Этот очерк посвящается светлой памяти 14-летнего бойца Ивана Фёдоровича Герасимова и гвардии капитана в отставке Алексея Яковлевича Очкина. Они, как и многие другие Герои Великой Отечественной войны, в канун 80-летия Великой Победы так и не получили заслуженной медали «Золотая Звёзда» и официального звания Героя Советского Союза.
Окончание. Начало очерка смотри ЗДЕСЬ
Едва лейтенант отчитался по рации перед полковым начальством о том, что первая атака фрицев отражена успешно, как бронированная лава 14-й германской дивизии вновь подвижным тараном двинулась вперёд.
На этот раз танков было в два раза больше – десяток Т-IV и ещё столько же Т-III. Они наступали сообща, соблюдая, пока это было возможно построение обратно выгнутым клином, напоминавшим математический знак сравнения «>».
Как только оперативный простор сузился, танки разделились на два эшелона, выстроившись в шахматном порядке. Прямо на ходу опытные наводчики и командиры Панцерваффе[1] вели обстрел позиций, что занимали артиллеристы и бронебойщики сводной противотанковой истребительной команды.
Очкину с первого же взгляда стало ясно, что фашистскую танковую лавину, уверено ползущую на его откровенно слабо защищённые рубежи, имеющимися в наличии огневыми средствами невозможно.
Бой для лейтенанта оказался скоротечным. Он лишь с огромным удовлетворением отметил, что расчёт, в котором находился Иван, поджёг Т-III, а вторая «сорокапятка» остановила Т-IV, разворотив ему правую гусеницу и передний каток.
Взрывом, что ахнул позади Очкина в метрах двух, советского офицера оглоушило, лишило сознания, засыпав комьями земли и глины. Алексей не видел, как прямым попаданием разворотило дальнюю от него пушку, выкосив весь расчёт. Не увидел он и как два вражеских снаряда, разорвавшихся вблизи от второго орудия, практически полностью вывели из строя и второй расчёт.
Когда лейтенант пришёл в себя, то с изумлением и трагической безысходностью заметил, преодолевая тошноту и головокружение, что стрельбу по танкам продолжает один единственный артиллерист.
Иван! Это Ваня, уцелевший каким-то чудом и самым невероятным образом, продолжал посылать во вражеские танки снаряд за снарядом! Подросток, почти ребёнок, оставшийся в живых из всего расчёта, в который входили четыре человека помимо него, теперь вёл огонь по фашистам, выполняя обязанности и командира, и наводчика, и заряжающего.
Восхищаться героизмом Ивана у лейтенанта времени не было. Он с ледяным холодеющим страхом вдруг осознал, что правый сектор его обороны молчит совершенно. Почти не слышно было и стрельбы соседнего стрелкового батальона.
– Иван, стреляй сколько хватит снарядов! – закричал Очкин максимально громко, почти в самое ухо мальчика, но тот едва его слышал из-за грохота ближайших разрывов и какофонии окружающей канонады. – Я к Тучкову метнусь, узнаю, что у него и соседей. Если что, приму командование на себя. Если справа нас обойдут, то всему полку хана! Стреляй, держись и не подставляйся! В помощь тебе определю кого-нибудь обязательно, только продержись!
Ваня понимающе кивнул и движениями заправского артиллериста ловко зарядил полуторакилограммовый снаряд. Танки, скорее всего, с минуту на минуту появятся здесь, но если враг прорвётся справа, то сразу же проникнет на территорию и в производственные помещения завода.
Связь не работала. Что творилось на соседних участках и в полку в целом, даже приблизительно не было известно. Ни связных, ни вестовых у Очкина не было под рукой. Все бойцы, даже занимавшие сугубо штабные и тыловые должности – писари, повара, связисты, ездовые, мастеровые – все до единого отчаянно дрались в огненном и грохочущем адском котле.
Именно по этим причинам лейтенанту пришлось из двух угрожаемых участков выбрать один наиболее опасный и грозивший скорой непоправимой катастрофой. Очкин ползком и перебежками, используя перекаты и прочие акробатические ухищрения, поспешил на правый фланг.
Иван остался один у своего орудия. Рядом с ним лежали вповалку убитые товарищи, изувеченные, растерзанные, обезображенные и лишь один командир затих у лафета без кровавых отметин на теле и лице.
Ваня не страшился своего одиночества. Непосредственная близость тел павших боевых соратников, с которыми они ещё несколько минут назад вместе вели успешный огонь по гитлеровским танкам, поразив два из них, пробуждала в юном бойце всепоглощающую ненависть. Она вытесняла все прочие чувства, эмоции и переживания из души и сердца Ивана.
Сейчас было важно лишь одно – бить без остановки по серым танкам, размалеванным нацистскими крестами и свастикой. Бить и поражать бронированные машины, вклинившиеся в позиции почти истребленного, но не отступившего полка.
Первый выстрел высек сноп искр от левого нижнего наружного угла башни. Рикошет! Второй снаряд должен был точно раздробить смотровые приборы механика-водителя ближайшего Т-IV, но в последнюю секунду танк притормозил. В воздух взвился чёрно-серый земляной фонтан. Мимо! Третий выстрел снова выдал рикошет...
Ваня потянулся за очередным снарядом, но ящик оказался пуст. Артиллерист затравлено осмотрелся и с ужасом констатировал, что поблизости от орудия не осталось ни единого пригодного к стрельбе снаряда.
Выругавшись почти по-взрослому, подросток-артиллерист метнулся к ближайшему орудию, что было разбито и опрокинуто ещё во время первой атаки. Ваня почти наверняка знал, что на этой позиции вряд ли остались снаряды, но сидеть в укрытии и просто наблюдать за тем, как враг стремительно приближается, он не мог.
Возле разбитой «сорокапятки» снарядов не оказалось. В отчаянии Иван схватил автомат, которым так и не успел воспользоваться командир расчёта, и принялся длинными очередями стрелять в сторону врага. Но какой вред может причинить автоматная пуля противоснарядной броне танка!?
Израсходовав два диска, Ваня отбросил в сторону бессильной злобе и отчаянии бесполезный в данной ситуации ППШ. Ползком по развороченной и местами засыпанной траншее юный боец направился к груде развалин, из которой ещё пару минут назад строчил пулемет.
Когда Ваня дополз до пулемётной позиции, то взору его предстала привычная картина дней предыдущих и сегодняшнего утра. Оба стрелка лежали в неестественных позах, пронзенные и изувеченные градом осколков. Раскуроченный «Максим», так же посеченный осколками, завалился набок.
Ваню охватило безграничное и безвыходное отчаяние, граничившее с обидой, яростью и поганым ощущением собственной никчёмности и бессилия. Мальчик схватился за винтовку, что сжимал один из убитых красноармейцев, но много ей навоюешь против танков, самые ближние из которых уже находились в двух десятках метров.
Ваня пополз дальше, движимый отчаянием и надеждой на то, что отыщет кого-нибудь из живых однополчан в этой круговерти разрывов, пламени, грохота, сотрясания земли, шквала свинца, дыма, гари, лязга метала.
В очередной груде руин, что ещё утром были нижним этажом разрушенного бомбёжкой складского здания, среди мёртвых тел пехотинцев и бронебойщиков Ваня нашёл исправный карабин, подсумок для патронов с тремя полными обоймами и четыре гранаты – три противопехотные и одну противотанковую.
Лязг гусениц становился всё громче, теперь он перекрывал все другие звуки боя. Ваня осторожно выглянул из пролома в стене и оторопел. Ближайший фашистский танк утюжил умолкшую навсегда огневую позицию, что находилась всего в десяти метрах правее затаившегося подростка.
Пролом был крайне неудобный для метания гранат, но для поиска лучшей позиции времени не имелось. Одну за другой Ваня кинул три противопехотные гранаты. Все три РГД-33[2] угодили в цель, но Т-IV остался невредимым. С таким же успехом можно было колотить кувалдой по броне вражеского танка, неуязвимой для 140 граммов тротила и тысячи мелких осколков.
У Вани осталась последняя гранта – РПГ-40[3]. Этой внушительно выглядевшей штуковиной, напоминавшей видом своим большую банку тушёнки, из дна которой торчала ручка от большого молотка, можно было гарантировано поразить бронетехнику, чья броня не превышала 25 мм. Гранатой также можно было смело снести гусеницы любому танку.
Ивану пришлось ползком покинуть свою нынешнюю позицию. Чтобы прицельно метнуть свою «болванку» весом в 1200 грамм щуплому подростку требовалось занять более удобное и, желательно, безопасное место.
Не успел юный боец проползти и пары метров, как где-то сбоку со свистом разорвалась мина. Взрывной волной с головы сорвало шапку, а секундой позже что-то раскаленное и неимоверно жгучее обожгло левую руку.
Тысячи расплавленных иголок, ржавых гвоздей, длинных спиц одновременно пронзили локоть и плечо. От нестерпимой и раздирающей боли Ваня вскрикнул. Детский голос, искаженный страданием, утонул в какофонии грохочущего вокруг боя.
Иван глянул на раненую руку и понял, что дело совсем плохо. Рукав ватника уже обильно пропитался кровью – тёмной и медленно расплывающейся во все стороны от покалеченного локтя.
Левая кисть бессильно повисла, Ваня не ощущал её и не мог пошевелить. Сама боль всего за пару секунд стала пульсировать с такой силой и интенсивностью, что едва не лишала сознания, заставляя вскрикивать и стонать.
У раненого мальчика имелся во внутреннем кармане индивидуальный перевязочный пакет. Однако на то, чтобы достать его и перевязать рану, пришлось бы потратить драгоценное время, которого в запасе не имелось ни секунды.
От чудовищной и нестерпимой боли, а также от кровопотери Ване стало совсем плохо. Он уже едва мог ползти на правом боку, толкаясь вперёд здоровой рукой, в кисти которой была зажата увесистая граната.
Раненый подросток с горечью и безнадёжным отчаянием понял, что от разрывающих его изувеченную руку болевых импульсов он вот-вот лишится сознания. Ваня также отчётливо понимал, что сил на точный бросок гранаты у него больше нет. Слёзы душевной боли и невыносимых физических страданий потекли по его щекам, перепачканным сажей и пороховой гарью.
И вдруг головной Т-IV изменил своё направление, решив объехать разрушенную до основания кирпичную трансформаторную будку. Совершая свой дугообразный манёвр, танк двинулся прямиком на Ивана. На глазах его блестели уже слёзы радости за предоставленный судьбой шанс расквитаться с фашистской нечистью за все свои беды и страдания – прошлые и нынешние.
Грохоча и лязгая своими узкими гусеницами, что в мелкую крошку и пыль дробили фрагменты кирпича, черепицы и прочего разбросанного строительного материала, Т-IV уверено двигался к намеченной своим командиром цели.
Вот он – стальной гитлеровский зверь цвета мышиной шерсти, прёт вперёд, не ведя преград, крутя своей прямоугольной башней и шевеля длиной пушкой в поисках очередной жертвы...
Немецкие танкисты не знали, что судьба их боевой машины уже предрешена русским мальчиком-героем. Ни механик-водитель, ни стрелок-радист, что сидели впереди, не видели того, за кучей щебня, которую танк старательно огибал, притаился маленький, но беспощадный к ним противник.
Почти теряя сознание, борясь с дурнотой и неимоверной слабостью, превозмогая боль и отгоняя туман перед глазами, Иван собрал последние силы свои в кулак. Он выдернул чеку зубами, прижал гранату к телу и прыгнул, оттолкнувшись ногами, прямо под дребезжащие траки ближайшей к нему гусеницы.
Грохот от разрыва гранаты был слабо различим в общей канонаде, заглушавшей все прочие звуки и шумы в районе завода. Заряда гранаты хватило на то, чтобы разворотить саму гусеницу, ведущее колесо и сдвоенный передний каток. Россыпь осколков пробила днище танка, раздробив ноги механику-водителю и смертельно ранив заряжающего.
Т-IV неподвижно и понуро застыл среди заводских развалин, так и не прорвавшись к заветному правому берегу Волги, до которого оставалось теперь уже меньше двухсот метров...
Подвиг 14-летнего Ивана Фёдоровича Герасимова до сих пор не отмечен ни одной из многочисленных военных и государственных наград своей Родины, во имя свободы которой он геройски и самозабвенно пожертвовал собственной жизнью в один из самых критических и переломных моментов Сталинградской битвы.
К счастью, подвиг Ивана не был полностью предан забвению. Имя юного красноармейца Герасимова выбито в Зале воинской славы мемориального памятника-ансамбля «Героям Сталинградской битвы», расположенного на Мамаевом кургане.
В волгоградской средней школе № 3, что выстроена в непосредственной близости от места гибели Ивана Герасимова, установлена в его честь памятная доска. В селе Новодугино[4], что расположено в Смоленской области, именем молодого героя названа одна из улиц.
О подвиге Ивана ещё в 1973 году была написана повесть «Иван – я, Фёдоровы – мы»[5]. Эту книгу написал Алексей Яковлевич Очкин – тот самый 20-летний лейтенант, руководивший одним из наиболее важных секторов обороны Сталинградского тракторного завода 14 октября 1942 года.
Очкин не только уцелел в том достопамятном бою, но и по приказу командования 112-й стрелковой дивизии ещё девять последующих дней держал оборону в заводских цехах. Он возглавил уцелевших бойцов своего полка, которых в общей сложности оказалось менее шести десятков.
Подразделение, возглавляемое Алексеем Яковлевичем, получило ёмкое, эпическое и вполне заслуженное неофициальное название – «57 бессмертных». Девять дней «бессмертные» бойцы защищали сборочный цех завода, а затем развалины расположенного рядом посёлка Нижний.
Позже на допросах пленные немцы утверждали, что безуспешно атакуя по 5-6 раз вдень позиции, обороняемые Очкиным и его бойцами, они не сомневались, что им противостоит если не целая дивизия, то, по крайне мере, полк.
Лейтенант Очкин покинул поле боя, получив тяжелейшее ранение в голову. Пуля пробила ему лицевую часть черепа, войдя ниже глазницы, а выйдя через затылок. Подобные раны практически всегда влекли за собой летальный исход или тяжёлую степень инвалидности.
Однако доблестный защитник Сталинграда не только выжил, но вопреки всем прогнозам и печальной статистике уже в феврале 1943 года вернулся в строй. Как только зрение полностью вернулось к Алексею, он тут же выпросился у госпитального начальства обратно в свою часть.
26 марта того же года в бою у села Романово, что находится на западе Курской области, лейтенант Очкин повторил подвиг Александра Матросова, закрыв своим телом амбразуру немецкого ДОТа[6].
И вновь вопреки логике, смертельной статистике и вражеским пулям Алексей Яковлевич выжил, получив очередные тяжёлые ранения. Всего их за годы войны у храбреца-артиллериста будет 20!!!
Уже после Победы сам Василий Иванович Чуйков – Маршал Советского Союза, что в разгар Сталинградской битвы руководил доблестной 62-й армией, неоднократно с восхищением упоминал о подвигах своего подчиненного.
«Да, в тебе, Алёша, пожалуй, не меньше килограмма вражеских пуль и осколков!» – эту фразу несколько раз при личной встрече повторял Чуйков отважному офицеру, имевшему у подчиненных уважительное прозвище – «лейтенант Огонь».
21 сентября 1943 года, вновь не долечившись до конца, Алексей Яковлевич одним из первых в своём полку форсирует Днепр, захватив на правом его берегу небольшой плацдарм. В этом бою старший лейтенант получил очередное тяжёлое ранение, которое едва не завершилось ампутацией ноги, из-за развившейся гангрены.
Алексей категорически отказался от ампутации и... не только выжил, но и вновь досрочно, фактически сбежав из госпиталя, вернулся на фронт. Последний год войны он провёл не менее геройски, командуя артиллерийской батареей гвардейской истребительно-противотанковой бригады.
Гвардии капитан Очкин отличился при форсировании Вислы и Одера, штурмовал Берлин и Прагу. В ходе боёв за столицу Чехословакии, Алексей был тяжело контужен. Это произошло через день после подписания Акта о безоговорочной капитуляции Германии и официального завершения Великой Отечественной войны.
По состоянию здоровья гвардии капитан Очкин Алексей Яковлевич был вскоре демобилизован после выписки из госпиталя. За свою героическую, образцовую и выдающуюся службу герой-артиллерист был награждён орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, Красной Звезды и Красного Знамени, многочисленными медалями, в том числе «За отвагу», «За взятие Берлина» и «За освобождение Праги».
Однако абсолютно заслуженной, причём неоднократно, медали «Золотая Звезда» и звания Героя Советского Союза гвардии капитан Очкин так и не получил. Ещё со времён Сталинградской битвы Алексей Яковлевич слыл поборником справедливости, настоящей офицерской чести и патриотизма.
Он не боялся говорить в лицо суровую и неприглядную окопную правду даже политработникам, от которых напрямую зависели представления к высоким и высшим государственным наградам.
После завершения войны Алексей Яковлевич окончил ВГИК, став в последствии соавтором нескольких сценариев и режиссёрских постановок знаменитого кинорежиссёра-фронтовика Григория Наумовича Чухрая.
Двум героям прошедшей войны много раз приходилось вести жаркую полемику на повышенных тонах с высокопоставленными чиновниками советского кино, продираясь сквозь дебри и железобетонные заслоны цензуры.
Как когда-то на фронте, послевоенная профессиональная репутация Алексея Яковлевича – предельно честного правдолюбца-патриота и поборника справедливости сыграла для него роковую роль.
В эпоху «брежневского застоя» во время празднования 20-летней, а затем и 30-летней годовщины Великой Победы гвардии капитан Очкин так не стал Героем Советского Союза. И эта вопиющая несправедливость произошла в ту пору, когда дряхлые кремлёвские старцы, всё больше впадавшие в маразм и стяжательство, систематически раздавали друг другу россыпи высших государственных наград.
Даже личное ходатайство маршала Чуйкова о присвоении Алексею Яковлевичу звание Героя Советского Союза встретило категорический отказ прогнившего насквозь бюрократического брежневского партийно-идеологического аппарата.
Ни в эпоху «перестройки и гласности», ни в последующие «лихие 90-ые», ни в канун 55-летия Великой Победы подвиги и боевые заслуги Алексея Яковлевича так и не были официально удостоены «Золотой Звезды». 16 февраля 2003 года Алексей Яковлевич Очкин скончался...
Есть слабая надежда на то, что в канун очередной – 80-й годовщины Великой Победы, пусть и посмертно, но Герой получит от Родины свою давным-давно заслуженную и выстраданную высочайшую награду.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] - официальное название бронетанковых войск Третьего рейха.
[2] - ручная граната Дьяконова образца 1933 года (военная аббревиатура).
[3] - ручная противотанковая граната образца 1940 года (военная аббревиатура).
[4] - Иван Герасимов родился в деревне Бурцево, что расположено в 3 км восточнее села Новодугино, являющегося районным центром Новодугинского района Смоленской области.
[5] - именно так дословно: «Иван – я, Фёдоровы – мы» ответил обнаруженный в воинском эшелоне Ваня Герасимов на вопрос кто он такой. Мальчик неоднократно повторял эту фразу с гордостью, ставшей своего рода визитной карточкой юного воспитанника 524-го стрелкового полка.
[6] - ДОТ – долговременная огневая точка (военная аббревиатура).
Все присутствующие в статье изображения символики Вермахта, частей СС, NSDAP, а также прочих военных, идеологических и политических структур нацисткой Германии, а равно цитирование высказываний военно-политических руководителей, самых разных представителей и современников Третьего рейха используются в данной публикации исключительно в историческом контексте и ознакомительных целях, а потому не являются и не могут служить какими-либо аспектами и элементами какой бы то ни было политической пропаганды, идеологии или агитации.
Все изображения, использованные в данной публикации, взяты из открытых источников Яндекс картинки https://yandex.ru/images/ и принадлежат их авторам. Все ссылки, выделенные синим курсивом, кликабельны.
Всем, кто полностью прочитал публикацию, большое спасибо! Отдельная благодарность всем, кто оценил материал, изложенный автором! Если Вы хотите высказать свою точку зрения, дополнить или опровергнуть представленную информацию, воспользуйтесь комментариями. Автор также выражает искреннюю признательность всем, кто своими дополнениями, комментариями, информативными сообщениями, конструктивными уточнениями, замечаниями и поправками способствует улучшению качества и исторической достоверности публикаций.
Если Вам понравилась публикация, и Вы интересуетесь данной тематикой, а также увлекаетесь всем, что связано с военной историей, то подписывайтесь на мой канал! Всем удачи, здоровья и отличного настроения!
ДЛЯ ПРОСМОТРА ПЕРЕЧНЯ ВСЕХ ПУБЛИКАЦИЙ КАНАЛА И БЫСТРОГО ПОИСКА ИНТЕРЕСУЮЩЕЙ ВАС ИНФОРМАЦИИ УДОБНЕЕ ВСЕГО ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ПУТЕВОДИТЕЛЕМ-НАВИГАТОРОМ (ПРОСТО НАЖМИТЕ НА ЭТУ ССЫЛКУ)