Как-то долгим дождливым вечером, когда по крыше стучал дождь, когда гремела гроза и было отключено электричество, в большой кухне собственного, недавно построенного дома собралась наша семья: дед мой Иван Николаевич, бабушка Евдокия Матвеевна, я и несколько соседских мальчишек.
Был конец августа, последние перед школой денечки, и мы не могли наиграться. Мы сидели у печки, подкидывали в огонь поленья, ворошили угли. Бабушка сидела рядом со свечой, что-то штопала. Дед, по обыкновению, лежал на кровати и слушал ребячью трескотню, пересыпанную сюжетными цитатами из Стивенсона, Гоголя, По, Одоевского. Наконец он не выдержал и рассказал нам такую историю.
Случилось это в середине 30х годов. Умирала в деревне колдунья. Который день шумела гроза. А по деревне все бегала и бегала черная собака, кидалась к прохожим и проезжим. Это колдунья искала себе преемника. Каждую ночь в деревне не пели петухи – время остановилось.
Колдунью в деревне жалели. Колдунья была добрая. Беды от нее не было. Все ее знали и шли к ней по любому пустяку, просили помощи, в основном врачебной. Занять же ее место никто не решался. Но вот на третью ночь деревню разбудил отчаянный лай собаки и дикий, душераздирающий кошачий крик. Затем наступила тишина, дождь прекратился, сквозь рваные тучи мигнули утренние звезды, и один за другим в деревне запели петухи. Все поняли - появилась новая колдунья. Но кто она и какого будет нрава – этого тогда еще никто не знал.
Первая женщина, забившая тревогу, обратила внимание, что ее буренка стала вечером давать молока не больше стакана. На полуденной дойке – положенные семь литров, а вечером – стакан.
Тут что-то не так! – подумала женщина и решила сама встретить свою кормилицу. В первый же вечер, когда она пришла за ней на выгон, увидела, как от коровы метнулась черная кошка и скрылась в высокой траве.
Потом другая хозяйка, отпирая коровник, напугалась черной кошки, юркнувшей мимо нее из коровьего стойла. А корова не дала ни капли молока после ночного отдыха.
Обеспокоенные хозяйки стали стеречь своих любимиц. И действительно, на какое-то время неприятности прекратились, но потом все началось с новой силой.
Вот тут-то бедные женщины и обратились за помощью к деду моему Ивану Николаевичу как к человеку бывалому, две войны прошедшему, ни черта, ни чоха не боящемуся.
Но дед только посмеялся над ними и велел лучше ухаживать за скотиной. Ведь бабушкина Зорька продолжала исправно доиться.
Но пришел черный день и на наш двор: как-то утром бабушка вернулась в дом с пустым подойником. Обратились к ветеринару, но тот посоветовал то же, что и дед – незадачливым соседкам. Тут-то дед и понял (зная, как бабушка ухаживает за скотиной), что дело нечисто.
Ночью он устроился в сарае на сене рядом с коровьим стойлом. Не стану описывать, как он боролся со сном, но его мучения были вознаграждены: за полночь в окне мелькнула гибкая кошачья тень. Дед вскинул глаза и встретился взглядом с огромной черной кошкой. Кошка спокойно выдержала человеческий взгляд и опустила свой огненный взор на шею деда. Вдруг она вся ощетинилась, зашипела, стала драть дерево когтями, словно готовясь к прыжку. Инстинктивно дед прикрыл шею руками и почувствовал под ладонью нательный крест. Рывком выхватил он его из-под рубахи, кошка отпрянула и исчезла в темноте.
Наутро Зорька дала полный подойник молока, зато в курятнике был устроен настоящий погром. Однако на некоторое время кошачий разбой прекратился, дело забылось, но через какое-то время все началось сначала. Дед опять заступил в караул. Сколько раз он видел в окне коровника кошачий силуэт. Зеленые горящие глаза осматривали стойло и всегда останавливались на том месте, где прятался сторож. Кошка шипела и уходила.
«Что она, сквозь стены видит, что ли?» - сокрушался мой дед Иван Николаевич.
Как-то в городе Павлове, куда дед завербовался на все лето возить глину для формовки, на заводе повстречался ему один человек. Был он, как тогда говорили, «бывший служитель культа». Зарабатывал он себе на жизнь тем, что эту самую глину и копал. Вот ему-то дед и поведал о деревенской беде и о своей бесплодной охоте.
- Ты крест носишь? – спросил бывший поп.
- А как же! Вот! – дед отвернул ворот рубахи.
- Следующий раз пойдешь ее караулить – сними. Она крест-то в темноте видит.
Когда осенью дед вернулся в родную деревню, то узнал, что редкая корова доится как положено. Как ни страшно было, дед снял крест и пошел сторожить Зорьку. На четвертую ночь опять увидел черную кошку в своем коровнике. Заглянув в помещение, она не увидела для себя опасности и прыгнула вниз, где и была схвачена. Кем бы ни являлась кошка, а силы ее и человека были не равны: дед высек ее основательно и обрезал уши. И все-таки кошка вывернулась, а в руках деда остался только черный платок.
Утром бабы, собравшиеся обсудить ночную историю, платок узнали сразу и всем скопом пошли к дому на околице посмотреть на его хозяйку. Та встретила их неприветливо. Она с трудом передвигалась по избе, руки прятала под фартук, голова ее была перевязана так, что виднелись только глаза. Но глаза эти были страшны! Бабы ничего не осмелились говорить колдунье, да ничего говорить и не требовалось: не прошло и трех дней, как дом на околице опустел - ведьма уехала из этих мест.
Но для деда моего Ивана Николаевича на том история не закончилась. В конце сороковых, уже после Отечественной, в далеком сибирском городе дед хлопотал о патенте для частного извоза и по этому случаю посетил местное райфо. Там он повстречал свою знакомую ведьму. Сидела она в обшарпанном, но отдельном кабинете, что-то разрешала, а что-то запрещала. Черный платок укутывал ее голову, закрывая уши. Узнали они друг друга сразу. Глаза служащей так и загорелись злобой. Но дед только усмехнулся и приложил руку к груди, где под косовороткой висел нательный крест. Колдунья сникла и безропотно подписала поданную бумагу. Дед, выйдя из кабинета, спросил вахтершу:
- Что это у вас начальница в такую жару в платок укутана? Не больна ли?
- Нет, - ответила дежурная. - Ушей у нее нету. В гражданскую еще от колчаковцев пострадала, бедняжка.