Однажды я встретил Новый год в самом центре тайфуна. Признаюсь, до сих пор пробирает дрожь, когда вспоминаю те долгие часы посреди свирепого, разбушевавшегося океана.
Воспоминания бывалого путешественника об опасном приключении в канун Нового года: Яцек ПАЛКЕВИЧ, польский путешественник, писатель
Однажды я встретил Новый год в самом центре тайфуна. Признаюсь, до сих пор пробирает дрожь, когда вспоминаю те долгие часы посреди свирепого, разбушевавшегося океана. Ночь напролет мы отчаянно боролись за живучесть корабля и за собственные жизни, ни на миг даже не вспомнив про елку и Санта-Клауса. Зато сейчас понимаешь, как все в мире относительно. И как нужно ценить возможность просто жить, просто видеть рядом самых родных и близких людей, просто радоваться каждому наступающему утру.
Это случилось 45 лет назад, накануне наступающего 1974-го. В то время я был вторым помощником на сухогрузе «Эмеральд», плавучем железном гробу, каких много ходит под дешевыми флагами. Панама и Либерия, Кипр и Мальта предоставляют судовладельцам возможность недорогой регистрации судна, не предъявляя строгих требований по части безопасности судна и экипажа:
31 декабря мы были в Южно-Китайском море, в 600 милях от Тайбея, столицы Тайваня, когда отказал один из двух двигателей, впрочем, и другой тоже работал неважно. Вот тогда и застиг нас тайфун с красивым женским именем «Селия». Барограф чертил линию, уходящую наклонно вниз. Окраска закатного неба — насыщенно-пурпурная, с фиолетовой каймой по кромке океана — отчетливо указывала на приближение тропического циклона.
Царь и бог на судне, опытный морской волк капитан-итальянец поручил боцману готовить сухогруз к шторму. Едва команда разбежалась по местам, как небо затянули черные тучи, а шквальный встречный ветер остановил ход судна. Поднялись огромные волны. Наш робкий и тщедушный, стесненный ржавыми бортами мир будто затаился, притих в ожидании неизбежного нашествия стихии.
Вскоре разразился настоящий ад. В кромешной тьме не было видно ничего, кроме клочьев белой пены. Волны обрушивались на палубу, кузнечным молотом били в переборку, заливали брызгами стекла рубки. В какие-то моменты ливень ограничивал видимость до нуля. «Дворники» бессильно елозили по стеклу, но даже если бы они позволили наблюдать ад за окном, от этого легче точно не стало бы. Наводили ужас вой ветра, разгонявшегося до 12 баллов по шкале Бофорта, грохот исполинских волн и грозовые всполохи. Судно водоизмещением 8 тысяч тонн, будто щепку, швыряло из стороны в сторону.
Во мраке ночи воображение множило страхи и опасности, мерещилось вмешательство темных адских сил. Палуба уходила из-под ног, и казалось, невидимый исполин тянет судно назад, в бездонную пучину. Через ровные промежутки корпус «Эмеральда» с грохотом сталкивался с водяной горой, зависал на невероятно долгие мгновения на вершине, а потом проваливался в пустоту. В небытие. Спустя мгновение падение прекращалось, судно снова врезалось в стену воды и сотрясалось от носа до кормы, от киля до клотика. Каждый такой удар грозил повреждением обшивки и течью. А могло быть еще хуже: видавшая виды посудина попросту могла переломиться на волне и мгновенно уйти в пучину вместе со всей командой. В мире каждый год случаются десятки таких трагедий. Для судна, по сути беспомощного перед буйствующей стихией, любой шторм — это бескомпромиссная, упрямая борьба за выживание.
За штурвалом наш штурман-хорват, просоленный ветрами, не отрывал глаз от виндрозы и шепотом читал молитву. Из-за малой мощности двигателя и ограниченной возможности маневрирования он с огромным трудом удерживал нос навстречу волне. Одно неверное движение, запоздалая реакция — и судно могло развернуть бортом и сразу же перевернуть вверх дном.
На мостике мы нервно прикуривали то и дело гаснущие сигареты, пытаясь в горячем дыме растворить тупое ощущение бессилия. Надо было за что-то крепко держаться и балансировать корпусом на расставленных ногах, чтобы приноровиться к провалам и кренам. Но не это самое трудное. Куда мучительнее терзающее душу чувство страха. Не верьте рассказам о беззаветных героях, встречающих задорной песней смертельную опасность. Все моряки переживали и переживают страх, сталкиваясь с мощью природной стихии. В штормовом море не бывает атеистов. В критические моменты люди обращают мысли к небесам, только вера в Бога и в чудо поддерживает в сердце надежду…
Ближе к полуночи из трюма стал доноситься лязг, который не сулил ничего хорошего. Это сорвавшийся с креплений груз начал перемещаться в одном ритме с ударами волн. Доносился жуткий скрежет, когда стальные обручи ящиков терлись о металлическое дно трюма. Выдержат ли переборки? Не пробьет ли многотонный ящик дыру в борту? При каждом серьезном крене я, затаив дыхание, с ужасом ждал, вернемся ли мы в вертикальное положение или груз в трюме сместился настолько, что судно, повинуясь беспощадным законам физики, ляжет на бок и больше не поднимется…
В какой-то момент нас вдруг вынесло в «глаз» циклона. Видимость стала хорошей, в воздухе повисла странная, невероятная тишина, только водяные горы вздымались и опускались при полном штиле. Кажется, бог морей сжалился и дал перевести дух. Но мы знали, что впереди ждет новое испытание, потому что тайфун только набирает еще большую силу. Спустя час циклон передвинулся, и буря на нас обрушилась с новой мощью. Пошли третьи сутки безумного метания и рева вихря, полные проклятий, молитв и надежд:
И вдруг под утро ветер затих, и тайфун угомонился так же внезапно, как и пришел по наши души. Накатывавшие с разных сторон волны еще были большими, но настроение заметно улучшилось, сил не было, но угнетенность и боязнь уступали место надежде. Измученные люди наконец-то вспомнили, что на календаре уже 2 января. И все, кто был свободен от вахты, спустились в кают-компанию поздравить друг друга с Новым годом и чудесным спасением.
Веком ранее в этих водах ходил на торговом судне помощником капитана Джозеф Конрад, сын сосланного в Вологду польского дворянина, впоследствии классик английской литературы. О море и моряках он умел писать, как никто другой. Однажды один из героев его книги сказал: «Шторм — это всего лишь ветер и волны, любой приличный корабль должен с ним справиться».
Наш видавший виды отчаянно храбрый «Эмеральд» справился. Но тот Новый год я не забуду до конца жизни.