Певица, 44 года, Лондон
Я до сих пор не поняла, кто я — звезда или знаменитость.
Ро-шин. Так произносится мое имя. Оно ирландское и даже слишком ирландское. Оно настолько ирландское, что англичане не знают, как его произносить. На английских радиостанциях они вечно называют меня Розин.
Не люблю интервью. Я стараюсь говорить только тогда, когда мне есть что сказать.
Когда мне было лет 14 или 16, моя мать думала, что я глотаю какие-то наркотики. Но я не притрагивалась к наркотикам до 18 лет. Просто моими друзьями были актеры, музыканты и художники.
Музыки в моем детстве было немного. У отца было странное представление о гигиене. В конце каждой недели он наполнял ванну горячей водой до краев, а потом плюхался в нее на пару часов с бутылкой вина и орал старые песни так громко, что было слышно по всему району.
Если в детстве твои родные, выпив, начинают гоняться за тобой со страшными лицами и заставляют тебя еще раз спеть «Не плачь по мне, Аргентина» (песня из мюзикла «Эвита». — Esquire), вряд ли ты когда-нибудь захочешь связать свою жизнь с музыкой.
Я не считаю себя профессионалом. Я никогда не была певицей. Я — это просто эксперимент.
Moloko (британская группа, существовавшая с 1994 по 2006 годы. — Esquire) стало началом моих отношений с музыкой. Все, что я сделала после этого, можно просто считать чередой приключений.
Любой музыкант рано или поздно задает себе один вопрос: почему, черт возьми, я делаю то, что от меня ожидают.
Мой новый альбом называется Hairless Toys (англ. «Лысые игрушки». — Esquire). Критики говорят, что это одно из худших названий десятилетия. Но моя музыка никогда не метила в топ-10. Так что терять мне нечего.
Я мать двоих детей, и это значит, что я давно уже могу делать то, что хочу. Дети освобождают твою голову от огромного количества препятствий.
Мне кажется, феминизм сегодня движется в противоположных направлениях одновременно — два шага вперед, три шага назад. Женщины, может, и вошли в парламент, но их все равно продолжают оценивать по возрасту, комплекции и умению быть красивыми в глазах публики. Поэтому я всегда говорю, что вижу лишь какие-то жесты и намерения, но не вижу перемен.
Не стесняйтесь говорить обо мне «красивая» и «сияющая».
Не могу сказать, что я не хипстер, потому что, черт возьми, я один из них. Это как мой друг сказал мне как-то «я не хипстер», а вся его комната с пола до потолка была заставлена кассетными магнитофонами, которые он купил в интернете. Я сказала ему: «Да ты сумасшедший. У тебя тут целая передвижная лавка чертовых магнитофонов, один из которых был сделан в 1970-е для слепых, и ты говоришь, что ты не хипстер? Ты точно спятил».
Люди неверно понимают значение соцсетей. Если я зарегистрировалась в очередной соцсети, это не значит, что я должна рассказывать людям скучную херню про свою жизнь.
Я люблю делать огромные скрэпбуки с вырезками из газет и журналов, потому что это помогает мне думать. Ведь главное — это найти способ черпать энергию, а не бесконечная работа над ошибками, как кажется многим.
Большинство моих самых любимых композиций невозможно описать. Как вы опишете Radiohead?
Музыка является отправной точкой многих великих событий и многих великих решений. Уже пару тысячелетий на хорошие и плохие дела люди вдохновляются музыкой.
Забавно, что люди всерьез пытаются измерить жизнь такими вещами, как деньги или успех.
Я могу спокойно сходить в Tesco (сеть супермаркетов. — Esquire) и остаться неузнанной, если, конечно, не надену какую-нибудь кофту с плечиками из восьмидесятых.
Сложнее всего перестать делать то, что делать нельзя.
Я привлекаю тех, кого привлекает музыка.