Продолжается спор, звучат аргументы "за" и "против" смерти пленника. Милосердие клирика и жесткость мага, разум Эсы и вера Роланда... Кто сдастся первым?
- Ну что ж, если ты, Роланд, готов принять ответственность за всех, кто умрет подобным образом, - Лео снова кивнул на свежую могилу, - от этого совершенно беззлобного воина, то давай отпустим его. Но их кровь, боль, отчаяние слезы, - а, я подозреваю, не один десяток мужчин, детей, женщин, стариков погибнут от рук этого, безусловно, сильного бойца, - будут на тебе. И, что уж там, видимо, на твоем боге. Я, извините, не склонен отпускать извергов, которые абсолютно не задумываясь предали беззащитных путников зверской смерти. А она именно зверская, Роланд. Это вовсе не честный удар в сердце, это длинная и мучительная казнь. Причем, - Лео кивнул на пояс дикаря, - Не необходимая, а так... местный обычай - украшать себя чужими скальпами. Кто больше собрал, тот и лучше.
На какое-то краткое мгновение Роланд утратил свой напор. Чувствовалось, что он заколебался, особенно, бросив взгляд на связку скальпов. Но затем собрался с мыслями.
- Это, конечно, варварство. Но зеленокожих правилам войны никто не обучал. Свои у них правила... пока свои. А что касаемо ответственности - я знаю, что беру на себя. И я верю, Лео. Твоё искусство - от разума. А я - только Верю. И больше ничего.
Он помолчал.
- Я верю, что у нас есть шанс. И, может, именно я... мы... спасём много жизней. Мужчин. Женщин. Детей. Беззащитных путников. Я знаю, что вы можете быть не согласны со мной. Но я не могу - и не хочу поступать иначе. Эса... ты ведь понимаешь меня? Одна песчинка способна стать лавиной. Я хочу, чтобы этот зеленокожий стал той самой песчинкой, которая сломает этот дьявольский механизм вечной кровавой тризны!
Эса покачала головой.
- Нет, Роланд. Не понимаю. Он служит злой богине и сам сказал, что он и его народ продолжат убивать, пока могут. Это значит, что сняв веревки, мы убьем многих невинных. Я не хочу за это отвечать.
Лео, в свою очередь, усмехнулся и перевел предположения Роланда орку.
- Ну давай послушаем, что скажет наша птичка, - сказал он клирику. - А вообще, бешеных собак и чумных крыс убивают. Не из жестокости - а чтобы не погибли многие. Я не хочу отвечать за чужую боль. И я не выпущу маньяка. Если кто-нибудь не гарантирует, что на его руках больше не будет невинной крови. Или не возьмет на себя всю полноту ответственности.
- Но, убив его, мы никак не сможем остановить эту бойню. Он же донесёт мою мысль до своего вождя. И потом я смогу лично прийти к правителям, чтобы понять, как можно закончить этот круговорот смертей. Земли тут хватит на всех, но хватит ли у нас воли не убивать друг друга ради неё? - задал вопрос Роланд.
Он сел, и словно бы вся усталость мира навалилось на святого отца.
- Он не знает, что такое милосердие. - тихо сказал клирик, - Его надо этому учить. Но вы то знаете. Решайте сами. Я не буду его убивать.
С каждым словом из Роланда будто уходило что-то. Он привалился к камню, взял флягу, и вновь стал пить. Вода потекла по подбородку, и омыла солнце, висящее на груди. И казалось, будто даже оно вдруг стало сумрачным и безрадостным.