- Знаешь ли ты историю о Чёрном Дровосеке, Билли? Конечно не знаешь! Куда тебе прислушиваться к людям, повидавших свет. Однако, Билли, прижми хвост и не пытайся улизнуть, а послушай старого Гарри. Хорошие истории - не медяки. Руки не тянут, и всегда в цене.
Сейчас люди рубят деревья визгливыми бензопилами. А знаешь почему? Потому что не хотят слышать вопли леса. Лесорубы - палачи. Так то, Билли!
Я в твои года тоже имел крепкие руки, а мышцы, что вдоль позвоночника, моя жена называла стальным жилетом. А подался я в дровосеки потому, что работа на краю мира всегда хорошо оплачивается.
Нас, молодых новобранцев, привезли к лесу, выдали топоры.
Из времянки вышел мистер Харм, наш основной подрядчик. Хотел бы я знать, как он в дремучем лесу умудрялся лицо держать гладко выбритым, а сапоги блестящими. Оглядел он нас хмуро и так, с усмешкой, спросил:
- А что, ребятки, есть среди вас смельчаки?
Мы переглянулись.
- Тут в одном поганом месте надо делянку вырубить. Но простакам там ловить нечего. Сделаете, заплачу втридорога!
А я, Билли, ничего не боялся. Не оглядывался, как ты, при любом шорохе. Подумал, может там медведь какой расхаживает. Ну, так против топора его когти мне нипочём!
Смелых нас оказалось пятеро. Я, двое итальянцев, один парнишка, на тебя похожий, Джонни, и один джентльмен, который ни с кем не разговаривал. Одет был во всё чёрное. Словно пастор. Мистер Прист. Всё травинки, как козёл жевал, да сплёвывал.
Нам выдали лошадей, припасы и проводника из местных. Звали его Банни, но на самом деле имя его звучало по другому. То ли Белый Олень, то ли Снежный Лось. Гордое имечко, да вид у этого Банни был не гордый. Испитое лицо, опухшие глаза, гнилые зубы, трясущиеся руки. Местные на алкоголь были падки. А Банни аж трясся от вида бутылки.
Дня три ехали по тёмному лесу. Почти молча. Размышляли над тем, что нам мистер Харм наговорил на дорожку: «Начнёте рубить, меньше прислушивайтесь, меньше по сторонам глазейте. А ещё лучше, уши залейте воском и рубите!»
Когда делянка показалась в поле зрения, первый макаронник свалился с лошади и сломал шею. Мы не удивились. Может с головой у него не всё в порядке было ещё в его «Макаронии». Пришлось остановиться и похоронить бедолагу. Помню, товарищ его на своём молитву прочитал, мы скорбно постояли. Только мистер Прист, как мне показалось, ухмылялся и травинку жевал.
К ночи добрались до места. Мы были совсем уставшими уже, но ума хватило, чтобы понять - предыдущие лесорубы покинули бивуак в крайней спешке, побросав отличные топоры, продукты, котелки и даже ружья.
Банни сразу стал рыться в брошеных сумках, выудил из чужих сумок бутылку и сразу нахлебался вдоволь. Храп и пьяные бормотанья раздались над лагерем.
Собрав разбросанные вещи в кучу, мы соорудили лежанки и легли, не сговариваясь, поближе к костру.
Приснилось мне в ту ночь, будто с деревьев посыпалась листва и укрыла, словно одеялом. Так хорошо мне стало, тепло. И будто жена моя склонилась надо мной, обняла голову нежно и в самое ухо зашептала: «Беги отсюда, милый! Беги!» А потом как завизжит!
От этого визга голова чуть не лопнула, я и проснулся. Смотрю, а Джонни, парнишка, и второй макаронник по делянке носятся, выпучив глаза. Я подскочил, ничего не понимаю. А они орут, руками размахивают, словно у них хвосты горят. Тут и потеряли мы второго макаронника. Со всего маху втемяшился он головой в дерево, словно не видел его. Да так, что лоб то его треснул и голова на две части раскололась. Не поверишь, Билли, в этот момент я струхнул не по детски. Хотя и уговаривал себя, что на вырубку за деньгами могли и сумасшедшие люди приехать.
Поймал я Джонни, парнишку, за шиворот, тряхнул хорошенько. Смотрю, а он глаза закатил. Ясно, не видел, куда бежал. Что там белками глаз то увидишь! Начал я его по щекам хлестать, пока осмысленность на его физиономии не появилась. Тут я только приметил, что мистер Прист, пока эти дурни туда-сюда бегали, спокойно сидел у костра и травиночку пожёвывал.
Бросил я Джонни к его ногам, прижал к земле сапогом в поясницу и сказал «пастору»:
- Ну-ка, мистер, я вижу вы к чудачествам привыкши. Но присмотрите за парнишкой, пока я второго макаронного психа не похороню. Не хочу, чтобы волки припёрлись и спать нам мешали своим чавканьем.
Мистер Прист только кивнул.
Растолкал я пьяного Банни. Он помог мне собрать голову макаронника. Банни взял на себя всю грязную работу, хотя, думаю, мало понимал, что делал. Как только закончили, он, как телёнок к вымени, присосался к бутылке и затих.
Утро в лесу позже приходит, чем на равнине. Пока солнце проберётся сквозь листву, пока дымка от преющей листвы рассеется...
Джонни, парнишка, хоть и пришёл в себя, но ёжился у костра, бормоча несусветную чушь про то, как его чуть не утащили черти в ад. Слушал я его недолго. Понял, что лесоруб из него, не родившись, уже умер.
Поэтому и обратился к мистеру Присту:
- Хорошо бы дело сделать. Времени в обрез, а мы день потеряли.
- Не суетись, парень, - вдруг заговорил мистер Прист. - Дождёмся вечера. Ещё наработаешься.
Так и сидели мы втроём вторую половину дня. И казалось мне, что не листья шумят в лесу, а шепчут тысячи стариков и старух. Я даже задремал под это змеиное шипение.
Снова приснилась мне жена. Приснилась беременной. Вроде как подошёл я к ней, счастливый до невозможности. А она рубашку задрала и я вижу как бы насквозь, что в животе её бьются сотни сердец. А я думаю: «Куда нам столько детей?! Не прокормлю!»
Вечер в лесу приходит быстро. Ему деревья кронами помогают - свет гасят заранее.
Мистер Прист раздул угли, набрал их в котелок и на них каких-то трав набросал.
- Так ты хочешь заработать, парень? - обратился он ко мне. - Тогда привяжи малыша вон к тому дереву.
Я подумал, что «пастора» беспокоит, чтобы Джонни бегать не начал и на топор не нарвался. «Хороший человек», я подумал. Смотрю, а привязанного Джонни так корёжить начало, словно наизнанку выворачивать. Хотел я ему помочь, отвязать, но Прист поймал меня за плечо и сказал:
- Третья порция должна быть скормлена. Не суйся!
Через мгновение изо рта Джонни пошла чёрная кровь потоком и тело его замерло.
Потом мистер Прист сунул мне в руки горсть здоровенных гвоздей, взял свой котелок и давай им размахивать, точно священник. Нагнал голубоватого туману на всю делянку. Ходил меж деревьев и котелком размахивал. Словно паровоз.
Потом подошёл к пьянице Банни, усадил его, дал тычка в нос. Банни тут же очнулся.
- Пой! - рявкнул на него мистер Прист.
Банни беспрекословно завыл, раскачиваясь из стороны в сторону. А потом запел на своём, местном, собачьем.
Мистер Прист меня потянул в лес. Я и не сопротивлялся. К жене хотелось вернуться...
- Смотри, не зевай! - крикнул мистер Прист и снова котелком размахивать начал.
И увидел я, что, где его вонючий туман к дереву прижимался, в этом месте кора отступала, а внутри, среди волокон, лежал то ли ребёнок, то ли старичок. Свернувшись, как кошка в нитках.
- Что это?! - прошептал я.
- Души деревьев, - сказал Прист и сплюнул. - Они нам делянку не дадут вырубить. Нас поубивают. Это их «роща», логово. Я их усыпил временно. Торопись теперь, пока угли тлеют. Гвоздь в голову каждого вбивай... Или хочешь, чтобы Банни твои мозги с веток собирал?..
Не хотел я мозги терять. Сделал, как велено. До утра мы искали, в каких деревьях души сидят. Пока всех не нашли. Потом за неделю всю делянку подготовили. Через месяц Прист стал партнёром мистера Харма. Я дом в Шалуни купил, потому как у мистера Приста стал первым помощником. И плевать мне было, что назвал один подрядчик как-то мистера Приста Чёрным Друидом, который лес, как бы, предал.
Предал... Работа у него такая!
Кто-то рубить лес должен, Билли! Кто-то грязную работу выполнять обязан. Людям головы вот тоже рубить кому-то надо.
Ты не дёргайся, Билли! Третья порция должна быть скормлена...