(по материалам д.б.н. Кищинского Александра Александровича )
На белых медведей стали охотиться с тех давних пор, как племена первобытных охотников тысячи лет назад проникли в полярные широты. Изображения белого медведя найдены среди замечательных наскальных рисунков, недавно обнаруженных на Чукотке и относимых к периоду от 3000 до 1500 лет тому назад. Статуэтка белого медведя, сделанная из моржового клыка, была обнаружена и при раскопках поселения древних людей па мысе Баранова, восточнее устья Колымы.
Охота на медведя всегда была традиционным занятием эскимосов арктической Америки и Гренландии. Первые указания на нее найдены археологами еще в «дорсетской» культуре — с VIII в. до н. э. до XIII в. н. э. Эта охота, впрочем, всегда имела второстепенное значение; главным же было добывание тюленей, китов или оленей-карибу. Однако она велась регулярно и играла некоторую ритуальную роль. Кроме того, убить медведя — означало утвердить свое достоинство мужчины-охотника. До появления огнестрельного оружия эскимосы охотились на медведя с ножом и гарпуном. Они неутомимо преследовали зверя, иногда по нескольку суток; им помогали тренированные собаки. Охотники говорили, что самое трудное — это обнаружить зверя. Недаром по эскимосской традиции мясо убитого медведя делилось между всеми, но шкура доставалась тому, кто первым его увидел и лишь кое-где тому, кто первым нанес удар. И сейчас случается, что эскимос с гордостью говорит о своем маленьком сыне: «Он убил своего первого медведя». На самом же деле мальчик лишь увидел его и поднял шум — но шкура по праву достается ему. Такой же порядок существовал и у приморских чукчей.
С белым медведем связано много эскимосских легенд, в которых «нанук» пользуется заслуженным уважением. Не исключено, что и виртуозное умение охотиться па тюленя, подкарауливая его у лунки, и искусство строить снежные хижины — «иглу», сохраняющие тепло, эскимосы заимствовали у полярного хищника.
Профессор Б. М. Житков, путешествовавший в 1908 г. по полуострову Ямал, описал в своей книге «Полуостров Ямал» большой конусообразный холм, сложенный ненцами из черепов убитых ими медведей. Судя по состоянию костей, холм складывался в течение сотен лет. Он играл роль знаменитого жертвенника — «седянга»; ненцы бережно охраняли священное место и с большим трудом разрешили Б. М. Житкову взять с собой несколько черепов для исследования.
Помимо магического значения, белый медведь представлял для северных народов существенную материальную ценность. Мясо и жир его употреблялись в пищу и для корма ездовых собак, а из шкур шили обувь и одежду. Особенно ценились теплые зимние штаны из медвежьего меха; их и сейчас носят на севере Гренландии. Кусок шкуры — «аламаст» — эскимосы подвязывали к обуви, чтобы бесшумно идти по льду на охоте. Мы не знаем, сколько медведей убивали в давние времена эскимосы, чукчи и ненцы, но во всяком случае, их не становилось меньше, пока не пришел на север «белый человек».
Уже в 1 в. н. э. белого медведя знали римляне, а по древним японским хроникам, в 658 г. он был известен в Японии и Маньчжурии. Первыми европейцами, охотившимися на белых медведей, были норманны, которые еще в IX—XIV вв. плавали в ледовитых морях северной Атлантики, достигая Гренландии и Лабрадора. Считают даже, что медведи, жившие в исландско-норвежских водах, были выбиты норманскими и англосаксонскими зверобоями еще в средние века.
В XII—XIII вв. берега Баренцова моря начали заселять русские люди, и с этого времени шкуры белых медведей стали попадать в Новгород, а потом и в Москву. Примечательно, что эти отважные путешественники называли себя «ушкуйниками» от слова «ушкуй» — белый медведь. С XV в. русские поморы начали промысловые походы на Шпицберген (Грумант) и Новую Землю, где охотились на моржей, тюленей, белых медведей, оленей и песцов. Промысел этот достиг расцвета в XVII— XVIII вв., когда туда ежегодно уходили десятки судов. Лишь одна поморская артель в бухте Магдалены на Шпицбергене добыла за зиму 1784/85 г. 150 медведей. В начале прошлого века походы русских на Шпицберген почти прекратились; новоземельский же промысел развивался вплоть до 1940 г.
Интенсивная и повсеместная охота на белого медведя началась в XVII—XVIII вв., когда на север устремились многочисленные зверобои, китобои, торговцы пушниной, а затем и полярные экспедиции. Особенно много экспедиций отправлялось в Арктику в XIX в. Цели их были разные: научные исследования, поиски «северо- западного» или «северо-восточного прохода» из Атлантики в Тихий океан, достижение полюса. Белые медведи служили для путешественников источником свежего мяса, как бы «резервным запасом продовольствия» на случай тяжелых зимовок и нередко выручали полярников, спасая их от голодной смерти. В большинстве случаев, впрочем, люди убивали всех встреченных медведей независимо от необходимости и возможности сохранить мясо. Например, только экспедиция Пайера и Вейпрех- та, открывшая в 1872 г. Землю Франца-Иосифа, добыла там за год 67 медведей.
В XIX и начале XX веков в северной Атлантике быстро развивался норвежский зверобойный промысел, а в 1860—1900 гг. в тихоокеанском секторе Арктики промышляло много китобоев под американским и канадским флагами. С конца 1920 г. на Севере стали работать и советские зверобойные суда. В тридцатые годы только в водах Шпицбергена убивали, по самым приближенным подсчетам, более 350 медведей, а всего в Арктике — более 2000 медведей в год. Их били и со специальных зверобойных судов, и попутно при транспортных рейсах— научные экспедиции, персонал полярных станций, норвежские и русские промысловики и, наконец, те, кому это действительно было необходимо,— коренные народы Севера. Признаки уменьшения количества медведей появились еще в конце XIX — начале XX веков, но, вероятно, именно с тридцатых годов в жизни вида наступил критический период. Размножение уже не успевало «возмещать» гибель, и количество белых медведей стало быстро уменьшаться. В пятидесятые годы промысел их со зверобойных судов прекратился, однако это уже не спасло положения.
Медведей продолжали добывать и эскимосы, и постоянно живущие на севере промысловые охотники — американцы, норвежцы, русские и якуты. Зверя били из винтовки, догоняя пешком или на собачьей упряжке, чаще — подошедшего к жилью. В Якутии нам приходилось видеть оставшиеся с тех времен огромные медвежьи капканы и самоловы — «пасти», изготовленные по типу песцовых, но из больших и тяжелых бревен, давивших попавшегося в них зверя. На Шпицбергене широко применялись самострелы, а на Аляске получила распространение охота на медведя с самолетов. В шестидесятых годах цены на медвежьи шкуры в Америке повысились до 500, а на черном рынке — до 2000 долларов. Это послужило немаловажным стимулом для эскимосов, убивавших зверя уже не из-за мяса, жира и одежды, а в первую" очередь для продажи шкур. Только норвежцы за период 1945—1963 гг. убили около 6 тыс. медведей, а общая годовая добыча их в мире в середине шестидесятых годов достигла полутора тысяч. В сезон 1965/66 г. только в Канаде было убито более 600 зверей и продано шкур на 81,5 тыс. долларов.
Еще в 1956 г. в Советском Союзе была полностью запрещена охота на белых медведей. Однако ни эта мера, ни охотничье законодательство в других странах уже не могли восстановить поголовье зверей. Встал вопрос о необходимости предотвратить угрозу исчезновения белого медведя с лица Земли — угрозу, ставшую вполне реальной по вине человека.
Интересные ссылки:
Как и на кого охотятся белые медведи?