... С того дня начал Матвей навыкать Василя делу. Для начала запретил ему домой бегать. Неча, мол, время проволакивать. Сам к отцу ходил. Хошь, мол, чтоб сын в люди вышел, отдавай совсем. Стал учить, как молот держать, как по железу бить, как калить, как отпускать. Ругался нещадно, грозился выгнать бестолкового, а все ж не гнал.
За делом даже и некогда было Василю с Палашкой погуторить. Дивчина прибегала два раза на день в кузню, приносила поесть. Встанет у входа, оглянет все смешливыми глазищами задорными и стоит.
- Ну, ступай, ступай отседова, егоза. Неча лясы точить, работать надо, - ворчал Матвей, притворно хмуря клочковатые брови, забирая узелок со снедью.
- Да я на чуток,- тоненьким колокольчиком отвечала девчонка, а сама зыркала на Василя исподлобья.
- Топай, топай, - прикрикивал дед, и Палаша убегала, подпрыгивая, в слободку.
А Васильке и недосуг. Работою боярин не обижал. День пролетал птицей. Кузнец у боярина был на все руки. Прочие либо оружие мастерили, либо брони, а матвеевы дела- и оружье, и кольчуги, ценились что золото, знатный мастер был. Что меч сковать, что рубаху связать. Прочие мастера работали артельно, а Матвей, как сына схоронил, никому секрета своего не выдал. Но то ране было. Теперь Матвей коыал мечи, да на продажу приработок- проволоки для кольчуг. День Василь ковал железа, вечер- тянул с дедом проволоку на кольчугу. А сам все приглядывал. Да вот незадача, заветное желание- выучиться ковать булат, никак не исполнялось. Дед ковал начисто в ночь, выгнав Василя в слободку, в баню. А кузня на отшибе стояла, на краю оврага, не подойти- чужого сразу видать.
Однако ж, не удержался Василь, к лету подал деду свой нож, по догляду за тем, как дед ковал мечи. Дед повертел клинок в руках, ударил ногтем, послушал глухой звук, пожевал губами, покачал головою. Василь с надеждой смотрел на него.
- На торгу полденьга- золотая цена ножу твому, - наконец сказал дед со вздохом.
- Отчего, дедушка?- поник Василь.
- Да оттого, что не слушашь меня!
- Я ж приглядывал. Все по-твоему делал.
- По-моему? Приглядывал плохо знать!- с досадой бросил дед.
- Научи, дедушка, - попросил Василь.- Научи. Я мастером хочу стать. Научи!
- Мастером,- по обыкновению поддразнил дед.- Я, покуда секрет спознал, до седых волос дожил. А ентот- эвон. Научи. А в чем суть клинка пулатного знашь?
- Ну, проволоки скованные гибки, но тверды.
- Всего-то? Была охота морочиться, кабы так, -усмехнулся дед в жидкую бороду.- И что мне с тобою делать?
Дед снова пожевал губами в раздумье.
-Скажи, дедушка Матвей. Я хваткой. Для чего с собою секрет забирать?
- Чаво? Ты меня уж схоронил, что ль, огрызок?- насмешливо воскликнул дед. Василь сообразил, что сказал лишка, весь сжался- сейчас погонит.
-Иэхх... ну, слушай. Глянь!
Дед сорвал на улице лопух, провел по нему клинком василькова ножа. Лопух с краю согнулся, потом прорезался-порвался. После взял саблю, что ковал сам, провел- разрез получился ровный, без зазубрин.
- Вишь?
- Вижу.
- И что видишь?
- Что свой плохо точил.
- Дубина, иже еси протяженно сложенная. Не в точеньи прок. Твой нож сколь не точи- так и останется. Суть шама[1]- железа два. Одно твердое, другое мягкое. Клинок и прочен, и гибок враз, понятно? Есть еще одно: кады харлуг точишь, мягкое железо стачивается, а твердое остается. Получаются зубья махонькие, глазом не узришь. Потому и режет пулат одним махом. Уразумел?
- Уразумел, дедушка. А как сделать то? Я ж то же делал.
- Делал он. Отпускал как? Калил как? А? То-то. Делал. Две проволоки сварил- диво. Железо-то у тебя едино. Баловство, а не харлуг.
- А как сделать, чтоб одно железо твердо, другое нет?
- На зуб попробуй, дурья башка. Слушай, не встревай. Видал за кузней яма с водою? Что там?
- Железа. Проволока.
- Кака проволока?
- Ржой побитая. Ненадобная.
- Эт ты ненадобный. Ржа- она что? Железо. А ест ржа железо мягкое. Кады такое железо куешь, ржа сгорает, твердое железо остается. Уразумел, мастер?
- И всего-то?- удивился Василь.
- Ишь ты, всего-то!- засмеялся дед.- Все, да не все. Сваришь ты два железа в горне, что дале?
- В воду, знать,- отозвался Василько.
- Вот и спортил вещь, растыка!
- А что ж? Так оставить? Так мягкое ж будет железо.
- Будет... дубинушка,- вздохнул дед.- Сын мой, царствие ему небесное, сам догадался.
Дед долго глядел в темный угол кузни, будто выглядывал что заветное. Василь, не дыша, глядел туда же. Вквозь щели бревен косо пробивались лучи закатного солнца, пыль клубами плыла в них, будто красные облака.
-Ладно-сь,- наконец, вздохнул Матвей.- Ночью не ходи в слободку.
Он взглянул на через притвор на небо:
- Ночь лунная ныне, худо. В самый раз до полуночи.
...Уже в сумерках не дыша Василь проскользнул в кузню, остановился у бадьи с водою, не зная, что делать теперь.
Притворив дверь, дед, оборотился в угол, где стояла закопченная икона, долго молился. Встав с колен, зачем-то закинул икону тряпицей, после прошел к верстаку, в темноте, из-под сваленных в кучу железин достал полоску, тускло сверкнувшую в свете красноватом горна.
- Харлуг,- выдохнул восторженно Василько.
- Цыц!- грозно буркнул кузнец. Василько затих.
- Не харлуг то. Еще раз двадесять расковывать надо. Потуши!- снова шикнул он, когда Василь зажег светец.
- Так не видать же ничего,- возмутился он.
- Для того и ночь безлунная надобна,- тихо отвечал дед.- По колору железо харлужное куется. Днем не увидать.
Он положил полоску в горн:
- Гляди.
Василько впился глазами в железо. Покуда полоска нагревалась, он не смел и слова молвить, лишь едва заметно качал меха.
-Пулат, он горячего не любит. Нельзя передержать. Только вишневым займется- тут жа ковать.
- Как, деда, ковать-то? Не раскуешь таковский, - возразил Василь.
- Оттого и ценно, что пулат в себя силу твою берет. Так и расковываешь, покуда не падешь. Подавай!- почти шепнул кузнец.
Василько щипцами подхватил едва занявшуюся полоску, положил на наковальню углом, как научал дед. Матвей взмахнул молотом, с выдохом опустил на полоску, та нежданно спружинила, вывернулась, будто живая, из щипцов, едва не в лоб деду. Василь обомлел, но дед только зыркнул сердито. Василько подхватил с земли тлеющую полоску, снова положил на наковальню. И пошло: железо пружинило, не желая сковываться. Только удара с десятого начало мало поддаваться, сворачиваться в полоску поуже. До полночи, покуда не вышла луна, успели сковать полоску единожды. Василько присел у наковальни, ноги тряслись, сердце выпрыгивало из груди. Дед чувствовал себя не лучше.
Отдышавшись, Василько зачерпнул из кадки воды, подал деду.
- Аа, кхе-кхе,- осипшим голосом прокашлялся Василько.
- Про…проволоки?- ухмыльнулся дед, едва дыша.- То для уводу глаз. Тож вроде харлуг. Тока даже не шам это. Недоделок. Для детей боярских красоваться. Заправдашний хоросан[2]- во, где наломаесси.
- Сколь же такой меч ковать-то?- Василько едва ворочал языком.
- Ковать- то не диво. До сотни разов сковывать-перекручивать. Главно- железо как сварить. О том отдельная хитрость. Увидишь. Да как готовый клинок отпустить-закалить… Так-то, мастер. Домой иди, коль мочи маешь. Завтрева… ин - нынче к ночи приходи. Хлеба возьми дён на пять. Палашке скажи, до лесу пойдем, она знает. Ступай. Я тута сосну…
[1] Шам- самый низкий по качеству булат светло-серого цвета.
[2] Хоросан- булат высшего качества. Отличается темным, почти черным, цветом и строгим рисунком.