Мне снилось что я молод: лет 20-25 или около того. Я был солдатом, на мне была то ли серая, то ли бурая шинель, вещмешок, какая-то вроде винтовка. Мне надо было попасть на поезд и на ж/д вокзале я подошёл к группе офицеров, куривших около состава. Я назвался и изложил свое дело, предъявил какие-то бумаги. Они не без колебаний разрешили мне ехать в товарном вагоне. Я прошёл через зал ожидания, полный солдат, мы обменивались какими то репликами. Они были настроены ко мне не то, чтобы враждебно, но настороженно, их лица были недружелюбны. Я оказался в грузовом вагоне, уселся в углу, на каких-то ящиках. Поезд тронулся и я достал из вещмешка картонную папку на тряпичных завязках. В папке лежала небольшая пачка листов - часть исписаны от руки, часть - покрыты машинописным текстом. Я перебирал бумаги. На машинописных листах был какой-то текст в духе Гумилёва: что-то про монголов, про Русь, про Степь. От руки были записаны стихи, мои, судя по контексту сна.
В реальном мире я когда-то писал стихи, в определённый момент некоторые из них даже начали мне нравиться. А потом я пришёл к пониманию, что честно говорить о мире можно только просто перечисляя предметы, из которых он состоит, остальное будет ненужным украшательством, привнесением себя туда, где меня быть не должно. Сюжетом, которого не должно быть. Я попытался написать так, и у меня не получилось. Через какое-то время я сознательно перестал сочинять, решив, что не начну, пока не пойму, как. Это было лет десять назад. Я так и не понял.
Так вот в папке были именно такие стихи - перечисление предметов из которых состоит мир. Я, разумеется, их не помню. Там были голуби, наискосок через область зрения взлетающие с мостовой, вечерний свет, улица, пересекающий её человек, тени деревьев. Чисто композиционно, отчасти ритмически, стихи создавали удивительный и сильный эффект: простое перечисление предметов, их взаимного расположения и эволюций как бы потихоньку нагнетало торжественность, глубинный пафос некоей простой картинки так, что к концу стихотворения слова уже гремели наподобие самой торжественной музыки. И, ко всему, это были хорошие стихи.
А еще в этом сне у меня было совершенно особенное состояние внутреннего мира. Я был абсолютно собран, спокоен и уверен в том, что я делаю в данный момент и вообще. Я знал куда я двигаюсь, я понимал свою цель и знал, что надо сделать, чтобы достичь ее. Я понимал, насколько тяжело будет сделать то, что я намерен сделать и это наполняло меня весёлой злостью и предвкушением.
Теперь я не могу отделаться от иррационального ощущения, что если бы мне удалось написать такие стихи: перечень предметов, их которых состоит мир, которые при этом были бы хороши... В общем, я смог бы получить это состояние души, это спокойствие и собранность, это понимание своей жизни и своего пути. Я стал бы целостен, как был целостен там, в темном товарном вагоне, в шинели, в непонятную эпоху, в неясное время года, движущийся вперёд по своей воле и к своей цели.