В российский прокат выходит фильм, гремевший в Италии ещё в декабре. Речь, конечно, о «Пиноккио» Маттео Гарроне, и посмотреть эту картину — это прочувствовать сказку Карло Коллоди, почерк Маттео Гарроне и сущность настоящей Италии
Мастер Джепетто (Роберто Бениньи), может, и стар телом, но не душой. Испытывая серьёзные финансовые трудности, Джепетто вынужден перебиваться от заказа к заказу, а заказы в его жизни случаются совсем редко. Столкнувшись с бродячим цирком кукол, добрый и наивный Джепетто вдруг понимает, что может сделать самую красивую в мире куклу, чтобы ездить с ней по миру и безбедно существовать: это ли не ответ на все его проблемы! Джепетто бросается к Вишне (Паоло Грациози), у которого как раз завалялось одно крайне необычное полено, и так начинается история о Пиноккио (Федерико Иелапи), сыне Джепетто, созданном из дерева. Из-за своих строптивости и доверчивости Пиноккио умудряется попасть во множество хороших, плохих, а иногда даже шокирующих ситуаций, сталкивается со злодеями Лисом (Массимо Чеккерини) и Котом (Рокко Паппалео) и обретает своего единственного настоящего друга Фею (Алида Бальдари Калабрия/Марина Вакт), но самое главное — становится, пройдя все испытания и обернувшись телом и душой к отцу, настоящим мальчиком.
«Приключения Пиноккио. История деревянной куклы» — это, конечно же, не «Золотой ключик, или приключения Буратино», который ближе и понятнее нескольким поколениям наших соотечественников — в том числе благодаря большому количеству экранизаций в СССР (а затем и России). Второе произведение явилось так называемой «адаптацией» и было создано Алексеем Николаевичем Толстым по мотивам оригинальной сказки Карло Коллоди, иллюстративно зафиксированной Энрико Маццанти (оставляя за кадром вопрос этичности подобных заимствований, скажем, что тема эта в литературе сложно доказуемая и плодовитая: Лаймен Фрэнк Баум и Александр Мелентьевич Волков, Хью Лофтинг и Корней Иванович Чуковский, Палмер Кокс и Николай Николаевич Носов, из недавних времён — Джоанна Роулинг и Дмитрий Емец).
Фильм Маттео Гарроне «Пиноккио» (2019), который сенсационно прокатывается в Италии ещё с декабря (открытие — почти 3 млн долларов), а недавно был показан и на Берлинском кинофестивале в рамках программы Berlinale Special Gala, — это сказочный сон из иной реальности, в которую совершенно неожиданно доведётся погрузиться современному зрителю. Картина тонко работает с атмосферой, создаваемой маленькими, но заметными деталями: будь то не выраженная словами бедность мастера Джепетто, проигранная зарисовкой с его желанием отремонтировать хоть что-то в траттории, чтобы добыть немного денег, или доброта хозяина, так же с маскировкой истинных намерений приглашающего мастера подкрепиться. Фильм мастерски прост и удивительно сложен в одно и то же время: необходимая для усваивания информация считывается на всех представленных уровнях за какие-то секунды. Да, вот он, Джепетто, очень бедный, очень одинокий, но очень благородный и добрый крестьянин-работяга, он не будет просить милостыню, он всегда будет готов поработать за свой кусок хлеба. Дорогой зритель, разве ты можешь ему не симпатизировать!
Пиноккио, которого Джепетто создаёт из волшебного полена, — это сказочный герой с тщательно простороенной траекторией взросления. Это взросление возможно вследствие прохождения Пиноккио через препятствия, которые необходимы для постижения понятий «правильное/неправильное». Начинает Пиноккио откровенно плохо и симпатии, в отличие от Джепетто, в зрителе не вызывает. Да и о какой симпатии может идти речь, когда едва ли не самые первые слова наглого деревянного мальчишки — о том, что он не хочет никому подчиняться (в реальности фильма подчиняться родителям/старшим — беспрекословно правильно, что важное замечание), а с трудом добытый его отцом букварь он разменивает на монеты и развлечения. Пиноккио не только самовлюблён, эгоистичен и задирист, он ещё и глупец и манипулятор, даром что в экранной плоскости он ребёнок. Так себе набор, сами понимаете. Гарроне начинает строить свой волшебный мир на не самом монолитном фундаменте, презентуя отрицательного героя, к которому испытываешь лишь гневливое отвращение, а затем начинает с ним качественно работать, — так, что переманивает в итоге зачарованного происходящими с героем изменениями зрителя на свою сторону.
Есть, однако, важные для упоминания моменты. Во время просмотра фильма необходимо держать в голове две вещи: фильм этот истинно итальянский (что нужно принять к сведению) и принадлежит перу и камере сказочника (что нужно прочувствовать). Из этого вытекает и необходимость пребывать в состоянии правильного восприятия фильма: «Пиноккио» — это сказка, во всей своей безумной, порой невероятно жестокой, а порой и душевно наивной сказочности рачительно перенесённая на экран.
Скажем об исконно итальянском стержне фильма чуть больше. Коммуникация между итальянцами сильно отличается от коммуникации между теми же условными русскими, что, конечно, не секрет. Здесь эта коммуникация выведена в абсолют: герои всплескивают руками, на все лады повторяют и так много раз повторённое, тщательно заботятся о том, чтобы собеседник застревал, как в трясине, в тоннах неодинаково подаваемой информации, одинаковой по своей сути, заканчивают друг за друга реплики, а также бесконечно аппелируют к вопросам доверия и уважения уровня «как же ты можешь такое говорить, когда говорить такое ну никак невозможно». Отличные тому примеры — сцена с «рождением» сына, когда непосредственный в своём лучистом счастье Джепетто в ночи выбегает во двор, чтобы делиться радостной новостью со всеми своими соседями (спят? проснутся!), или шедеврально составленные и исполненные разговоры Лиса и Кота. Большая заслуга фильма для иностранной аудитории в том, что он может очень хорошо погрузить в эту прекрасную среду суматошных итальянцев — разумеется, в том случае, если иностранец не будет тому препятствовать, пытаясь воспринять фильм с точки зрения универсально подогнанной под любую аудиторию картины, коих подавляющее большинство. Это, к слову, не плохо, просто иначе.
Второй важный для правильного восприятия фильма момент, уже упомянутый, — это сказочность, реализованная порой настолько гротескно — по сравнению с тем, что привычно для современного зрительского глаза (максимальная правдоподобность в отображении), — что может, прямо сказать, многих озадачить. За нечто подобное ругали недавно вышедших «Кошек» (2019), герои которых были восприняты частью публики полукошками-полулюдьми — не в самую положительную для фильма сторону. «Пиноккио» использует тот же концепт «нереальной реальности», но воздействует на зрителя с помощью более чем одного инструмента: да, экранные персонажи только что вышли из-за кулис не самого детского и необычайно авторского театра, но театр, который они забрали с собой, продолжает их окружать, не претендуя на реальность, а в итоге ей и становясь — в общей стилистике, цветовых решениях, прописанных репликах, музыкальном сопровождении (небезызвестный Дарио Марианелли), авторском, в конце концов, видении. Грим, который делался ежедневно часами и использовался для передачи необходимой сказочности (иногда — вместе с компьютерной графикой), был создан двукратным лауреатом «Оскара» Марком Кулиром и стал отличительной особенностью в создании волшебного мира. Фильм, если угодно, вполне можно воспринять и как неожиданно ожившую театральную постановку, мимоходом проходившую где-то неподалёку и неожиданно затянувшую зрителя в свою магическую плоскость.
Именно поэтому в фильме не следует искать единения в логике повествования (почему Сверчок не может рассказать Джузеппе, где Пиноккио? как можно жить внутри рыбы и не умереть при этом?). Фильм — это искусно созданная костюмированная сказка, сотворённая из оживших картин, и функционирует он по законам больше сказочным, чем фильмическим: героям разрешено быть недальновидными, глупыми и подверженными року, событиям — приводящими в тупик и простодушно-кровожадными, испытаниям — нелепо-обескураживающими, а иногда и жутковатыми. Именно поэтому у Гарроне и получаются настолько острые аллегорические характеры, которым для раскрытия хватает всего лишь нескольких секунд, и настолько богатое пространство, работающее на этих героев. Это очень бережно сотворённая итальянская экранизация истинно итальянской сказки: непосредственная, не заботащаяся о реакции зрителей, существующая в своей реальности и ей же потому и манящая. «Этим фильмом я завершаю своё путешествие по миру сказок, которое начал в «Страшных сказках», — говорит режиссёр. А жаль. Потому что если бы сказки умели говорить на языке кинематографа, они говорили бы фильмами Маттео Гарроне.