«Разбои и грабёж,— сказал Карл Маркс, обращаясь к этому периоду истории человечества,— единственная цель испанских искателей приключении в Америке».
А недостатка в таких искателях не было. Авантюристы, бандиты — всякая нечисть хлынула на Американский континент. Их не интересовали природа, животный мир. Земли, хозяйственные возможности, культура Нового Света, им нужно было золото, которое они надеялись не добывать из земли, а отнимать, уничтожая того, кто им владел.
«Золото было тем магическим словом,— говорится в сочинениях Ф. Энгельса,—которое гнало испанцев через океан. Золото — вот чего первым делом требовал белый, как только он ступал на вновь открытый берег».
Лавры Кортеса не давали покоя другому такому же хитрому, алчному «герою». Звали его Франсиско Писарро. За несколько лет до похода Кортеса, в 1509 году, с разрешения короля Фердинанда испанцы решили создать колонию на побережье современной Венесуэлы. Они поторопились назвать её Кастили де Оро, то есть Золотая Кастилия. Пришельцам, однако, не пришлось там хозяйничать: золота они не нашли, а болотный климат и отравленные стрелы индейцев заставили их убраться. Остатки отряда бежали из Золотой Кастилии на корабле под командой Писарро.
Другой разбойник — Васко Нуньес де Бальбоа увлёк за собой Писарро. Вместе они бесчинствовали на Панамском перешейке, грабя туземное население. От вождя индейцев узнали они, что за высокими горами находится огромное море и все реки, впадающие в него, несут с собой золото. Путь туда хотя и опасный, но не длительный. Услышав это, Васко Бальбоа встрепетал: шутка ли, открываются возможности преподнести испанской короне новый океан и сказочную золотую страну! Сколько славы и почестей, сколько богатства! 1 сентября 1513 года он начал поход и 25 сентябри достиг Великого океана. Но слава —это не главное, ему нужно было и золото. Индейцы побережья приносили испанцам горсти ценнейших жемчужин, которые впоследствии украсили короны испанских королей. О золоте они сказали, что его много в стране Биру, расположенной к югу от них. Бальбоа готов был устремиться в указанном направлении, но... но в это время губернатор Педрариас возбудил против него дело о поднятом якобы мятеже, Бальбоа был арестован своим ближайшим другом Франсиско Писарро, и после скорого суда голова узника скатилась с плахи.
Писарро явно не везло: он много путешествовал, отважно сражался, проявляя исключительную энергию, жестокость, вероломство, хитрость, но золото в его руки не попадало, хотя он был значительно старше Кортеса, как по возрасту, так и по проведённому в Америке времени. Но наконец счастье ему улыбнулось. Организованный им поход в Биру, то есть в Перу, привёл его в богатое и могущественное государство инков, Оказавшись перед лицом превосходящих сил противника, Писарро, долго не раздумывая, пригласил инкского правителя Атауальпу, а когда тот, ничего не подозревая, прибыл, взял его в плен.
Поняв, что испанцам нужно золото, Атауальпа решил купить себе свободу. Плененный владыка обратился к Писарро и сказал, что за свободу даст столько золота, что оно закроет пол в помещении, где его содержали, размером шесть на четыре метра. Все испанцы недоверчиво переглянулись: возможно ли это? Их молчание Атауальпа посчитал знаком того, что этого недостаточно. Тогда он пальцем на стене показал уровень, до которого намерен наполнить золотом помещение. Дружный хохот солдат не смутил только Писарро, наслышанного о сказочных богатствах этой страны. Он тут же провёл красную черту на стене и приказал писцу запротоколировать обещание пленника. Отчаявшийся Атауальпа при этом клялся серебром наполнить соседнее помещение. Гонцы разнесли все концы обширного государства приказ царя: доставить золото и золотые изделия из храмов, дворцов. Послушные инки с золотом устремились в лагерь Писарро. Шли недели. Пленник и его тиран нервничали. Желая приблизить день своей свободы, Атауальпа предложил направить испанских гонцов с охранными грамотами в столицу государства Куско и в храм Пачамак, где много золота, принесённого в дар паломниками. Гонцы вернулись с новым грузом. По современным подсчётам, всего доставленного золота было на 72200000 золотых рублей. Львиная доля досталась самому Писарро. Считая, что этого достаточно, вероломный завоеватель инсценировал суд над Атауальпой и умертвил его.
А тысячи инков шли в лагерь Писарро с золотом и серебром для выкупа своего правителя. Весть об его убийстве распространилась моментально и драгоценности были немедленно спрятаны. Писарро понял, что он зарезал курицу, несущую золотые яйца. Чтобы получить что-нибудь еще, надо действовать стремительно и с безудержной решимостью. Писарро двинулся к столице инков Куско, а его сподвижник Бенальказар на север, в столицу нынешнего Эквадора. В руки Писарро попала богатая добыча, а Бенальказар пришёл к разрушенному и сожженному городу Кито. Один из полководцев Атауальпы — Румяньяуи шел с огромным караваном золота в лагерь Писарро, но, услышав весть о смерти повелителя, вернулся в Кито, провозгласил себя главой государства и собрал силы для отпора. Потерпев поражение, он отступил и сровнял город с землёй. Пять тысяч инков ушли из города, унося огромные ценности. Бенальказару повезло: Румяньяуи попал к нему в плен. Однако золото тот успел спрятать, и никакие пытки не могли заставить его сообщить местонахождение клада. Сам Писарро не вернулся в Испанию. Возмездие настигло его в стране, которую он разорил. Так алчность колонизаторов, жажда золота разрушила другую цивилизацию Американского континента.
Ореолом славы окружили буржуазные историки испанских конкистадоров (завоевателей), таких, как Кортес и Писарро, приписывая им не только воинскую доблесть, но и распространение цивилизации среди «диких народов». Церковь благословляла и разрушение городов и массовое истребление индейцев.
Современник этих событии епископ Лас-Касас был одним из немногих, может быть, и единственным служителем церкви, поднявшим протест против бесчинств завоевателей. «Они шли,— писал этот человек о конкистадорах,— с крестом в руке и ненасытной жаждой золота в сердце».
Христианская церковь, призывающая блюсти себя в посте и воздержании, проповедующая, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в рай, отнюдь не пренебрегала земными благами. Наоборот, богатству церквей и роскоши папского двора завидовали многие царствующие особы. Церковь освящала разбой и грабеж. Если это касалось золота, она находила всевозможные оправдания для нарушителей не только божеских, по и человечески законов. Это относится не только к христианской церкви, а и ко всякой другой: языческой, магометанской, буддийской, — как древней, так и самой новейшей.
В эпоху великих географических открытий по воле папы римского все новооткрытые земли на западе должны были принадлежать Испании, на востоке — Португалии. На основании этого решения Испания и считала себя полным хозяином Американского континента. Португалия же устремилась к Индии с востока, в обход Африканского материка. Беспримерное плавание Васко да Гама составило триумф португальского мореплавания. Был наконец найден морской путь в Индию. Лишь сравнительно недавно стало известно, что столетием раньше подобный и не менее важный морской переход свершён китайскими мореплавателями. Семь морских экспедиций провели китайцы за 28 лет, и каждый раз число участников было в 150 раз больше, чем у Васко да Гама. Флотилия Чжен Хе представляла собой целую академию дальнего плавания: на ней были и моряки и воины, купцы и переводчики, знатоки счётного дела и лекари, писцы п плотники, кузнецы и конопатчики, не считая пассажиров, профессия которых соответствовала роду их будущих занятий на вновь открытых землях. «Корабли драгоценностей» - так называли флотилию Чжен Хе.
Китайцы завязывали торговлю с народами тех берегов, у которых приставали их корабли. Интересовались их хозяйством, ремеслами и со многих брали дань золотом, жемчугом и златоткаными поясами, присягу на верность писали на золотых листах.
На Цейлоне китайцы встретились с царем — ревностным блюстителем буддийской религии. Такие животные как слон и корова, были предметом поклонения цейлонцев, О том, чтобы есть говядину, на Цейлоне нельзя было и подумать.
Убить корову означало совершить такое преступление, кара за которое — смерть. Ничто не могло отвратить наказание от такого святотатства. За этим ревностно смотрели служители культа и сам царь. Какой бы ни был нелепый, с нашей точки зрения, закон, но он был закон и выполнялся неукоснительно. Однако... однако все же находилась для преступника возможность спасти свою голову. Для этого нужно было представить выкуп: коровью голову, отлитую из чистого золота. Перед золотом в бесчеловечном обществе не мог устоять ни закон, ни догмы религии.
Преклонение это приняло самую извращённую форму в католической церкви, когда она стала продавать так называемые индульгенции. Купивший такую бумажку мог со спокойной совестью идти на грабёж, убийство: ему заранее отпускались грехи перед богом и людьми.
Сколько бы ни было много золота у ацтеков и инков, но этот источник ни мог не иссякнуть. Многим авантюристам приходила в голову мысль поискать колото в недрах завоёванных стран. В конце XVII столетия действительно были обнаружены богатейшие россыпи Бразилии. В связи с этим открытием В XVIII веке мировая добыча золота резко повысилась.
XIX век — век развития капитализма, век внедрения в промышленность, транспорт и другие отрасли хозяйства машин; он показал невиданный до того времени рост золотодобычи. Прежде всего это было золото Сибири и Урала, и открытие его послужило причиной открытий в Америке. Об этом мы расскажем позже.
В середине века потрясающим было открытие калифорнийского золота. Калифорния первоначально, как и многие земли американского континента, принадлежала испанской короне. Со временем испанские колонии стали откалываться от своего великого покровителя и становились самостоятельными. Калифорния стала принадлежать Мексике. В середине столетия Калифорнию охватила золотая лихорадка. Великий писатель-гуманист Марк Твен назвал открытие золота в Калифорнии национальным бедствием Америки. «Погоня за богатством, связанная с золотоискательством,— писал он,— породила ту жажду денег, которая стала сегодня привычкой, ту жестокость, тот цинизм, которые представляют собой дни нашего времени».
В сентябре 1838 года в форту Ванкувер появился бежавший из Швейцарии капитан гвардии Иоганн Август Зутер. Северо-западные берега Северной Америки в то время были освоены отважными русскими мореходами. Столица Русской Америки была в Ново-Архангельске, на острове у Аляски. В Северной Калифорнии стояла русская крепость форт Росс, которая местным испанцам и индейцам казалась несокрушимой. Предприимчивый капитал решил заняться торговлей хлебом и добился концессии на участок земли при впадении в океан реки Сакраменто сроком на десять лет. Планы его, видимо, простирались далеко, так как он основал крепость, которую назвал Новой Гельвецией, и завёл собственную гвардию. Уже на следующий год Зутер добился у недальновидного царского правительства России продажи ему форта Росс в рассрочку. Солдаты, канаки и мормоны Зутера заняли русскую крепость. Все имущество: здания Русско-Американской компании, мельница, кирпичный и кожевенный заводы, рогатый скот — все стало по контракту принадлежать Зутеру. Предпринимателя заинтересовала выгода торговли лесом с Соединёнными Штатами. Дюжего плотника мормона Джемса Маршалла он отправил па постройку лесопилки в селении Колома, где уже находились два механика.
В январскую ночь 1848 года в проливной дождь, задыхаясь не столько от бешеной скачки, сколько от охватившего его волнения, плотник примчался из Коломы к своему хозяину. Зайдя с ним в отдельную комнату, он запер за собой дверь и вытащил из кармана горсть песка, в котором блестели жёлтые зерна. Он рассказал Зутеру, что нашёл золото в канаве, которую готовили для спуска пруда. Это было неожиданно, почти неправдоподобно. Зутер тут же промыл песок: сомнения нет — это золото. На следующий день Зутер прискакал на место находки. Действительно, это золото, какого ещё не бывало — оно лежит чуть ли не на поверхности. Зутер созвал всех рабочих, свидетелей открытия, и упросил их хранить находку в тайне до тех пор, пока будет построена лесопилка.
Одна женщина не утерпела — поведала тайну прохожему и даже дала несколько крупинок золота. В посёлок пришёл какой-то белый с мальчиком-индейцем. Увидев, как дети одного рабочего играют самородками, отобрал их, а приехав в Новую Гельвецию, потребовал у кабатчика на это золото водки. Пьяный выболтал все подробности. Той же ночью кабатчик украл коней Зутера и примчался в Колому, где, припав к канаве трясущимися руками, стал промывать песок.
Рабочие кожевенного завода, индейцы, канаки, мормоны со всеми своими жёнами — все бросили Новую Гельвецию и помчались в Колому. Ревели некормленые быки и коровы Зутера, осыпались хлеба, а старатели не считались ни с какими законами, хватали лошадей Зутера, кололи его скот на мясо, разбивали строения, выламывали мельничные жернова. Уже через три недели многие из них поскакали к Тихоокеанскому берегу с доверху набитыми седельными сумками.
Телеграф и газеты разнесли весть о калифорнийском золоте по всему миру, и со всех концов земли через моря, земли, горы, реки в Калифорнию устремились люди. Из одного только Нью-Йорка в бухту Сан-Франциско прибыло сто кораблей. Полчища жаждущих плыли из Германии, Франции, Англии, Испании. Кто-то огибал всю Южную Америку, кто-то, более нетерпеливый, избирал опасный короткий путь по суше. Если бы кто-нибудь мог тогда посмотреть на подходы к Коломе с высоты птичьего полёта, то он увидел бы целый ряд движущихся черных лент: к обетованному берегу шли толпы переселенцев. Тысячи их гибли в пути не от золотой, а от обычной лихорадки. Одна предприимчивая компания срочно начала строить железную дорогу через Панамский перешеек. Вокруг Коломы вырастали деревянные бараки старателей. Не реке Сакраменто, там. где была Новая Гельвеция, вырос город — столица старателей. Кабатчик, укравший коней Зутера, после своих поисков в канаве, рассудительным умом своим совладел с приступом золотой лихорадки и решил добывать его более надёжным и давно уже испытанным способом. За щепотку золотого песка в его кабаке старатели брали стаканчик водки, а за стакан кофе платили четыре щепотки. День и ночь и кабаке шла игра в рулетку и карты. В пьяном угаре и табачном дыму перед старателями танцевала возлюбленная Людвига Баварского. От старателей она получала больше золота, чем от короля.