестидесяти семи лет. Она работала до последнего дня.
Я не смогла прийти. Просто не смогла. Не захотела.
Прошел еще год. И однажды она мне приснилась. Сон был такой реальный, как будто на самом деле. Мы стояли в каком-то пустом зале, где в углу были свалены документы уже другой фирмы. Я тогда занималась восстановлением бухгалтерии. Я почти закончила, но мы перешли на другую базу, и хлопот прибавилось.
Она села на пол, взяла ручку и начала рисовать рожицы прямо на документе.
— Что вы делаете? — испугалась я.
— Помнишь, ты всегда так делала, — напомнила она.
— Не на документах же.
— Ты не пришла ко мне, а я ждала, — ответила она. — Почему ты не пришла?
Я не могла ей объяснить, что мне противно. Я не держала на нее обиды. Да, она могла бы помочь мне решить множество проблем, будь она немного человечнее. Что для фирмы земля на огород, которую возят сотнями тон, или дрова, когда распиливают сотни кубометров, убирая с улиц тополя или расчищая участок для нового кладбища, и даже сгнившая стройка могла бы стать домом, если бы она подняла мне чуть-чуть зарплату. Но все это было на ее совести, а мне надо было просто раньше уйти оттуда, не ждать подачек. Так что, обижаться я могла только на себя. Но общаться с таким человеком мне было противно. Все-таки, для своей семьи она вкалывала, как проклятая, ну мы... Мы — чужие люди.
А после мы оказались в каком-то огромном селении с одноэтажными домами. Она занимала половину дома. Небольшой дом с палисадником. Никогда не видела ее такой. Доброй, что ли. Даже не знаю, как это объяснить. Был какой-то праздник, и, показав дом, она пригласила меня с собой. Прошли улицу, вышли на открытую местность, откуда центр селения просматривался, как на ладони, а с другой стороны, с горы в это селение спускались толпы людей, которые шли откуда-то со стороны.
И опять не могу объяснить, почему меня потянуло на эту гору, обратно.
Проснулась в холодном поту.
И внезапно вспомнила, что это день ее смерти. Она не дожила до дня своего дня рождения один день, а день рождение у нее в один день с моей дочерью.
Два дня ходила в каком-то ненормальном состоянии, гадая, не предвестие ли это моей смерти. Говорят, перед смертью приходят покойники и зовут с собой. А она не только позвала, она меня туда увела. Решила, лучше съездить на кладбище самой, чем ждать, когда меня туда отнесут.
Позвонила девчонкам, спросила, где она похоронена. Они вызвались съездить со мной, помянув ее. Встретились в городе, купили пироги, сок. без них я вряд ли нашла бы само кладбище, поскольку ни разу там не была — кладбищ в городе много.
Место оказалось чем-то похоже на то, которое я видела во сне. Не в точности, но… Могила, где они с мужем лежат под одной плитой. На плите выгравирована деревня и они — молодые. Они умерли по возрасту день в день, в один год по возрасту, что нас слегка шокировало и удивило, и оба умерли, не дожив день до дня рождения, а разница между их днями рождениями составила ровно полгода.
Надо сказать, по ее рассказам, с ее мужем, хоть она и поздно вышла замуж, прожили душа в душу.
И девочки, новый бухгалтер, которого я помогла ей найти на ее вкус и секретарь, с которой мы работали последние шесть лет, рассказали мне конец этой истории, которая произошла через полгода после моего ухода.
Не прошло и месяца, как ее племянник, на которого она записывала всю технику, чтобы не платить налоги на имущество с предприятия, подал на развод, отказавшись платить даже алименты. Выгнал дочь в двухкомнатную квартиру матери, забрав и коттедж, и пятикомнатную хату. Привел новую жену с двумя детьми, которых воспитывал тайно. Переписал на себя офис и фирму. Чтобы она знала свое место и отдала все, подписав отказные документы, к ней приезжали бандиты одного «вора в законе», который уже давно депутат, с которым Алина Степановна сотрудничала, поскольку он курировал благоустройство одного из городских районов, подмяв его под себя.
Все, что она заработала и мечтала оставить дочери и внучкам, им не досталось. Ее дочь, хоть и имела высшее образование, никогда не работала и осталась без денег. У нее не осталось даже машины, поскольку они принадлежали племяннику и фирме.
К слову сказать, племянники оказались куда человечнее, сейчас людям платят чуть больше. Но с ее дочерью и с ее внучками никто из ее родственников не общается. Ее дочь с внучками осталась одна, без работы, без денег, без поддержки. Не знаю, любовь или нужда заставили ее сойтись с мужчиной с обычной профессией водителя. Раньше ее дочь относилась к нам, простым смертным, холодно, не общалась, не разговаривала, стараясь держаться на расстоянии и показывая, что мы ей не ровня.
Рассказ девчонок на могиле директрисы поверг меня в шок. Я потом долго думала, как бы она повернулось, если бы она оказалась чуть человечнее, а мне не пришлось искать другую работу. Я точно знаю, что я смогла бы помочь ее дочери, дать нужные советы, найти людей, которые бы за нее заступились, выступить свидетелем на суде, отстоять ее право на наследство, на эту фирму и технику, которую записывали на племянника по необходимости, что все это было куплено ею. И даже смогла бы найти доказательства, ведь были еще живы банковские работники, у которых мы брали кредиты.
А потом подумала: а надо ли мне это? Бог не Антошка — видит немножко. Время все расставляет по своим местам. Добро рулит, зло наказывается. В конце концов, в гробу мы все будем лежать в одном саване, а наши близкие очень скоро про нас забудут, как бы нам не хотелось остаться в их памяти. Никому на фирме не было дела, что происходит между владельцами, а какое дело до этого мне, что сделала она для меня?
Это реальная история, и, может, для кого-то она будет поучительной, а кому-то станет бальзамом на душу.
Если вам понравилось, подписывайтесь и оставляйте свое мнение.